Миры Роджера Желязны. Том 10 - Желязны Роджер Джозеф - Страница 30

Отмечая все это про себя, я потер висок. Левая сторона моего тела болела ровно и сильно, и все остальные его части решили присоединиться к ней.

— Очнулся, — неожиданно произнес Миштиго.

— Всем привет. Я снова здесь, — признал я.

Они подошли ко мне, и я принял стоячее положение. Это была чистейшая бравада, но я ухитрился сохранить его.

— Мы попали в плен, — сказал Миштиго.

— Да ну? Неужто? Никогда бы не догадался.

— Подобных вещей на Тайлере не бывает, — заключил он, — равно как и на других планетах Веганского Объединения.

— Очень жаль, что вы там не остались, — сказал я. — Помните, сколько раз я просил вас вернуться?

— Ничего бы подобного не случилось, если бы не ваша дуэль.

И тут я дал ему оплеуху. Кулак на него у меня не сжался. Слишком уж много в нем было патетики. Я засветил ему тыльной стороной ладони, и он кувыркнулся в стену.

— Вы хотите мне сказать, что не знаете, почему я стоял утром на поляне вместо мишени?

— Потому что вы поссорились с моим телохранителем, — заявил веганец, потирая щеку.

— …Из-за того, что он, похоже, собирался убить вас.

— Меня? Убить?..

— Ладно, забудем, — сказал я. — Это не имеет никакого значения. Во всяком случае, теперь. Представьте себе, что вы не здесь, а на Тайлере и можете побыть там еще несколько часов напоследок. Было бы очень мило, если бы вы приехали на Землю и нанесли бы нам короткий визит. Но, увы, так на свете не бывает.

— Мы здесь умрем, да? — спросил он.

— По обычаю этой страны.

Я повернулся в другую сторону и изучающе посмотрел на человека, который изучал меня сквозь прутья решетки.

Хасан в дальнем конце помещения поднял голову и прислонился к стене. Я не заметил, когда он пришел в себя.

— Добрый день, — сказал человек за решеткой, и сказал он это по-английски.

— Разве сейчас день? — поинтересовался я.

— Вполне, — ответил он.

— Тогда почему мы не мертвы? — спросил я.

— Потому что я хотел, чтобы вы были живы… О нет, не вы лично, Конрад Номикос, Комиссар по Искусствам, Памятникам и Архивам, и не все ваши высокочтимые друзья, включая поэта-лауреата. Я хотел, чтобы каждый, попавший в плен, оставался в живых. Ваши же конкретные персоны — это, скажем так, лишь приправа к общему правилу.

— С кем имею удовольствие говорить? — спросил я.

— Это доктор Морби, — сказал Джордж.

— Он тут их знахарь, — добавил Дос Сантос.

— Я предпочитаю слова «шаман» или «шеф медицины», — улыбаясь, поправил Морби.

Я подошел поближе к металлической решетке ручной работы и увидел, что это довольно тонкий, хорошо загорелый, чисто выбритый человек, волосы заплетены в огромную черную косу, свернувшуюся на голове, как кобра. У него были темные, близко поставленные глаза, высокий лоб и множество подбородков, свисающих ниже адамова яблока. На ногах были плетеные сандалии, на плечах — чистое сари зеленого цвета, а на шее — ожерелье из костяшек человеческих пальцев. В ушах красовались большие серебряные серьги в форме змеи.

— У вас довольно правильный английский, — заметил я, — а Морби — это не греческая фамилия.

— О боги! — изящно взмахнул он руками в насмешливом удивлении. — Я вовсе не местный! Как вы могли принять меня за местного?

— Виноват, — сказал я. — Теперь я вижу, что для этого вы слишком хорошо одеты.

Он захихикал.

— А, эта старая накидка… Я просто набросил ее на плечи… Нет, я с Тайлера. Я читал потрясающую литературу на тему Возвращенства, она меня перевернула — я решил вернуться и помочь возродить Землю.

— Неужто? Что же потом произошло?

— В то время Контора не брала на работу, и мне пришлось испытать кое-какие трудности, подыскивая подходящее дельце. В конце концов я решил заняться исследовательской работой. В этих местах для нее предостаточно возможностей.

— Что именно исследуете?

