Соблазнительница - Лоуренс Стефани - Страница 25

Чуть брезжущему ее рассудку представлялось, что это проникновение успокоит ее желание, и так оно и было. Некоторое время. Но потом легкие движения этого пальца снова разожгли в ней вожделение, еще более отчаянное и сильное.

Он делал это явно нарочно, и наконец она прижалась к нему, впившись ногтями в его руку и извиваясь всем телом.

Готовая сдаться.

Облегчение, физический покой, которые охватили ее, были ей наградой, она пылко обняла его и обмякла в его руках, с трудом сознавая, что он убрал руку и опустил ее юбку.

Он все еще не отрывал от нее губ, но пыл уже ослабевал. Она поняла — он снова воздвиг барьеры, отгородив ее от топки и пламени.

Когда он поднял голову, она запустила руку ему в волосы и притянула к себе. С трудом подняла отяжелевшие веки и внимательно посмотрела в его глаза.

Но ничего не смогла в них увидеть даже на таком расстоянии.

— Почему вы остановились? — Его взгляд упал ей на губы, и она крепче вцепилась в его волосы. — Если вы заговорите о времени и расписании, я закричу.

Он, хмыкнув, взглянул на нее.

— Не о времени. О храмах. Мы пока еще не добрались до этого храма.

Ей не очень понравилось его объяснение, но спорить она не стала. Ей пришлось согласиться с тем, что на его территории она не может ему диктовать.

Вечер был теплый, и времени у них было достаточно. Теперь он положил ее на себя, прижав спиной к своей груди, и обнял. Ее кожа остывала, мысли лениво двигались. Этот момент благословенного покоя он урвал для себя. Лежа в таком положении, она не могла видеть его лица — не могла видеть, как он смотрит на нее.

Ему нужно было отдышаться, и он не хотел, чтобы она догадалась, что он в этом нуждается. Не хотел, чтобы она заподозрила, что сам он с трудом удержался на поверхности.

На поверхности моря, по которому он плавал столько раз, что и не сосчитаешь.

Женщины, обладание ими никогда по-настоящему не имели для него значения — в прошлом. Он полагал, что обладание Амелией будет если не совсем таким же, то и не слишком отличным других.

Но слепая потребность, охватившая его только что, была ему внове. Слепая страсть, слепое желание — с этим он был знаком, но слепая потребность? Это что-то новое. Такого с ним еще никогда не бывало. Он не мог логично объяснить, почему потребность овладеть ею вдруг стала такой острой. Такой абсолютно необходимой.

Он не знал, насколько глубоко это незнакомое чувство зашло. Не знал, сможет ли контролировать его.

Эта мысль заставила его насторожиться, даже больше насторожиться, чем раньше, и по мере того, как утекали минута за минутой и день клонился к вечеру, мягкое теплое тело, несмотря ни на что, принесло ему успокоение.

Она слилась с ним, она была полностью покорна в его объятиях, лиф ее платья так и остался распахнутым, груди были восхитительны. Он почувствовал, как губы его дрогнули в улыбке — она определенно нравилась ему. Искушение положить руку на эти мягкие холмы и потеребить их было реальным, но… конец дня был уже близок.

Наконец они зашевелились и, приведя в порядок одежду, направились обратно на виллу. Она шла впереди, как часто делала это прежде. Но перед тем как выйти на главную дорогу, он остановил ее, притянул к себе и на мгновение прижался губами к ее шее.

Она ничего не сказала, но обернулась, встретилась с ним взглядом. Он выпрямился. Тогда она улыбнулась — этой странной, торжествующей, женственной улыбкой, которая всегда заставляла его настораживаться, — небрежно отвернулась и пошла вперед.

Они вышли на лужайку за несколько минут до того, как появилась молодежь, усталая, но улыбающаяся. Все расселись по экипажам. Хотя болтовня девушек наконец затихла, Реджи так умолял облегчить его положение, что Люк усадил его в свой экипаж, более быстрый, и вскоре гости остались далеко позади.

Они уже въезжали в Лондон, когда Реджи зевнул и пошевелился. Люк усмехнулся:

— Ты услышал что-нибудь стоящее?

