За далью волн - Асприн Роберт Линн - Страница 71

— Государь, твоей жизни грозит и другая опасность. Одна.., ведьма.., она из далекой страны, дальше Сикамбрии, дальше Рима.., замыслила убить тебя. Она умеет менять обличье, и теперь притворяется кем-то из твоих придворных. Кем именно — я не знаю.

— От такого колдовства меня защищает Мирддин. Не будь это так, я бы уже умер раз сто. «О Боже, как же мне его убедить?» — Государь, окажи мне услугу! Не поворачивайся спиной к Мирддину. Я ему не доверяю… Я вообще не доверяю всем этим жрецам и колдунам.

— Сначала Кей, потом Бедивир, а теперь еще и Мирддин! Галахад, мое надежное копье, какой злой дух овладел тобой? Тебе мерещатся призраки за каждым полотнищем шатра!

Взгляд Артуса вернулся к карте. Питер заговорил было вновь, но тут же понял, что это бесполезно. Придется все решать самому. От Dux Bellorum помощи не дождешься.

«И удивляться нечего, — грустно подумал Питер. — Его империя трещит под порывами ветра, словно ветхая хижина. Теперь, когда Меровий мертв, лучшее, на что он может надеяться — это править Британией, да и это теперь под большим вопросом».

Питер поклонился и покинул шатер.

Выйдя из шатра, он ненадолго застыл на месте, покрепче укутавшись в теплый плащ. Приближалась зима. Снег и метели положат конец всем кампаниям. Артусу следовало изгнать ютов из Харлека одним ударом. Не получится — у них будет вся зима на то, чтобы как следует там закрепиться и запастись всем необходимым.

Питер поежился. Не от холодного ветра, нет.., из-за чувства неизбежности. Камелот ждала скорая гибель, хотя знали об этом только Питер.., и Артус.

Питер подул на руки и подумал — то ли разыскать походный костер и погреться, прежде чем вернуться к своему легиону, то ли поискать Мирддина. Кто он — Мирддин? Марк, Селли или вообще кто-то третий, неизвестно кто?

— Малыш, — произнес Питер вслух, но не сразу понял, кого сам имел в виду. Оказалось — Гвина, которому было поручено приглядывать за Мирддином.

Светловолосого юношу Питер нашел в шатре, где тот внимательно разглядывал атрибуты своего мужского достоинства. Питер кашлянул. Гвин покраснел, натянул штаны.

— Г-государь! Принц Ланселот! Во-от не ожидал!

Он побагровел и стал похож на помидор в шлеме из бананов.

— Итак? — требовательно вопросил Питер.

— А? Ах да, Мирддин. Он ничего не делал, государь.

— Ничего? Не ел, не спал, не мочился у дерева, ни с кем не разговаривал?

— О… О нет, конечно, он пару раз беседовал с Артусом, один раз с Кеем и один раз с Медраутом.

— Вот как? Наедине?

— А? Да, пожалуй, что наедине.

— Куриные мозги! Я ведь тебя как раз об этом и спрашиваю! Иисус, Мария и Иосиф, разве ты не знаешь, как подобает шпионить?

У Гвина был такой несчастный вид, что Питер смягчился.

— Послушай, сынок, ты пореже штаны снимай, ладно? Гвин радостно кивнул и снова покраснел.

— Докладывай мне обо всем, что происходит с Мирддином… Особенно — обо всем необычном.

Меньше чем за полчаса Питер добрался до своего легиона. Он снова обошел дозорных, проклиная ночной туман, и решил, что пора бы вернуться его собственному разведчику, Хиру Амрену.

— Небось дурака валяет вместе с Какамври, — пробурчал Питер.

Глава 47

— Корс, — выдохнула Анлодда, крепко сжав руку юноши. — Я боюсь.

— Ты! — Он изумленно посмотрел на подругу. Принцесса-воительница, отправившая на тот свет троих вооруженных саксов, видевшая, как горит ее родной город, подожженный подлыми ютами, боялась говорить с Dux Bellorum.

Она опустила голову, сжала зубы.

— Мне всегда тяжело давались разговоры со знаменитыми королями и полководцами. Просто язык к небу присыхает.

— Но ты ведь и сама принцесса!

— Принцесса захолустного города в далеком кантрефе, Корс Кант Эвин.

— Но твой о.., я хотел сказать: твой дядя — король всего Эйра!

— Что? Не говори глупостей! Он всего лишь дядя Лири! Корс Кант, ты-то проторчал при дворе десять лет — тебе небось легко разговаривать с Артусом.

