Дети Солнцевых - Кондрашова Елизавета - Страница 19

— Сегодня перловый суп и картошка! — произнес кто-то шепотом в задних парах.

— Vous devez parler francais! [61] — послышалось в ответ.

Произошло легкое движение. По рукам от пары к паре стало что-то передаваться, и, наконец, болтунье был вручен жестяной, выкрашенный черной масляной краской небольшой квадратик с белым номером посередине, с продернутой через отверстие в нем тоненькой голландской бечевкой.

Покрасневшая до ушей девочка беспрекословно надела бечевку через голову, так что квадратик очутился у нее на спине между лопаток и рельефно обозначился на белом фоне пелеринки.

— Это что? — прошептала Варя над самым ухом Нюты.

— Tais-toi! Молчи! — тотчас же перевела Нюта сделанное предостережение, прижимая руку Вари локтем.

— Ух, какие длинные! И сколько их! — не унималась Варя. — Раз, два, три, четыре, — стала она считать столы.

Нюта только еще крепче прижала ее руку к себе и погрозила ей пальцем.

Пройдя столовую старших, пары маленьких воспитанниц вошли в свою и, подойдя к длинному накрытому столу, стали разделяться, обходить стол по обеим сторонам, пролезая между ним и длинными узкими скамьями, и становиться у своих приборов. Пепиньерка заняла место на ближнем конце стола, а дальний, по-видимому, ждал хозяйку, так как на нем, кроме прибора, стояли еще две тарелки, наполненные кушаньем.

Воспитанницы становились в глубокой тишине, и когда все были в сборе, в столовой старших классов одна из воспитанниц-регентш [62] подала тон, и в больших комнатах столовой раздался стройный хор молодых и детских голосов. Пропели предтрапезную молитву, после чего в один миг поднялся такой громкий говор и шум, что сами говорившие не слышали своих голосов. Классные дамы захлопали в ладоши, чтобы обратить на себя внимание воспитанниц.

— Silence! Silence! [63] — слышалось во всех концах столовых.

Дамы переходили с места на место, унимали и стращали, но ничто не помогало, и в столовой старших говор не прекращался. Вдруг раздалось повелительное «Ш-ш-ш-ш!».

— Если вы сейчас же не замолчите, — закричала громким голосом одна из классных дам, — вы немедленно будете уведены отсюда без ужина!

Еще с минуту слышался неопределенный гул, а затем наступила тишина.

Тут отворилась дверь в буфет, и из нее вышли девушки в тиковых платьях. Они живо поставили на каждый стол по три большие оловянные миски с дымящимся супом. Воспитанницы, сидевшие напротив мисок, поставленных на концах стола и на середине, стали разливать суп.

В маленьком классе Нюта, как одна из лучших на счету у начальства, тоже сидела против одной из мисок. Она налила первую тарелку супа новенькой, затем стала наливать и передавать тарелки по заведенному порядку. Налив последнюю себе и садясь, она спросила Варю:

— Хочешь еще немножко супа? Я подолью.

Варя не ответила, Нюта взглянула на нее и к неописуемому своему удивлению увидела, что девочка спит сладким сном, опершись подбородком о тесно сжатые ручонки, положенные на стол возле тарелки с нетронутым супом.

— Бедняжка! Совсем еще малышка! Она устала! — заговорили дети, смеясь и с участием глядя на уснувшую маленькую товарку.

— Надо ее разбудить, ведь она останется голодной, — сказала одна из девочек.

Нюта и девочка, сидевшая по другую руку Вари, попробовали ее разбудить, но им это не удалось.

— Солнцева! Варя! Проснись! Мадам Якунина идет! — говорила ей над самым ухом Нюта.

— Проснись, мы уходим, Солнцева! Прощай! — громко говорили ей через стол другие девочки.

Варя поднимала голову, бессмысленно смотрела перед собой, видимо, делала усилие открыть глаза, но ее веки тяжело опускались, и голова падала на стол.

— Надо сказать мадемуазель Буниной, — решили дети. — Делать нечего!

