Русская лилия - Арсеньева Елена - Страница 18

Георг был поражен красотой Петербурга и приемом, который ему оказывали. Иногда эта пышность почти подавляла, и он чувствовал себя каким-то деревенщиной, попавшим в город. Жаль, что ему не хватает врожденной гордости — или гордыни? — греков, которые, являясь в столицу даже из самой глухой провинции, ведут себя так, словно они — особы королевской крови. Георг представил, что приехал бы сюда со своей гипотетической женой, какой-нибудь немецкой принцессой, которая всю жизнь хлебала пустую похлебку в своем крошечном провинциальном королевстве, а в приданое получила пару белья и скромненькое колье, в котором потерянные или украденные бриллианты заменены стразами… Ах, с какой завистью таращилась бы эта перепуганная немочка на туалеты Минни, хоть саном была бы равна ей… Элени, конечно, смогла бы подать себя воистину по-королевски, но об Элени пока придется забыть. Нет, не забыть, но… хотя бы не вспоминать так часто, как хотелось бы.

Он удивился, поймав себя на этой мысли. Петербург, Россия, расстояние странно действовали на него. Не то чтобы они стерли образ любимой женщины из его сердца и памяти, нет, забыть Элени было невозможно, да Георг и не желал этого, но они несколько ослабили его почти болезненную зависимость от этой любви и от Элени. Она была глубоко обижена тем, что Георг не взял ее с собой. Разумеется, она понимала, что не могла быть представлена русскому двору никоим образом, ее роль была бы совершенно затворнической, ехать пришлось бы инкогнито, однако она была согласна на это… Но Георг не решился на такой откровенно скандальный шаг. Даже Вулгарис и Мавромихалис не советовали ему брать с собой Элени, даже княгиня София!

— Ну что ж! — воскликнула оскорбленная Элени, узнав его окончательное решение. — Я тоже отправлюсь путешествовать! Нет, не в Россию — я ненавижу холод: я уеду в Париж. Мой корабль уже скучает без меня.

Она отправилась днем раньше Георга, и вместе с глубокой тоской он испытал на миг ощущение странного облегчения. Только на миг… но запомнил его.

Минни приняла брата в Зимнем дворце, где у наследника были свои апартаменты. Георг хотел спросить сестру о многом, она хотела о многом рассказать, ведь они не виделись несколько лет, во время которых в ее жизни произошли воистину великие события: роман и обручение с Никсой — и смерть жениха, потом другой роман — с его братом Александром, окончившийся счастливой свадьбой, а Георг за эти годы стал королем… Но наедине они вдруг заробели друг друга и долго почти равнодушно беседовали о каких-то посторонних, незначащих вещах, чуть ли не о погоде. Чтобы преодолеть этот барьер, Минни, которая была очень искренней и импульсивной, решилась на крайний шаг: она внезапно заговорила о письме, которое прислал ей отец.

— Отец просил поговорить с тобой от его имени, — сказала она, заглядывая в лицо брату и пытаясь ласковым взором смягчить впечатление от резкости выражений отца. — Он считает неудобным выражать неудовольствие взрослому сыну-королю, то есть равному себе саном, но просил передать тебе… — Она на миг запнулась, и Георг недобро прищурился, мгновенно поняв, о чем пойдет сейчас речь. — Отец просил передать: он глубоко поражен и потрясен, что рядом с твоим именем всегда называют имя твоей любовницы, а не жены… И об этой особе говорят как о шпионке Франции и Германии.

— Какая ерунда! — возмущенно воскликнул Георг, в то же время подумав, что это вполне могло быть правдой. Княгиня София — француженка, ее ближайшие друзья — сторонники брака Георга с любой европейской принцессой, защитники германских интересов в Греции… А Элени? Эта загадочная, непостижимая Элени? Он до сих пор не мог забыть их первую встречу в Стамбуле и ее мгновенное возвращение в Афины, ее танцы в ночном саду… Она способна на все!

— Отец говорит, что ты должен жениться на англичанке… — донесся до него голос сестры. — У герцога Валлийского есть премилая дочь… Ее зовут Джорджиана, это могла быть очень подходящая партия для тебя! Что ты на сей счет думаешь?

— Я ее в глаза не видел. Что я могу о ней думать?

— Я покажу тебе ее портрет. Минуточку… Он в моем альбоме… — Она обшарила бюро хорошенького кабинета и обернулась с огорченным выражением. — Как странно, где же он?

Георг даже не скрывал, что рад был бы никогда не видеть злополучного портрета какой-то там Джорджианы Валлийской. Он вдруг вспомнил, что молоденьких родственниц королевы Виктории, выдаваемых за европейских монархов и герцогов, называли «британский флаг в постели». И это воспоминание отнюдь не улучшило его настроения.

— Ах, какая же я растяпа! — воскликнула в это мгновение Минни, всплеснув руками. — Я же приносила альбом к великой княгине Александре Иосифовне в Мраморный дворец! — И, поймав недоумевающий взгляд брата, пояснила: — Мраморный дворец — это резиденция великого князя Константина Николаевича, брата нашего императора. Он замечательный человек, а его жена — редкостная красавица. Их дети — это истинное чудо! Я счастлива, что забыла альбом у них. Есть повод снова повидаться с этой очаровательной семьей. Мы сходим сейчас. Это почти рядом. Пройдем через дверь на первом этаже, я не хочу, чтобы во дворце началась суматоха торжественного выезда. Саша не возражает, когда я тихонько хожу к его дядюшке и тетушке, его позволения мне довольно.

— А твои фрейлины, Минни? — Георг был несколько обескуражен той свободой, которой Минни пользовалась во дворце, и ее решимостью отправиться на прогулку пешком. Он слышал, будто для членов русского императорского дома это считается не комильфо…

— Они сейчас все чем-то заняты, это очень удачно, — непоседливо бросилась к двери Минни. Георг вспомнил, что сестра всегда была очень легка на подъем и склонна к авантюрам, она ничуть не изменилась, став женой наследника русского престола. — А впрочем, я все же скажу госпоже Мининой, чтобы меня не начали искать днем с огнем.

Последние слова она произнесла по-русски, а когда Георг недоуменно вскинул брови, перевела и добавила:

— Как Диоген.

Смеясь, брат и сестра спустились на первый этаж к узкой двери, скрытой портьерами.

— Вон там, — показала Минни, — кабинет государя императора. А раньше был кабинет императора Николая. Там самая простая обстановка. А эта маленькая дверь ведет на набережную. О ней знают очень немногие! Я помню, сестра императора, Мария Николаевна, рассказывала, как она убегала через эту дверь погулять — само собой, инкогнито. Мы очень сдружились в Ницце, когда бодрствовали у постели бедного Никсы, она много рассказывала о своей жизни… Через эту дверь, также инкогнито, частенько выходил император Николай Александрович, теперь вот мы вышли… И никто в толпе нас не узнает!

Георг оглянулся. Он был приметлив и сразу обратил внимание на двух мужчин в одежде состоятельных людей, которые безуспешно пытались принять вид беззаботно прогуливающихся, а на самом деле не сводили глаз с Минни и ее брата.

— Инкогнито? Никто нас не узнает? А ты уверена? — И он многозначительно повел глазами.

— А, ну да, — Мини оглянулась с лукавым смешком, — я, конечно, прекрасно понимаю, что моя здешняя жизнь еще больше скована условностями, чем в Дании. И я вынуждена этому подчиняться. Конечно, госпожа Минина немедленно сообщила о том, что я намерена выйти, начальнику охраны государя Петру Александровичу Черевину. Он и отрядил за нами этих людей. Спасибо, не отправил отряд драгун! Я и забыла: сейчас император никому не позволяет выходить в одиночестве. Охрана есть, хотим мы этого или нет. Ты слышал, что на государя покушались в прошлом году в Летнем саду? Один крестьянин толкнул стрелявшего под руку, и пуля пролетела мимо. А в этом году в Париже в него стрелял какой-то поляк, но, благодарение Господу, промахнулся: пуля попала в лошадь. Так что теперь негласная охрана есть у нас у всех. Но, можно сказать, она незаметна. Никакого шума!

— И что, мы так же без шума войдем в Мраморный дворец, как вышли из Зимнего? — удивленно спросил Георг.

— Не обольщайся, — усмехнулась Минни. — Можешь не сомневаться, великому князю уже известно, что мы туда направляемся. И нас там ждут.