Миры Роджера Желязны. Том 6 - Желязны Роджер Джозеф - Страница 32

Так он и умер, с улыбкой на лице, и внезапно я понял, что он имел в виду.

Глава 8

Слиться с ним? Нет! Ни за что!

Он был стар, время изменило его гораздо сильнее, чем любого из нас. Я ощущал его смерть всем своим существом. Требовалось невероятное усилие воли, чтобы подавить желание слиться с давним моим врагом, который, конечно же, был не кто иной, как тот самый, некогда пропавший из Нулевого крыла клон.

Стиснув зубы, сжав ладонями виски, я сопротивлялся.

Когда умирает кто-нибудь из нас, всегда происходит слияние, но последствия его бывают различными. Впрочем, это не так важно, ведь все мы содержимся друг в друге, а «связным» называем между собой просто старшего по возрасту, он автоматически становится главой семьи.

Суть дела заключалась в том, что он был одним из нас, иначе я не испытывал бы желания слиться. Ему-то на протяжении всей своей жизни приходилось с этим желанием бороться, бороться всякий раз, когда у нас оно возникало.

И все же телепатически связь между ним и семьей, пусть и односторонняя, существовала, и теперь я понимал, откуда в нем бралась эта сверхъестественная способность безошибочно определять наше местонахождение.

И вот, прожив всю жизнь в отчуждении от нас, он при слиянии мог оказаться чрезвычайно опасен как для семьи в целом, так и для каждого ее представителя в отдельности. Я почему-то был убежден, что он при первой же возможности попытался бы диктовать свою волю.

Порыв слиться ослабевал, наконец вовсе исчез. Я справился с собой.

И тотчас мне пришло в голову, что ведь на какую-то долю секунды Винкелю, Дженкинсу и Джину могло показаться, что умер я, а не он!

Но тогда мы погибли…

Тогда Блэк действительно заставит парней подчиняться себе! Кто из них сломается первым и что натворит, став его послушным орудием?

Черт бы его побрал, этого Блэка!

Я выдернул кинжал из тела врага, обтер лезвие об его одежду.

Наш своенравный братец смешал все карты. Нужно срочно возвращаться в Нулевое крыло. Может быть, я еще успею предотвратить катастрофу. Впрочем, надежды на это мало…

Засунул кинжал во внутренний карман куртки и отвернулся, чтобы не видеть его мертвый оскал.

Гленда, оказывается, стояла в десяти футах от меня, прижимая руку к губам.

— Он мертв? — спросила она.

— Я в этом не уверен. — Я подошел к девушке и крепко взял ее за руку. — Пойдем со мной, нам надо кое о чем поговорить.

Труп зловеще улыбался нам вслед. Впрочем, Гленда ни разу не обернулась, пока мы шли к вертолету. И не произнесла ни слова.

Вокруг становилось все светлее.

Только когда мы поднялись в воздух, она прервала молчание:

— Куда мы летим?

— Есть одно такое место… оно называется «Нулевое крыло».

— Где это?

— Долго объяснять. Она кивнула:

— Я знаю, это твое тайное убежище…

— Откуда тебе это известно? Блэк рассказывал?

— Да, — ответила она. — А что ты имел в виду, говоря, что не уверен, мертв он или нет? Я же видела… ты убил его.

— Тело — мертвое, а он… Он жив.

— Жив? Где же он теперь?

— Боюсь, что в Нулевом крыле.

— Значит, он такой же, как ты?..

— Возможно. А ну-ка выкладывай, что ты об этом знаешь?

— Мне кажется, что ты — тот самый мистер Энгель, с которым я недавно познакомилась… но ведь я видела, как он умер… Значит, он переселился в тебя, если ты пришел по адресу, который я дала ему. Ума не приложу, как это у вас получается.

— Ты же не сама догадалась, что Энгель переселился в меня. Блэк объяснил?

— Да.

— Кто он тебе?

— Когда умер отец, а маму поместили в больницу он стал моим опекуном. Он предложил свою кандидатуру, его и назначили. Он был другом отца.

— Чем он занимается? Кто по профессии?

— Учитель. Специалист по античной литературе. В то время, когда его назначили моим опекуном, он вдруг поменял имя. Он сказал мне, чтобы я теперь называла его Эйбен. Генри Эйбен.