Он покачал головой.

— Нет… Я не могу.

— Корс, ты не мог бы поговорить за меня?

— Нет. Не могу. Такое Артус ненавидит. Это все равно, как если бы законник излагал дело в суде за истца, а тот стоял и не мог даже рта раскрыть, да еще и насмехался бы над Dux Bellorum.

— Я никогда не насмехалась над ним!

— Но он все равно это так поймет. Тебе придется все самой рассказать ему, любимая. Но я хочу кое-что сказать тебе…

— Не говори, Корс. Ты можешь пожалеть об этом.

— Какую бы судьбу он тебе ни предназначил за измену твоего отца и твою собственную…

— Не надо ничего обещать, милый! Но бард упрямо продолжал:

— Какую бы судьбу он тебе ни предназначил, я разделю ее с тобой. Слово чести.

— Великолепно. Мало того, что мне отрубят голову, так я еще буду повинна в твоей смерти.

— Нет! — возразил бард, изумленный тем, какими словами возлюбленная ответила на его заверения в преданности ей. — Если я погибну или отправлюсь в изгнание, то только потому, что сам изберу такую участь. В ответе за мою жизнь только я, и больше никто. Это самый главный из тех уроков, что мне преподал Меровий.

Анлодда подняла голову, вздернула брови.

— Если ты выучил этот урок, то ты многому научился, Корс Кант. А про себя я думаю, что за мою жизнь отвечает этот старый мерзавец Лири… Но никак не могу понять, как он этого добился. Но в одном ты прав. Нельзя, чтобы кто-то говорил за меня. Я должна все стерпеть и расплатиться за собственную глупость.

Она устало улыбнулась и указала на шатер.

Немного погодя, они рука об руку стояли перед Артусом Пендрагоном, Dux Bellorum Священной кельтско-римской империи, оставшейся на его попечении после смерти Меровия.

Артус терпеливо ждал. Наконец Анлодда разжала губы, глубоко вдохнула и выдохнула. Но она не в силах была вымолвить ни слова от стыда и смущения. — — Говори, принцесса, — произнес Артус доброжелательно. Верно, он не жаловал законников, но имел бесконечное терпение к людям, пытающимся честно поведать все, что накипело в душе.

Слеза сбежала по щеке Анлодды, однако гордость не позволила ей смахнуть ее. В конце концов она заговорила:

— Артус Dux Bellorum, мое семейство запятнано изменой. Я здесь для того, чтобы просить у тебя прощения за преступления своего отца, за его подлость, за то, что он вступил в сговор с саксами и ютами против тебя, а также за то, что я чуть было не стала с ними заодно. Я прокралась в твои покои с кинжалом в руке, словно ребенок, который стремится убить свой страшный сон.., правда, я не знаю, удавалось ли такое кому-нибудь — я таких не знаю. И еще мне очень стыдно, что я не рассказала тебе обо всем раньше — совсем как маленькая девочка, что разбила любимую вазу матери и прячет осколки, чтобы об этом никто не узнал.

Она умолкла, чтобы отдышаться.

— Принцесса Анлодда, твое молчание дорого стоило — гораздо дороже, чем почти случившаяся измена.

— Я знаю, государь, не стоит напоминать мне об этом. Артус был терпелив, когда говорили другие, но не терпел, если его прерывали, как бы его слова ни ранили слушателя.

— Ланселот потерял полманипулы из-за того, что угодил в ловушку, о существовании которой он не догадывался — а ведь ты могла предупредить его об этой ловушке.

Анлодда потупилась, провела по земле черту носком сапога.

— Я прошу простить меня, — вымолвила она еле слышно. — Я понимаю, что мне нет прощения. Я запуталась. Я вела себя глупо. Государь, можете лишить меня титула, если хотите.

Артус вдруг резко обернулся к Корсу Канту.

— Ты тоже собой особенно не гордись, бард. Ты также виноват во многом. Сколько людей погибло из-за твоей глупости и бездействия!

Что? Как же это? Корс Кант вздрогнул. Он никак не ожидал такого обвинения.

— Кому ты рассказал о том, что Кута подавал сигналы в Харлек ночью перед высадкой Ланселота?

— Никому, я просто… — Он умолк, поняв справедливость обвинений Dux Bellorum. Жуткое чувство тоски и беспомощности охватило его. Он вдруг осознал ту боль, что сейчас владела Анлоддой, и шагнул ближе к возлюбленной.