Спасти СССР! «Попаданец в пенсне» - Белоусов Валерий Иванович "Холера -Хам" - Страница 3

Из комнаты выглянула давешняя барышня. После того как она смыла с со своего круглого личика пару килограммов белил и румян, то стала выглядеть совсем юно…

– Да, мамочка… Дяденька Лаврентий, заходите, пожалуйста…

Берия осторожно шагнул за порог.

Комната носила все черты уютной, чистенькой бедности.

– Присядьте, пожалуйста, вот за стол, ничего, что на кухне? …Сейчас я вам картошечки, огурчиков… Да вы не волнуйтесь, у нас всё свое, не покупное!

Берия вдруг почувствовал, как его желудок громко забурчал, требуя любой еды – хоть чёрного хлебушка!

– А может, вам рюмочку?

Из цветного стекла, пузатенького графинчика потекла в гранёный стаканчик мутная, но весьма ароматная, пахнущая хлебом струйка.

– Гоните? – вздохнул печально Берия.

– Да господь с вами – зачем её, проклятую, гнать, она сама из аппарата течёт… А только как Мишка Меченый свой проклятый сухой закон ввёл – нам без этого никак нельзя! Хоть огород вскопать, хоть крышу починить – плата ведь одна. Пол-литра.

Берия недоумённо вздёрнул брови («Сухой закон? Они там что, совсем одурели?»)

– Да, и всё сейчас по проклятым талонам… и мыло, и сахар, и водка… А что, у вас разве не так?

Вот ведь гадство… А ведь как Он гордился тем, что мы – первые в Европе – отменили карточки… Значит, опять? Что же произошло? Война?

Цепкий взгляд Берии обежал комнату. На тумбочке, под телеприёмником («Неужели? И такой огромный экран!») лежала стопка растрёпанных журналов:

– А можно мне…

– Да смотрите, не жалко…

– Это, дяденька, всё старые – пояснила дочь хозяйки, – «Огонёк»! Но там и интересные статьи есть – например, про то, как Берия первоклассниц насиловал…

Лаврентий Павлович просто на несколько секунд онемел:

– Как это… как это насиловал?!

– Да так! Ездил по улице на машине, и как ему девочка понравится, так он её схватит, в машину сунет, и насилует, насилует… всех насиловал! И актрис, и студенток, и школьниц… Вы разве не читали?

Берия в смятении только покрутил головой:

– И где же он их…

– Да везде, дома или на работе!

Лаврентий Павлович тут так явственно представил реакцию своей любимой и горячо его любящей грузинской жены – если бы он как-нибудь разок привёз бы домой для половых утех схваченную им на улице студентку – и даже вспотел. От ужаса[6].

Или вот ещё лучше – на работе… Прямо во время перерыва в совещании!

Тут в приёмной сидят Курчатов, Келдыш, Королёв – а он… Прямо на столе для заседаний, отодвинув в сторону чертежи Р-7! Н-да. Ну и бурная же у кого-то фантазия. Узнаем, у кого – дайте только срок.

– Нет, дэвочка, не читал! И вообще – если бы Первый Заместитель Председателя Совета Министров снимал студенток прямо на улице – то товарищу Пронину пришлось бы вызывать конную милицию для обеспечения должного общественного порядка! Потому что они – эти студентки – всю проезжую часть тогда бы перегородили! чтобы их только заметили!

– Ну хватит, дочка, не болтай… давайте, Лаврентий?

– Павлович… Павлов! Павлов Лаврентий Павлович…

– Как премьер-министр, да? Давайте, Лаврентий Павлович, я вам в комнате постелю… Потому как в Москву вы до шести утра не попадёте… Да и что вам сейчас там делать? Метро-то закрыто, автобусы уже не ходят…

…Спустя четыре часа Берия снял пенсне и устало потёр переносицу.

Разложенные в четыре аккуратные стопочки – по датам, изданиям, и степени агрессивности, очень быстро – по диагонали, но досконально прочитанные им журналы и газеты были… Нет, они не были ужасны.

Привыкший чётко анализировать материал, Берия сразу уловил тенденцию…

Значит, так: отдельные перегибы и нарушения – перегибы, граничащие с преступлениями – преступления отдельных лиц – преступления системы. – И, наконец, ТАК ЖИТЬ НЕЛЬЗЯ!

Это была прекрасно разработанная и удачно срежиссированная пропагандистская кампания.

