Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу


Лоуэлл Элизабет - Только моя Только моя

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Только моя - Лоуэлл Элизабет - Страница 20


20
Изменить размер шрифта:

— Я не вижу большой разницы между этими двумя процессами.

— В твоем исполнении разницы действительно нет. Скажите мне, ваша милость, когда слуги выполняли полезную работу в доме лорда Стюарта, чем занимались вы?

— Я читала, играла на скрипке, присматривала за людьми, вышивала…

— Слава богу, — прервал ее Вулф, — это уже что-то полезное. Означает ли это, что ты сможешь зашить рубашку, после того как раздерешь ее по швам под видом стирки?

— Что ты предпочтешь: вышить тебе инициалы, герб или цветы в якобинском стиле? — спросила Джессика радостно.

Вулф издал возглас, выражающий отвращение.

Джессика старалась не поднимать голову от корыта. Она знала, что увидит, если посмотрит на мужа: холодные глаза и суровую складку у рта. Именно таким он был постоянно в течение трех последних дней после того, как он напугал ее, пробежав языком по кончикам обожженных пальцев.

И все эти три дня она ходила с неизменной улыбкой, от которой у нее уже болело лицо.

К сожалению, сейчас болело не только лицо. Она чувствовала себя страшно измотанной, как после путешествия в дилижансе. Если она не качала воду для стирки и полоскания белья, она носила ее бадьей к плите, чтобы согреть. От плиты она тащила бадью под навес, наполняла водой огромное корыто, становилась на колени и начинала тереть и скрести каждую вещь. Обычно лишь на третий или четвертый раз после пристрастного осмотра Вулф был удовлетворен чистотой рубашки.

— Кажется, ты задала бедной рубашке такую трепку, что она больше не выдержит, — сказал Вулф.

— Я так не думаю, мой лорд. Она все еще недостаточно чиста.

— Достаточно, ваша милость. Это моя любимая рубашка. Виллоу сшила мне ее прошлым летом.

Звук разрываемой рубашки заглушил последние слова Вулфа.

— Джессика!

— Ах, ты только взгляни! Можно было надеяться, что образец добродетели выберет материал попрочнее. — Джессика вытащила разорванную рубашку из воды и отжала ее с видимым удовольствием. — Но у нас ничего не пропадет. Из этого можно сделать замечательную тряпку для уборки туалета.

— Ты маленькая ведьма! Да я…

Начатую фразу Вулф завершил проклятьем. Он отскочил в сторону, спасаясь от потока мыльной воды, хлынувшей к его ногам, после того как Джессика приподняла край корыта.

— Прости, ты что-то сказал? — спросила она.

Наступила зловещая пауза, во время которой муж и жена разглядывали друг друга. Затем Вулф улыбнулся. В ответ улыбнулась Джессика.

— Я думаю, что вашей милости пора научиться драить нечто более прочное, чем рубашка, — сказал Вулф.

— Это что же?

— Полы.

Улыбка сошла с лица Джессики, но затем была вновь восстановлена.

— Ага, еще один затейливый ритуал для жены. Я начинаю понимать теперь, мой лорд Вулф, почему американцы не имеют слуг. Жены им обходятся гораздо дешевле.

— Ты зря вылила теплую мыльную воду, — проговорил Вулф, отворачиваясь. — Теперь тебе придется все делать заново. Ты помнишь, где находится поленница?

— Отлично помню.

— Ну вот и скачи туда во все лопатки.

— Я тебе что, кролик? — спросила Джессика, с трудом сдерживая гнев. Вулф повернулся к ней спиной.

— Поспеши, мой медноволосый кролик. Днем мытье ничего не стоит, вечером это дороговато. Тот из нас, кому судьба не определила родиться аристократом, должен принимать в расчет и такие мелочи.

Легко сказать — подняться. Вулф едва сдержал невольный порыв помочь ей. Но все же сдержал и стал бесстрастно наблюдать, как она мучительно пыталась встать на ноги.

Несмотря на отчаянные усилия не показать слабости, из ее уст вырвался приглушенный стон. Вулф воспринял это как признак того, что он выигрывает единоборство характеров. По крайней мере, он так полагал. Вулф не знал, как долго он будет бить баклуши, а темные круги под глазами Джессики все расти и все темнеть. Тяжелая физическая работа по ведению хозяйства под его критическим оком забирала у нее последние силы, которые оставались после длительного, изнурительного путешествия.