Реджи хмыкнул:

— Только некую сказку о табакерке, которую не могут найти у леди Хэммонд, и какой-то ценной вазочке, которая куда-то подевалась у леди Оркотт. Но ведь ты знаешь, как это бывает, — сейчас конец сезона, вещи переставляют, и люди забывают, куда они их поставили.

Люк вспомнил о чернильнице своего деда. Реджи, без сомнения, прав.

Глава 7

Вечер следующего дня навис над ним, как рок. Если бы Люк мог избежать маскарада у леди Корк, он это сделал бы, но старая карга была давнишним другом их семьи, и он не мог не пойти к ней. Стало быть, не было никакой достаточно убедительной причины, почему бы Амелии тоже туда не пойти; она же была — и ясно дала понять ему это — преисполнена на этот вечер самых радужных ожиданий.

Поднимаясь по ступеням особняка Корков в плаще и маске, держа под руку Амелию, он с неприятным чувством думал об иронии своего положения. По крайней мере его матери с ее подругами здесь не будет. Этот вечер устраивался для таких, как он и Амелия, и более молодых, которые стремились добиться успеха.

Протянув дворецкому их приглашения, он провел Амелию в толпу, наполнившую парадный холл ее светлости. Там стояли те, кому подобные мероприятия были внове; неузнаваемые в масках и домино, они озирались, пытаясь узнать других. Положив ладонь на спину Амелии, он провел ее в зал.

— В бальный зал, — проговорил он, когда она недоуменно оглянулась на него. — Там меньше толчеи.

С одной стороны, ему нужно было взять на себя лидерство и проложить дорогу вперед, но его предсказание оказалось верным — в бальном зале по крайней мере можно было дышать.

— Я и не думала, что здесь будет такое столпотворение; тем более под самый конец сезона. — Привстав на цыпочки, Амелия вытянула шею, пытаясь сориентироваться.

— Если на маскараде нет толпы, он не имеет смысла.

Она повернулась к нему.

— Потому что тогда слишком легко узнать, кто есть кто?

Он коротко кивнул и взял ее за руку. Узнать Амелию совсем нетрудно, несмотря на толчею, — эти васильковые глаза, широко раскрытые в прорезях маски, были необыкновенны, особенно в сочетании с мелькающими под капюшоном домино золотыми локонами.

— Вот так. — Остановившись, он опустил ей капюшон пониже, чтобы спрятать лицо и локоны.

Она фыркнула:

— Не имеет особого значения, если даже меня узнают. Я уже нашла себе партнера.

Верно, но…

— Учитывая ваши надежды на этот вечер, будет разумнее не привлекать к нам внимание.

На ней была полумаска; он ясно видел ее лицо, соблазнительную улыбку, изогнувшую ее губы, когда она подняла к нему голову.

— Я склоняюсь перед вашим богатым опытом.

Держа его под руку, она шла рядом с ним — именно этого он хотел, ему было спокойнее, когда она рядом, когда ее рука лежит на его локте. Подавив вздох, он зашагал через бальный зал вперед.

В других обстоятельствах он с ходу определил бы, куда в этом доме можно будет попозже увлечь леди, державшую его под руку, где они могли бы насладиться интимными радостями. Но в этот вечер с леди, которая свободно командовала большинством его недремлющих мыслей, он был очень озабочен тем, как бы избежать именно этих радостей.

— Амелия… — Нужно натянуть вожжи, провисшие в ее руках. И попытаться повернуть ее на другую дорогу. — Что бы вы ни думали, мы слишком быстро продвигаемся вперед.

Она не сразу взглянула на него, сначала сжала челюсти.

— Вы, случайно, не хотите повернуть обратно?

— Нет. — Он знал, что она никогда не согласится на это. — Но… — Как объяснить, что, несмотря на то, в чем он пытался убедить ее, было столько храмов, в которых можно молиться? Слава Богу, пока он еще сохранил здравый смысл. — Поверьте, мы не можем продвигаться быстрее, чем уже продвигаемся. Пока что.

К его удивлению, она не напряглась, не бросила на него сердитый взгляд и не стала спорить. Вместо этого она всмотрелась в его глаза и улыбнулась — одной из тех улыбок, которые вызывали в нем инстинктивное недоверие, — и, приблизившись, прошептала так, чтобы никто не мог ее услышать: