Заколдованная - Лоуэлл Элизабет - Страница 9

— Как поживает незнакомец? — резко спросил Эрик.

— Лучше, чем твой гончий.

— Может быть, в следующий раз Трабл прибежит сразу, как только Робби затрубит в рог.

— Сомневаюсь. У подростков мужского пола много страсти и мало мозгов.

— Я бы обиделся, не будь я давно взрослым, — сказал Эрик.

Эмбер округлила глаза.

— Правда? И с каких же пор ты взрослый, мой господин?

Улыбка мелькнула и угасла на красивом лице Эрика.Он молча ждал, когда Эмбер заговорит о том взрослом мужчине, который лежит у нее в хижине.

— Он проснулся, — сказала она.

Правая рука Эрика легла на рукоять меча, с которым он никогда не расставался.

— Как его зовут? — спросил он.

— Он не помнит.

— Что такое?

— Он не помнит никаких имен из прошлой жизни, даже своего собственного.

— Он просто хитрый, как лис, — возразил Эрик. — Знает, что попал в руки к врагу, вот и…

— Нет, — перебила Эмбер. — Он не знает даже, норманн он или сакс, крепостной или лорд.

— Что же, он околдован?

Эмбер покачала головой. Внезапное ощущение веса и блеска рассыпавшихся по плечам волос напомнило ей, что она еще не прибрала их как следует. Нетерпеливо тряхнув головой, она убрала волосы под капюшон своего плаща.

— От него не исходит чувство принуждения, — сказала Эмбер.

— Что еще ты почувствовала?

— Храбрость. Силу. Честь. Великодушие. Брови Эрика поползли кверху.

— Значит, святой, — сухо промолвил он. — Вот неожиданность.

На щеках Эмбер проступил румянец, когда она вспомнила, каким страстным желанием воспылал к ней Дункан; какая уж тут святость!

— Еще смятение, и боль, и страх, — твердо сказала она.

— А, так он все-таки человек. Какое разочарование.

— Эрик, сын Роберта Северного, ты дьявол! Он усмехнулся.

— Благодарю, Эмбер. Приятно, когда тебя по-настоящему ценят.

Эмбер засмеялась вопреки своей воле.

— Что еще? — спросил он. Ее веселость угасла.

— Ничего.

— Как это ничего?

— Ничего, и все.

Сокол распустил крылья, мгновенно уловив раздражение хозяина.

— Что он делает на Спорных Землях? — отрывисто спросил Эрик.

— Он не помнит.

— Куда он направлялся?

— Он не знает, — ответила Эмбер.

— Он под присягой у какого-то лорда или же ландскнехт?

— Он не знает.

— Раны Господни! — прошипел Эрик. — Он что, слабоумный?

— Нет! Просто он ничего не помнит.

— Когда ты его спрашивала, ты прикасалась к нему? Эмбер набрала полную грудь воздуха и коротко кивнула.

— И что ты чувствовала? — настойчиво продолжал расспрашивать Эрик.

— Когда он пытается вспомнить, получается какой-то хаос. Если не отступает, то видит ослепляющий свет и чувствует резкую боль…

— Будто удар молнии?

— Может быть, — сказала она.

Сузившиеся глаза Эрика стали похожи на янтарные щелки.

— Что с тобой? — спросил он через минуту. — Раньше ты никогда не говорила так неуверенно.

— Раньше и ты никогда не привозил мне человека, найденного в беспамятстве внутри Каменного Кольца, — ответила она.

— Ты жалуешься? Эмбер вздохнула.

— Прости. Я очень мало спала с тех пор, как ты привез его. Очень трудно было вызволять его из мрака.

— Да. Я вижу это по темным кругам у тебя под глазами.

Она слабо улыбнулась в ответ.

— Эмбер, скажи. Друг он или враг?

Это был как раз тот прямой вопрос, которого она все время боялась.

— Друг, — прошептала она. Потом честность и привязанность заставили ее добавить: — Пока к нему не вернется память. Тогда он станет тем, чем был до того, как ты привез его ко мне. Либо другом, либо врагом, либо вольным наемником, еще не присягнувшим никакому лорду.

— И это все, что ты смогла узнать о нем?

— Он не преступник и не дикий зверь, терзающий себе подобных. Несмотря на свой страх, он не причинил мне зла.

