За далью волн - Асприн Роберт Линн - Страница 18

— Он нам нужен, чтобы кто-то смог прочесть мою карту. Она на греческом, и…

— И тебе кажется, что на карте — сплошная Греция? — саркастично поинтересовался Ланселот.

— Я этого языка никогда хорошо не знала. А мы попадем в Каэр Харлек со стороны окраины, где я никогда не бывала.

— Дай-ка я взгляну на карту. Может быть, я сумею ее прочитать.

— Я же сказала: она на греческом!

— Даже если на греческом, прочитаю я эту треклятую карту.

Анлодда запустила руку за вырез сорочки и вытащила свиток пергамента. Развязала, разложила на колючем кусте. Карта оказалась испещрена столбцами мелкого почерка.

Корс Кант наклонился и вслух перевел:

— Три двери после булочной.., стойла. Пройдя через них.., попадаешь на улицу Трагедий.

— И это — карта? — презрительно спросил Ланселот.

— Это руководство для путешественника, — уточнила Анлодда. — Оно составлено сорок лет назад и описывает Старый Город, окружающий крепость, — именно туда нам и нужно попасть.

Ланселот смирился с поражением, но неохотно. На миг Корсу Канту даже показалось, что все с ним, как прежде. Ехидство всегда отличало Ланселота.

— И долго ли продлится путешествие? — язвительно поинтересовался он.

— Когда я как-то раз удрала.., то есть ушла из Харлека на рассвете, а вышла у подножия Синей Скалы при свете звезд. На путь у меня ушло девятнадцать-двадцать часов. Это долгая дорога, господин.

Полководец свирепо вцепился зубами в кончики усов — так свирепо, словно они ему не принадлежали.

— Значит, если выйдем в полночь, на месте будем к сумеркам. Надеюсь, покидать Харлек нам придется не под покровом темноты, и более достославно.

Анлодда кивнула.

— Как христианские мученики. Ланселот метнул в нее яростный взгляд.

— Если нам будет сопутствовать успех, юты будут настолько обескуражены, что мы сумеем и поверху уйти из города. А дотуда далеко? До туннеля, я хотел спросить?

Принцесса пожала плечами.

— Полдня, а точнее — полночи. В темноте быстро не побежишь, даже при такой луне. «Поспешишь — людей насмешишь». Так и тот, кто идет впереди, быстро окажется в бездне. Как Икар. Его Икаром звали, Корс Кант?

Бард кивнул.

— Он подлетел слишком близко к Солнцу, опалил крылья и упал в море.

— Полночь миновала, — напомнил Кей. — Луна клонится к западу.

— Отправляйтесь, — кивнул Ланселот Какамври и Наву. Анлодда схватила Корса Канта за руку, повлекла к сине-черным холмам, поросшим лесом. Трое великих воинов устремились следом за ними, цепляясь носками сапог за корни и продираясь через буреломы.

Глава 10

Один вопрос не давал покоя Корсу Канту. — Анлодда, — прошептал он, боясь, как бы от звука его голоса не зашевелились ветви замерших в покое сосен. — Если ты на самом деле принцесса, значит, ты выросла в этом городе. Зачем же тебе карта?

— Ты всегда такой подозрительный? — огрызнулась Анлодда. — Затем, что я точно знаю: мне не хотелось бы прожить всю жизнь рядом с тем, кто сомневается в каждом моем слове. Только не думай, что это значит, что я собираюсь прожить всю жизнь с тобой. Кроме того, я веду двойную жизнь.

Анлодда подбросила нож, поймала на третьем обороте и подбросила снова.

— А я уверен, что хочу провести остаток жизни, et cetera «и так далее (лат.).»…

— Et cetera? Корс Кант, ну почему тебе всегда нужно переиначить самую простую фразу, превратить ее во что-то возвышенное? Ну ладно, как бы то ни было, с картой надо обращаться с умом. Она устарела. — Она, прищурившись, уставилась на мелкие буквы. При свете луны читать было сложно. — Ну вот, например, то, что тут написано про лавку, где продают изысканное платье, просто вранье. Сколько я себя помню, тут всегда стояла мастерская писца.

— Но это один и тот же дом? Ну, то есть названо неверно, но вообще-то карта не врет?

— Это так. Я ее потому и взяла. Не хватало еще, чтобы тут дома были переставлены!

Анлодда улыбнулась, и при виде ее потеплевшего лица юноше сразу стало веселее.

— Можно мне взглянуть? — спросил он.

— Не потеряешь? Ну бери, да не вырони. Она отдала барду свиток, и он быстро пробежал глазами описание города, перечел, словно читал поэму к испытанию в школе друидов. Поблагодарив девушку, Корс Кант вернул ей карту.

И тут его словно озарило.

— Ты сказала про лавку, где продают изысканное платье! — воскликнул он, схватив Анлодду за рукав. — Но как ты могла узнать, что это именно она? Значит, ты умеешь читать по-гречески!

Анлодда глянула на юношу так, словно увидела перед собой сакса.

— А разве я говорила, что не умею?

Она вырвала руку и цепко сжала плечо Корса Канта, но тут же отпустила.

Несколько мгновений они молчали. Наконец Корс Кант решился сделать выдох. Он покраснел, но в темноте этого, на счастье, не было заметно. Он надеялся, что Анлодда не почувствовала и той вины, которая захлестнула его с головой.

Глава 11

Ланселот дал немного времени до выхода, поэтому я прогнала Этого Мальчишку, уселась на землю в темноте и задумалась. С тех пор как Канастир и его дружки-саксы напали на нас на лесной дороге, я не могла избавиться от воспоминаний о страшной смерти брата. Стоило мне закрыть глаза, и я видела его искаженное страхом бледное лицо, руки, поднятые, чтобы защититься, и его взбешенную, обезумевшую лошадь, вставшую на дыбы и втоптавшую его в грязь.

Всякий раз я прогоняла жуткие воспоминания. Но на этот раз я решила обдумать все как следует, вспомнить всю жизнь Канастира-»червяка», как ни содрогалась моя душа при мыслях о нем. «Не в правилах воина, — уговаривала я себя, — отгонять воспоминания только из-за того, что ты боишься их».

Я заставляла себя снова и снова видеть ужасающее зрелище, и чувство вины в происшедшем мало-помалу покидало меня. Я ранила его лошадь — это верно, но разве я могла предугадать, что она сбросит Канастира на землю и затопчет? Но даже если бы я сама прикончила его подвернувшимся под руку булыжником, разве мало у меня для этого было причин, если вспомнить, каким мукам он подвергал меня в детстве?

Этот подонок заслужил смерть, а я заслужила право убить его. Наконец, я поняла, о чем я горевала сильнее всего: о том, что не могла сказать: «Это я убила его!» «Господи, — спрашивала я, — неужели чувство вины было вызвано ненужными угрызениями совести из-за убийства врага?» Увы, я не могла ответить на этот вопрос. Стоило приберечь его до лучшего дня и задать дяде Лири. Этот без конца задает вопросы, вроде: «Если нас создали боги, то кто создал их?» или «Если двое любят друг друга больше жизни, и если один из них должен умереть, что более эгоистично — оставаться в живых или умереть и оставить любящего в тоске?» Хотя бы на время мне все стало ясно. Я пролистала страницы жизни Канастира из конца в начало, и сделала еще одно ужасное открытие: почти наверняка Канастир свел моего отца с Кугой!

Впервые за долгое время разум мой работал четко и ясно: на самом ли деле Канастир был таким уж слабаком?

Действительно ли он не смел задницу подтереть без дозволения отца?

Они оба были актерами в этой пьесе, и страшная мысль пришла мне в голову: вдруг это действительно была лишь пьеса, которую они разыграли для собственного увеселения, чтобы одурачить всех, включая и меня? Они оба меня недолюбливали, и если верить слухам о моем рождении, я понимала, из-за чего. Канастир хотя бы был родным сыном Горманта, хоть и не сыном моей матери.

А если Канастир вертел отцом, как хотел, тогда многое становилось понятным — в том числе и то, почему отец позволял брату столько лет измываться надо мной, а также то, почему Канастир собственной персоной потащился за мной в Камланн, дабы удостовериться, что я выполнила «волю отца». С самого начала все задумал Канастир, а не отец!

Но, быть может, отец не все знал — например, о том, как Канастир приставал ко мне по ночам, а может быть, знал, но был бессилен против «червяка». Может быть, я слишком сурово судила отца?