Миры Роджера Желязны. Том 6 - Желязны Роджер Джозеф - Страница 39

Не знаю, сколько времени я пролежал в забытьи. Кажется, я спал, и мне снились звезды без числа; они, подобно блистающим островам, плавали в черных водах огромного озера (представить Вселенную бескрайним океаном я не решился даже во сне, сказывалось длительное пребывание в замкнутом пространстве Дома); а еще мне снились люди, странствующие от звезды к звезде, мирные, спокойные, мудрые люди… Мне было приятно видеть их, но приятно по двум взаимоисключающим причинам: либо моя деятельность по исправлению человечества привела-таки к желаемому результату, либо люди стали лучше без постороннего вмешательства и гораздо раньше, чем я даже мог предположить.

В любом случае сон был замечательный, и я проснулся с сожалением. А разбудил меня снова луч.

Я поднял голову и сначала решил, что все еще сплю, потому что небо было усеяно теми же самыми, что в моем сне, звездами.

Приподнялся на руках, потом встал на колени. Опустил голову, чтобы луч не слепил глаза, и дополз до края площадки.

Робот, раскинув щупальца, лежал на спине у подножия скалы. Камень куда-то закатился, его не было видно.

Моя радость при виде поверженного противника довольно скоро сменилась унынием. В самом деле, что, как не сломанный механизм, представлял собою теперь я сам? Сохраняя в своей личности лишь самое существенное, я упрощал себя в каждом следующем поколении и действовал или, вернее будет сказать, функционировал исправно, пока не кончался завод. А потом — по новой.

Это же он функционировал… он, а не я!

Нет, черт побери, я! Именно я!

А может быть, мы?

Ладно, мы так мы, но я все же пытался понять, что со мной произошло. Итак, к моменту решающей схватки и последовавшего за ней слияния я, испытав ряд психических потрясений, усвоил воскрешенный мною отрицательный опыт Энгеля, Ланжа Младшего и Винтона, этот, мною же в незапамятные времена приобретенный и, стало быть, мне принадлежащий и лишь мне одному нужный опыт! И вдруг — слияние с незаконным связным, с врагом, и через него в меня хлынуло чуть ли не вообще все, что содержалось во мне изначально!

Впрочем, почему с врагом?

Нет, врагом я больше не был.

Ибо спустя лишь миг после слияния я уже другими глазами смотрел на это позорное наследие, доставшееся мне от убитого Винтона и тех четырех, опытом которых я воспользовался посредством процедуры с выдергиванием штекеров… Правда, главное продолжало оставаться неясным. Я так и не понимал истинные мотивы, которые побуждали действовать этих исправителей человечества, считавших, что им все позволено.

Разумеется, и я стал таким же, как они. Иначе мне с ними было бы не справиться. С ними?

С собой. Конечно, с самим собой. Вот так-то лучше.

…Всем нам было невдомек, почему мы вели себя именно так, а не иначе, и кому это на руку, и кем мы были на самом деле. Я, нынешний Блэк, действительно был тем недостающим клоном. Образец моей ткани некогда был изъят из Нулевого крыла в связи с преклонным возрастом и упадком жизненных сил Блэка тогдашнего. Для того чтобы осуществить передачу моей сущности в новую оболочку, потребовалось имитировать самоубийство, но сделано это было с величайшими предосторожностями и в строжайшей тайне. Нельзя было допустить, чтобы у членов семьи возникло желание слиться со мной (в этом случае они могли узнать мою истинную природу).

До этого я на протяжении многих поколений не выпускал их из поля зрения. Да, почти с самого начала. Это уже потом в памяти образовался провал. Но вот что я знал и помнил всегда: хотя в нас течет одна и та же кровь, мы враги, враги, потому что я — против идеи принудительного морального совершенствования. Наблюдая с неодобрением, как они проводят эту идею в жизнь, и не в силах будучи пока им помешать, я ждал своего часа. И все больше и больше узнавал о членах семьи благодаря их слияниям, в которых принимал безмолвное участие. Но должно было пройти немало времени, прежде чем мое неприятие их методов тотальной слежки и промывки мозгов достигло крайней степени. Тогда я понял, что пора вмешаться.