— Но…

— Но если память вернется к нему, он, возможно, не будет считать себя нашим другом. Или же окажется давно пропавшим кузеном, который будет счастлив вернуться домой. Только он сам может это сказать.

— Если память к нему вернется…

Эрик молча поглаживал своего сокола по блестящей спине, обдумывая услышанное. Неотвязное ощущение беспокойства пронизывало его мысли. Что-то тут было не так. Он знал это.

Он не знал лишь, что именно.

— А память вернется к нему? — спросил Эрик.

— Я не знаю.

— Так угадай, — коротко сказал он.

У Эмбер все похолодело внутри. Ей не хотелось и думать о том, что будет, если к Дункану вернется память. Если окажется, что он и враг, и любимый в одном лице…

Это разобьет ей сердце.

Не больше ей хотелось думать и о том, что будет с Дунканом, если память к нему не вернется. Он станет беспокойным, грубым, обезумевшим от оставшихся забытыми имен и неисполненных священных обетов, станет считать себя клятвопреступником.

И это разобьет ему сердце.

Эмбер стало трудно дышать. Такого бесчестия и таких мук она и врагу не пожелает, а не то что человеку, который покорил ее одним прикосновением, одной улыбкой, одним поцелуем.

— Я… — начала она, но тут голос ей изменил.

— Что с тобой, малышка? — спросил Эрик, встревоженный выражением обреченности, которое появилось в золотистых глазах Эмбер.

— Я не знаю, — сказала она прерывающимся голосом. — Может сотвориться столько зла. И так мало добра.

Жизнь тогда, может быть, даст богатые всходы, но смерть непременно потоком прольется.

— Может, будет лучше, если я возьму незнакомца к себе, в замок Каменного Кольца, — задумчиво произнес Эрик.

— Нет.

— Почему нет?

— Он носит священный янтарь. Он мой. Уверенность, прозвучавшая в голосе Эмбер, удивила и встревожила Эрика.

— А что если память вернется к нему? — спросил он.

— Значит, так тому и быть.

— Ты можешь оказаться в опасности.

— На все Божья воля.

Волна гнева накатила на Эрика. Сокол закричал, а лошадь беспокойно переступила и стала грызть удила. Эрик придержал лошадь и успокоил сокола, не отводя глаз под пристальным взглядом Эмбер.

— Тебя не понять, — сказал он наконец. — Я пришлю за ним оруженосца, как только мы вернемся с охоты.

Эмбер непокорно вскинула голову.

— Как тебе будет угодно, господин.

— Проклятье! Дьявол в тебя вселился, что ли? Я же только хочу оберечь тебя от человека, у которого нет имени.

— У него есть имя.

— А мне ты сказала, что он не помнит, как его зовут.

— Он и не помнит, — ответила Эмбер. — Имя дала ему я.

— Как его теперь зовут?

— Дункан.

Эрик открыл рот, потом захлопнул его, и было ясно слышно, как клацнули его зубы.

— Объясни, — потребовал он.

— Надо же было как-то его называть. «Темный воин» ему подходит.

— Дункан, — повторил Эрик ничего не выражающим тоном.

— Да.

Издали донеслись звуки рога, говорившие о том, что спустили собак, которые должны были поднять пернатую дичь на крыло. А потом за ней устремятся в небо птицы, сидящие на руках у рыцарей. Сокол на луке Эрикова седла беспокойно закричал, услышав знакомый зов к охоте, на которую его почему-то не взяли.

У них над головой раздался крик завидевшего добычу кречета. Эрик поднял голову, обшаривая безоблачное небо глазами, не менее зоркими, чем у любой ловчей птицы.

Маленький свирепый сокол стал камнем падать вниз, подобный темной молнии, ударившей с ясного неба; серебряные украшения на его путах сверкнули в солнечных лучах. Хотя стремительное падение сокола закончилось за каменистой возвышенностью, Эрик не сомневался в его исходе.

— Кассандра получит куропатку раньше, чем я добуду крякву, — сказал он. — Как всегда, полет Девы Мэриэн изящен и смертелен.

Эмбер прикрыла глаза и неслышно вздохнула с облегчением: Эрик больше не заговорил о незнакомце, которого она нарекла Дунканом.

— Кассандра придет к тебе на ужин, — продолжал Эрик. — И я тоже. Будь здесь. И позаботься, чтобы человек, которого ты зовешь Дунканом, тоже был здесь.