Сказали пепиньерке. Та подошла к Варе и, тряся ее за плечо, попробовала разбудить громким голосом. Напрасно. Тогда она приподняла голову девочки. Варя открыла глаза. Бунина нагнулась к ней очень близко и строго сказала:

— Ну, ну! Без всяких штучек, сделай милость. Здесь нянек нет, чтобы за тобой ухаживать!

Она еще раз, и довольно сильно потрясла девочку, но Варя безмолвно опустила голову на стол.

— Очень приятно, нечего сказать!.. И нужно им этаких мартышек принимать! — проговорила пепиньерка с досадой и, дернув еще раз Варю за плечо, отошла от стола.

Скоро весть о «происшествии с новенькой» разнеслась по всем столам. Все были заинтересованы маленькой соней; все смеялись, жалели ее, а те воспитанницы, которые могли видеть стол, за которым сидела Варя, оборачивались и перебрасывались словами с сидевшими за ним.

Мадам Якуниной за ужином не было, и пепиньерке пришлось обратиться за советом к другой классной даме. Та, выслушав ее рассказ, подошла к нарушительнице порядка, но увидев спящую маленькую фигурку в траурном платье, добродушно улыбнулась:

— Смотрите, дети, чтобы она не упала!

И прошла в буфет, где несколько девушек были заняты мытьем и вытиранием тарелок.

— Послушайте, милые, — сказала она, — кто из вас может отнести в младший дортуар уснувшую за столом новенькую?

В ответ послышались три-четыре веселых голоса, с готовностью вызывавшихся нести девочку.

Классная дама выбрала самую рослую и сильную девушку.

— Спасибо вам, — сказала она, через плечо кивнув головой остальным. — Ты, Аннушка, молодец, по тебе и ноша, пойдем в столовую.

Аннушка улыбнулась во весь рот, оправила чистый белый фартук, вытерла руки и пошла за классной дамой.

Дети, с любопытством смотревшие на возвращавшуюся к их столу классную даму, зажужжали, как пчелы, а когда Аннушка нагнулась и стала поднимать Варю, многие из них даже встали, чтобы лучше видеть. Девушка подняла Варю на руки, положила ее как маленького ребенка, осклабясь, сказала: «Как перышко!» — и бережно понесла свою ношу наверх, где помогла Софьюшке раздеть Варю и положить в назначенную ей постель.

Глава VI

Непонятая героиня

Сдав Варю пепиньерке, Марина Федоровна вернулась в свою комнату, но не осталась в ней, а прошла в дортуар, отдала необходимые приказания горничной девушке и направилась в комнату мадам Якуниной. Подойдя к двери, она тихонько постучала.

— Entrez! [64] — послышалось в ответ, и в ту же минуту девочка лет двенадцати отворила дверь, торопливо присела перед вошедшей и крикнула:

— С’est m-lle Милькеев! [65]

— Я к вам на минутку, Елена Антоновна, — начала Марина Федоровна, подходя к дивану, на котором сидела классная дама. — Мне бы хотелось сказать вам несколько слов. Не пройдемся ли мы по дортуару? — сказала она, бросив взгляд на вертевшуюся у стола девочку.

Мадам Якунина, женщина лет сорока, с добродушным широким лицом, светло-серыми глазами и толстыми губами, поднялась с дивана.

Ее доброе, всегда спокойное лицо было в эту минуту бледнее обыкновенного. Она, видимо, волновалась и старалась не выдать своего волнения.

— Зачем же? — ответила она. — Что нам мешает остаться здесь?

Несмотря на то, что она сказала это совершенно спокойно, в ее тоне ясно слышалось сдерживаемое раздражение.

Марина Федоровна молча посмотрела на Леночку.

— Леночка, занимайся своим делом! — сказала Елена Антоновна, обернувшись к дочери и как бы делая ей выговор.

— Не лучше ли ей выйти? Я вас надолго не задержу, — сказала мадемуазель Милькеева, понявшая по оказанному ей холодному приему, что мадам Якунина уже предупреждена о случившемся и считает себя обиженной. — Мне необходимо передать вам нечто, касающееся вашей пепиньерки.

— Пожалуйста, я слушаю, — произнесла сухо мадам Якунина.

— Но я не нахожу удобным говорить о деле в присутствии воспитанницы, — сказала Марина Федоровна, понизив голос.