Хотя Джессика и заманила его в ловушку, заставив жениться на ней, все же он сохранил слишком много добрых воспоминаний о прошлом, чтобы испытывать удовольствие, видя, насколько измотана она работой. И тем не менее он заставлял себя без содрогания смотреть на напряженные движения выбивающейся из сил Джессики. Ведь если он проявит доброту, это будет принято за слабость, что лишь затянет их брак и ее муки.

Но даже приказав себе быть сильным, он тут же сказал Джессике:

— Ты только произнеси заветное слово — и я никогда больше не позволю этим нежным рукам погрузиться в корыто для стирки.

Джессика выпрямила спину и вздохнула:

— Последний раз, когда ты сделал мне это предложение, ты отверг слово, которое я произнесла.

Вулф невольно улыбнулся, вспомнив это. Джессика заметила его улыбку и решила, что он не будет требовать от нее мытья полов.

Вулф прочитал надежду в ее лице, но он знал, что не должен уступать. Он молча взял бадью и подал ее Джессике. Он увидел одновременно и смятение в ее глазах, и то, как она гордо распрямилась, принимая бадью из его рук.

Вулф внезапно испытал невольное восхищение. Решимость Джессики превосходила решимость крепкого, сильного мужчины. Однако, как ни была бы она упряма, ее выносливость ограничивалась физическими возможностями. Но у него тоже есть упрямство. И он использует это оружие против нее. И победит, в конце концов.

Все, что ему сейчас нужно, — это преодолеть отвращение к себе, пока он истязает ее работой.

— Джесси, — сказал он мягко, — признай поражение. Ты не создана для того, чтобы быть женой рядового американца. И ты понимаешь это не хуже меня.

— Уж лучше быть твоей женой, чем лорда Гора.

Это правда: он не мог заставить себя сделать Джессике что-либо такое, что сравнилось бы с пьяной жестокостью лорда Гора. Это всякий раз ставило Вулфа в неравные условия, когда он начинал убеждать Джессику отказаться от нынешнего фиктивного брака.

— Лучше для тебя, но не для меня, — холодно возразил Вулф. — Нашлось бы немало женщин, которые стали бы мне более подходящей женой, чем ты.

— Не слишком обольщайся, — оборвала его Джессика, отворачиваясь. — Образцовые жены не так часто встречаются, чтобы их можно было срывать, как нарциссы весной, 

— Мне не нужна образцовая жена. Мне нужна нормальная жена.

— Добродетельной Виллоу повезло, что она уже замужем. Ее сердце разбилось бы, если бы она узнала, что даже ее потрясающие совершенства недостаточны для того, чтобы удовлетворить Дерево Стоящее Одиноко.

Вначале Вулф не понял, что имела в виду Джессика. Когда понял, то улыбнулся. Это был первый реальный признак того, что его постоянные похвалы в адрес Виллоу действовали на Джессику. Это был инструмент, с помощью которого он мог сокрушить ее непоколебимую уверенность в том, что их женитьба состоялась.

— Виллоу отличает страстность, — проговорил Вулф. — Монашкам этого не понять, а тем более не сравниться в этом.

Ответа не последовало, а вот насос в кухне заработал: это Джессика качала воду для мытья полов.

«Вперед, назад, вперед, назад, плюх в воду, нагнись, сильней, вперед, назад, вперед, назад…»

Джессика повторяла про себя эти слова, словно считалку, бессчетное количество раз, даже не осознавая того. Не отдавала она себе отчета и в том, как уже было поздно. Ее мир сжался до размера нескольких кирпичей, которые она скребла щеткой.

Первоначально кухня Вулфа показалась ей удивительно маленькой. Сейчас она была размером с бальную залу.

«Вперед, назад, вперед, назад, нагнись, сильней, вперед, назад…»

После захода солнца поднялся ветер. Сейчас он отчаянно завывал где-то под крышей, тыкал невидимым пальцем во все щели, настойчиво рвался в дом. Джессика негромко запела, чтобы заглушить душераздирающие вопли, которые будили ее ночью даже тогда, когда она забывалась тяжелым сном после изнурительной работы. Но как она ни старалась, ветер перекрывал все звуки.