Но кем разработанная? Кто был главный кукловод?

Это требовалось установить… Но это потом.

Итак.

Задача – выжить.

Первое.

Вскрыть «консервы».

Ближайшие из них.

Пункт Один. Подмосковье. Село Кузьминки. Объект «Томка», маяк – старый дуб справа от моста через Кузьминские пруды, треугольник вершиной вниз.

Пункт Два. Москва. Метро «Сталинская». Стадион имени Сталина, маяк – лыжная база, ромб на входных дверях.

Пункт Три. Москва. Ростокино. Ростокинский переезд. Маяк – Мытищинский акведук, у пересечения им реки Яуза, овал на второй опоре…

Второе.

Войти в Систему… ну, это чуть потом.

Сейчас же – надо спать. Ровно сто двадцать минут.

Спать, сказал себе Берия.

И он дисциплинированно уснул.

19 августа 1991 года, шесть часов пятьдесят две минуты. Третий моторный вагон электропоезда номер 2212 «Куровская – Москва». Перегон между платформой «Ухтомская» и платформой «Ждановская». Платформу «Косино» электропоезд проследует без остановки.

За треснувшим стеклом окошка проплывал мокрый, неброский подмосковный пейзаж.

Из поднятой вверх длинной, в деревянной раме, форточки слетали вниз капли и приятно холодили лицо.

Берия задумчиво стоял, придерживаясь одной рукой за металлический полукруглый поручень на изогнутой деревянной спинке сиденья.

(«Вагон утреннего поезда – и так переполнен! Это не дело. Значит, люди не заняты на производстве в области, раз в Москву едут на работу…

Впрочем, сегодня, кажется, выходной?[7]

Значит, едут торговать на столичный рынок – вон у бабулек какие корзинки… Всё равно, это не дело! Что, в Подмосковье колхозных рынков нет?

Надо в этом разобраться…»)

Для Берии мелочей не было.

Снова и снова он перебирал в памяти прочитанное в мерзких журналах…

«Надо же… Значит, меня двадцать шестого, а? Спустя десять дней после моей смерти …как это звучит. Просто роман.

Хорошо, что хоть не десять лет спустя.

А Никитка-то, Свинтус, оказывается, герой… А? За руку он меня схватил. Это Никитка-то? Который меня до усрачки боялся?

И где? В самом Кремле.

И генералы – в кабинет с пистолетами ворвались, …а? Да со времён Хозяина НИКТО, хоть ты дважды маршал, не мог войти в «Корпус» с оружием! Все разоружались… и я тоже, в первую голову!

И они меня потом вывели в приёмную… а? Да у нас даже туалеты прикреплёнными контролировались – а вдруг закреплённому там станет плохо?

А потом меня закатали в ковёр и вывезли, надо же?

И часовой у ворот не потребовал накладную из Управления Делами? А вдруг этот ковер – бесценный хорасан? Да насрать часовому, что маршал Булганин ковёр везёт! Ему, солдату, под трибунал потом идти, а не маршалу Булганину!

Да даже если ковер и с накладной… что, так-таки никто и не потребовал его развернуть? А вдруг там внутри завернут крест с колокольни Ивана Великого?

Нет, тот товарищ, кто этот сценарий писал, – ЗНАЛ своё дело… Таких ярких маячков для будущих читателей понаставил! Чтобы любой, кто знает, КАК на самом деле обстоят дела, – всё сразу бы понял…

Но вот ковёр, ковёр… Наверное, ковёр всё-таки был.

У меня в кабинете на стене висел подходящий, ребята из Туркмении на мой юбилей подарили. Наверное, в него меня… то есть… слушай, Лаврик, будь честен… Мой труп и завернули. Привезли куда-нито, это дело показали Маленкову… Тот не стал поднимать бучу. Мол, меня уж всё равно не вернёшь, а державе позор. Десять дней потом делили власть. Дураки. И сволочи. Но прежде всего – какие они дураки!

Кстати, о дураках. Съездить надо потом в Красково. И найти участкового Гаспаряна, дада шени!»

Я уже говорил, что для Берии мелочей не было?

Зашипев тормозами, электричка стала под крытым навесом платформы. Народ схватил свои корзины и ломанулся к выходу.

Берия смешался с толпой. На противоположной стороне перрона, за горящими красными стёклышками турникетами, стоял синий поезд метро… Очень удобно, не мог не одобрить разумную вещь Лаврентий Павлович.