— Почему он так сделал?

— Он сказал, что это у нас с ним будет такая игра. Понимаешь, у нас дома все его знали под именем «Блэк». Позднее я догадалась, что это больше чем игра, но держала язык за зубами. Ведь я любила его. Он очень хорошо ко мне относился… Так ты говоришь, что я, может быть, еще его увижу?

— Боюсь, что да.

— Ну а ты?.. какое ты имеешь к нему отношение?

— Мы давние враги. Однажды он ни с того ни с сего начал меня преследовать. За что?.. Понятия не имею.

Всю оставшуюся часть пути она молчала. Я нашел место для посадки неподалеку от эскалатора, приземлился. Помогая ей выбраться из кабины, спросил:

— А тебе он не говорил за что?..

— А если говорил, что тогда?

Я схватил ее за плечи и развернул лицом к себе — наши лица находились друг от друга на расстоянии нескольких дюймов:

— Что я ему сделал, что?.. Отвечай же!

— Пусти меня! Я не знаю!

Я отпустил ее плечи, но снова взял за руку:

— Пошли. Нам нужно подняться двумя этажами выше.

Итак, ответить она не пожелала, а вытряхивать из нее сведения у меня не было времени. Но и отпускать девушку я не хотел.

Во-первых, боялся, что с ней что-нибудь случится, а во-вторых, надеялся позднее все же разговорить ее. Правда, держалась она достаточно независимо, всем своим видом показывая, что не нуждается в моей защите, да и делиться со мной какой-либо информацией тоже, судя по всему, не собиралась.

Но я, зная теперь достоверно о близком и давнем знакомстве Гленды с моим врагом, не мог не считать Гленду своей заложницей. Увы, ничего другого мне не оставалось.

— По сути дела, — сказала она, когда мы быстрым шагом направились к эскалатору, — ты силой удерживаешь людей внутри Дома.

— Ну, если говорить начистоту, это так. Только я уверен, что им здесь неплохо.

— Но зачем?

— Насколько мне известно, это наилучший способ приучить их к мирному сосуществованию.

— К принудительному мирному сосуществованию!

— Разумеется. Когда враждебные чувства и агрессивные наклонности подавлены, в людях пробуждается желание сотрудничать. Но чтобы установить такой порядок вещей, неизбежно приходится применять насильственные методы воздействия.

— Ну и что, получается?

— Что ты имеешь в виду?

— Изменились люди?

— Я считаю, что изменились.

— И продолжают изменяться?

— Я считаю, что продолжают.

— А им разрешат выйти наружу, когда они достигнут желаемого уровня морального совершенства?

— Разумеется.

— Что значит «разумеется»? Почему не прямо сейчас? Почему они должны находиться на положении узников до тех пор, пока не изменятся?

— Они вовсе не узники. Им предоставлена полная свобода передвижения…

— Внутри Дома!

— Внутри Дома.

— Но почему не снаружи?

Я вдруг почувствовал боль во всем теле, и мне расхотелось ей отвечать.

— Хочешь, чтобы я за тебя ответил?

«Почему бы и нет? — подумал я. — Валяй, Джордан. Говори, что тебе вздумается».

— Тогда расслабься. Мне нужны твои легкие, твои голосовые связки.

Я расслабился, и он тотчас заговорил:

— Оставить их в покое? Позволить им культивировать свою самобытность, поощрять в них склонность к соперничеству и тем самым стимулировать агрессивность? Однажды они уже шли по этому пути и чуть не истребили друг друга. Чтобы этого не случилось, люди должны измениться. На сегодняшний день им, конечно, еще далеко до совершенства, но изменения в лучшую сторону заметны невооруженным глазом. Когда они наконец научатся жить в мире друг с другом, тогда им и будет позволено выйти наружу.

— Но останется ли в людях к тому времени хоть что-нибудь человеческое?

— Какими они станут, таким и быть роду человеческому во веки веков.

— Что дает тебе право решать за всех?

— Кто-то же должен.

— Блэк тоже считал, что он должен. Но у него была другая точка зрения на этот счет. А ты… ты во имя этих своих принципов мирного сосуществования убил его!