Миры Роджера Желязны. Том 15 - Желязны Роджер Джозеф - Страница 21

Элиза. Тара? Это место?

Гарден. Выдуманное. Дом в «Унесенных ветром» — в старом кино. Из прошлого столетия.

Элиза. Замечено. Продолжай.

Гарден. Я должен был играть на дне рождения в одной семье. Идея вечеринки была из этого фильма. Предполагалось, что все будут одеты в сюртуки и кринолины, хотя получилось некоторое смешение костюмов. У нас были костюмы лет на сто более ранние — мундиры французских гренадеров, оплетенные тесьмой, платья в стиле ампир, брюки со штрипками, платья с бахромой и длинными шлейфами. Они заказали старую музыку. Преимущественно Стивен Фостер. «Лебединая река» — в таком духе. Никакого джаза или страйда, ничего подобного. Так что я отошел от всех современных мелодий и погрузился в музыку прошлого. Тогда все и произошло.

Элиза. Когда ты играл?

Гарден. Да. И еще раз, более сильно, во сне на следующую ночь.

Элиза. Что произошло?

Гарден. Я покинул самого себя и превратился в другого. Не Тома Гардена. В кого-то незнакомого.

Элиза. Расскажи мне об этом.

Луи Бреве пришел в себя. Его подташнивало. Он лежал на спине и ощущал кислый вкус слюны в глотке. Чтобы загородиться от света и успокоить свой желудок, он прикрыл глаза ладонью и перевернулся, стараясь зарыться в подушки.

Его щека наткнулась на грубую ткань матраса, вместо свежего белого белья, к которому он привык.

Мерзкий запах проник глубоко в ноздри, и Бреве приподнялся на руках, широко открыв глаза.

Голый матрас под ним был грязен от сальных волос, пятен старой крови, остатков рвоты, засохшей и превратившейся в корку. Койка под матрасом была сделана из железных трубок, когда-то белых, на которые была натянута сетка из крученых конопляных веревок. В щели пола из голых сосновых досок набилась грязь. Грязь медленно колыхалась… это ползали тараканы.

Бреве рассудил: нет дубового пола, нет узорчатого ковра, нет ореховой мебели, простыней, наволочек, подушек. Это не спальня Луи Бреве. Quod erat demonstrandum[3].

Итак, где же он находится? Стараясь не шевельнуть головой, которая раскалывалась от боли, Бреве медленно сел. Он посмотрел налево и направо, избегая солнечных лучей, которые лились в дверь в дальнем углу комнаты. Стены были обшиты сосновыми планками. Квадратные прорези в них напоминали окна, незастекленные и без занавесок, с решетками из черного железа. Койки стояли в ряд. На матрасах лежали бесформенные тела, облаченные в грубую голубую ткань.

«Луи опять напился и вступил в армию, — была его первая мысль. — Как я это объясню Анжелике?» — тут же пришла вторая.

— Эй вы, лежебоки! Подъем!

Разве в армии не трубят горнисты или нет какой-либо другой стандартной процедуры? Значит, Луи не в армии. Q.E.D.

Люди вокруг него поворачивались и стонали, урчали и испускали ветры, сморкались и приподнимались. Их головы поворачивались назад и вперед, как у бешеных боровов, ищущих, что бы разнести. Один за другим недобрые взгляды останавливались на Луи Бреве. Голоса зазвучали громче, пока совершался утренний ритуал надевания ботинок, почесываний, приборки постелей.

— Кто этот новенький?

— Не знаю. Надзиратели привели. Ночью.

— Они его использовали?

— Нет. На нем нет отметин.

— Может быть, они слишком устали.

— Ну да!

— Может быть, они не захотели беспокоить вас, леди.

— Или поделить его, ты хочешь сказать?

— Я же тебе сказал, на нем нет метки.

— Кончайте, вы там! — в голосе, прозвучавшем из-за двери, было многое: тупая ярость, ущемленная властность, плохой характер из-за постоянно подавляемых чувств.

Нет, решил Луи, он определенно не в армии. Все еще держа голову неестественно прямо, он встал и начал двигаться по центральному проходу между койками.

— Эй, погоди! — закричал кто-то.

— Послушай! Перрик должен идти первым! — раздалось с другой стороны.