— У меня две ученых степени из Нового Гарварда по антропологии культуры. Я решил досконально изучить какое-нибудь Горючее племя, и вот, после некоторых уговоров, это самое племя меня и приняло. Я взялся также и за их образование. Однако вскоре они мне подчинились — во всем регионе. Потрясающе с точки зрения «эго». Со временем моя научная деятельность, мои социальные мероприятия стали значить все меньше и меньше. М-да, надеюсь, вы читали «Сердце Тьмы», так что понимаете, что я имею в виду. Практика, практика на месте — вот основа всего. Я обнаружил, что непосредственное участие стимулирует гораздо больше, чем наблюдение. Я взял на себя задачу придать некоторым основополагающим обычаям несчастных дикарей более эстетическую направленность. В конце концов именно таким образом я и обучал их. С тех пор как я здесь появился, в их акциях стало гораздо больше стиля.

— Акциях? Каких, для примера?

— Ну, скажем, первая акция — это что раньше они были просто-напросто каннибалами. Второе — что они плохо себе представляли, как можно использовать пленников перед умерщвлением. А все это очень важно. Если все делать как подобает, это признак высокого класса; надеюсь, вам понятно, что я имею в виду. И вот явился я с целым кладезем обычаев, поверий, табу, взятых из разных эпох, разных культур, а также и здесь, у нас перед носом. — Он снова взмахнул руками. — Человек, пусть даже получеловек, Горючий человек — это существо, которое любит ритуалы, а я знал столько разных ритуалов!..

Так что я всё это пустил на пользу и вот занимаю теперь высокое положение, и мне оказываются великие почести.

— Все-таки каким образом ваши слова применимы к нам? — спросил я.

— Тут все делалось довольно неинтересно, — сказал Морби, — и местные жители пребывали в тоске и беспокойстве. Потому я решил, что пришло время новых церемоний. Я поговорил с Прокрустом, нашим Главным Воителем, и предложил ему взять кого-нибудь для нас в плен. Насколько я помню, на странице 466 сокращенного издания «Золотой ветви» утверждается: «Толалаки, пресловутые охотники за головами Центрального Целебеса, пьют кровь и едят мозг своих жертв, дабы стать мужественными. Италоны Филиппинских островов пьют кровь умерщвленных врагов, а также съедают в сыром виде их внутренности и затылочную часть голов, чтобы обрести их смелость». Так что у нас есть язык поэта, кровь двух грозных воинов, мозги выдающегося ученого, желчная печень пламенного политика и любопытного цвета плоть веганца — и все это здесь, в одном месте. Я бы сказал, неплохая добыча.

— Ваши намерения более чем понятны, — признал я. — А что насчет наших женщин?

— О, для них мы устроим довольно продолжительный ритуал воспроизведения потомства, с довольно продолжительным жертвоприношением в конце.

— Все ясно.

— …Но все это, так сказать, в случае если мы не предоставим вам возможности целыми и невредимыми продолжать свой путь.

— О?

— Да. Прокрусту нравится давать людям шанс — пусть проверят, измерят себя в соответствии со стандартом, вдруг да и спасутся. В этом отношении он поступает исключительно по-христиански.

— И, полагаю, в соответствии со своим именем? Подошел Хасан и встал возле меня, уставясь на Морби сквозь железо решетки.

— Отлично, просто отлично, — сказал Морби. — Знаете, мне и вправду хотелось бы немножко подержать вас здесь, не отдавать. У вас есть чувство юмора. Большинству куретов явно не хватает этой детали в сравнении с остальными личностными признаками. Мне бы у вас поучиться.

— Не утруждайте себя. Лучше расскажите про возможность спастись.

— Ах да. Все мы — хранители Мертвеца. Это мое самое интересное детище. Уверен, что один из вас оценит это во время своего короткого знакомства с ним. — И он смерил взглядом меня, потом Хасана, потом меня, потом Хасана.

— Я знаю о нем, — сказал я. — Скажите мне, что надлежит делать.

— Ночью, когда он снова восстанет из мертвых, вас призовут помериться с ним силами на звание победителя.

— Кто он такой?

— Вампир.

— Да плевать на это. Кто он на самом деле?

— Он самый настоящий вампир. Сами увидите.