Ведь вначале предполагалось, что Дом будет служить лишь перевалочным пунктом на пути человечества к отдаленным планетам, на которых мы собирались его расселить. Дом был создан во времена одной древней войны, захлестнувшей Землю, это было место, где род человеческий мог бы перевести дух, прежде чем двинуться дальше.

Но моя семья постановила продлить пребывание людей в Доме на неопределенный срок из опасения, что безумие может охватить их вновь, на какие бы планеты они ни переселились. Семья считала, что человеческую природу должно и возможно изменить, а в результате сделала людей узниками или, вернее, вечными пациентами психушки.

Я-то полагал, что расселение человеческих сообществ на разных, отдаленных друг от друга планетах как раз и будет способствовать сохранению человека как вида, потому что при множестве вариантов развития хоть один да оправдает себя. Я был на Земле в ее последние дни, работал в спасательных командах и верил, что эта война — просто случайность. Ошибка, недоразумение, наконец, болезнь, но уж никак не правило. Даже если я тогда заблуждался, кто мне докажет, что одно и то же должно повторяться вновь и вновь. Я хотел вывести людей из Дома, чтобы они развивались естественно, а не по принуждению и сами решали, как им жить.

Деятельность членов семьи отличалась необыкновенной организованностью и разнообразием приемов, а у меня было лишь одно с ними общее — анонимность. Но уж ее я использовал в полной мере. Я был предельно осторожен, тщательно планировал каждую акцию и бил наверняка.

Правда, первый мой налет на Нулевое крыло был неудачен, но они все равно не сумели установить, кто и почему покушался на их жизнь. Обратиться к властям они не могли — опасались раскрыть себя. Да в этом не было и смысла — власти находились всецело под их контролем. Я изучал их методы конспирации и вскоре мог уже в этом с ними соперничать. А также перенял кое-что из прошлого опыта семьи. Жестокость, например. Впрочем, этому научиться было нетрудно.

Но и они изменились. И я понимал почему. Идея морального совершенствования, которую они лелеяли и пытались осуществить как в масштабах вида, так и на уровне отдельно взятой личности, идея эта их самих и погубила. Они утратили способность за нее бороться, они стали слабы, и я победил. Правда, это была Пиррова победа.

Я тоже, как и они, понятия не имел, кто я такой в действительности. Мои самые ранние воспоминания связывались с «Подвалом» Первого крыла, где я работал техником по обслуживанию оборудования. Лишь гораздо позднее на основании наблюдений за жителями Дома я догадался о существовании семьи, а благодаря телепатическому дару выведал и цель, которую эти мерзавцы преследовали. И тогда я принял решение бороться с ними.

Мне пришлось многому научиться, чтобы стать достойным их противником. Я понимал, что, уничтожив семью, рискую никогда не узнать тайну собственного происхождения, но готов был этим пожертвовать. Впрочем, воскрешение памяти посредством выдергивания штекеров не принесло мне ничего нового о моем прошлом. Вот если бы я добрался до развалин, может быть, тогда… Я проявил к ним повышенный интерес еще там, в комнате отдыха, когда луч впервые заставил меня зажмуриться. И если бы я не тратил времени на возню со штекерами, мог добежать… не случилось бы то, что случилось…

Нет, не так, все не так.

Я должен был сделать то, что сделал. Теперь главное — держать все эти мои бесчисленные «я» в подчинении…

Я с удивлением заметил, что луч уже не вызывает у меня никаких других чувств, кроме раздражения… У нас.

Ну да, у нас.

Нет, все-таки у меня.

Мы и есть «я».

Я глядел на робота и чувствовал себя таким же разбитым.

Зарябило в глазах — оказывается, световое пятно все еще металось по площадке, как будто кто-то нарочно раздражал мое подсознание тестом Роршаха. Голова опять начала кружиться.

Клочья тумана медленно проплывали над роботом. Ветер подгонял их, как пастух стадо овец.