— Он может идти!

В комнате внезапно все стихло.

— Должно быть, он из господ! — последнее прозвучало в тишине и сказано было скорее со страхом, чем сердито.

— Извините! — Луи Бреве повернулся к двери. — Надзиратель, или кто еще, не могли бы вы подойти? Произошла ужасная ошибка.

— Извините! — кто-то пропел в комнате вполголоса.

— Назад! — раздался голос за его спиной.

— Не злите Уингерта!

— Он всех нас пошлет сегодня на дамбу!

Люди возле кроватей медленно двигались вперед по направлению к тому месту, где стоял Луи. Теперь он расслышал тот звук, которому вначале не придал значения и который посчитал за галлюцинацию, — позвякивание цепей. Стальная цепь от якоря средней величины тянулась от кровати к кровати и между ногами людей. Ноги людей соединялись отдельными цепями, пристегнутыми к общей. Оба конца длинной цепи, видимо, были присоединены к первому и последнему человеку.

Когда люди двигались вперед, чтобы загородить путь Луи, их цепи протягивались вдоль кроватей и падали на пол, издавая характерное звяканье.

— Что вы там делаете? — раздался тот же самый голос, вероятно, принадлежащий мистеру Уингерту. В голосе слышались угрожающие нотки. В тишине, внезапно установившейся в комнате, шаги звучали очень громко. В дверном проеме возник силуэт мужчины и загородил свет.

Уингерт был огромен: мощный в плечах, толстый в талии, с широкими, как у женщины, бедрами и полными ляжками. Даже голова у него была огромная. Нечесаные волосы свисали на глаза и воротник.

Его тень была большой и темной — за исключением белеющих глаз, когда он вглядывался в комнату, да блеска золота на среднем пальце правой руки. Золота и чего-то еще, коричневого овала, который мог быть вырезанной печаткой. Странное украшение для охранника спального барака разбойников, подумал Луи. Вероятно, он отнял его у какого-нибудь заключенного. Разрешив эту загадку, он тут же столкнулся со следующей: что он, Луи, здесь делает? Как могло случиться, что он очутился среди бандитов, не имея ни малейшего представления о том, как это произошло?

Бреве вынужден был отложить свои размышления на эту тему. Тучный человек вошел в дверь, двигаясь как тигр, пробирающийся сквозь высокую траву.

Уингерт мог запугать обычных преступников, но не Бреве. Луи начал заниматься боксом с тех пор, как ему исполнилось девять лет. Он тренировался, будучи на военной службе и в колледже, и три года подряд был чемпионом.

Мужчина выглядел большим, но слабым. Его руки, каждая величиной с добрый окорок, казались такими же дряблыми, как сало этого окорока.

Видя, что Луи свободно стоит в середине комнаты, мужчина медленно, с презрительным видом начал подходить к нему. Большие руки скрещены на груди. Колени развернуты, чтобы придать большую устойчивость длинному телу.

Бреве приготовился: принял стойку, расслабил плечи, сжал кулаки, сделал несколько глубоких вдохов, чтобы создать запас кислорода.

— Послушай, Уин, все в порядке. — Маленький человечек, такой же широкий, как надсмотрщик, но на две головы ниже, выступил вперед справа от Луи. Его шаг сопровождался более громким лязгом, чем у других людей. — Он ничего не знает. Просто новый парень, и все.

Массивная голова повернулась в сторону маленького человечка. Прежде чем цепь опустилась, ближайший окорок внезапно двинулся в нужном направлении и вошел в соприкосновение с протестующим. Человек согнулся, как тряпичная кукла, брошенная на спинку стула. Затем распрямился, словно кукла с резиновой спиной, пролетел над кроватями и стукнулся о стену на высоте шести футов, рядом с потолочной балкой. Это движение сильно натянуло цепь с правой стороны комнаты, так что половина присутствующих попадала.

Луи принял более низкую стойку. Подбородок Уингерта повернулся в прежнем направлении и тумбообразные ноги понесли его по проходу. Все было кончено в три удара: Луи нанес прямой левой и правой апперкот, оба попали в точку; Уингерт, не шелохнувшись, вытянул свою руку и ударил Луи тыльной стороной, как человек, сметающий со стола капусту.