Соблазнительница - Лоуренс Стефани - Страница 19

Солнце поднялось выше. Стало жарко. Кулинарные изыски ее светлости поглощались с удовольствием, так же как и отменные вина.

Как он и ожидал, после того как желудки наполнились, молодежь страстно возжелала осмотреть грот у озера. Их же мамашам хотелось одного — устроиться в тенечке и продолжить свой бессвязный лепет. Следовательно, на долю Реджи и юношей с блестящими от волнения глазами выпало сопровождать стайку посмеивающихся барышень по лужайкам, через рощу и по берегу озера к гроту.

Люк не мог дождаться момента, когда его мать и Луиза посмотрят туда, где у стола все еще сидел он с Амелией, а потом на лужайку, на хихикающих девиц. Они были похожи на куртину ярких цветов, зонтики их колыхались, темные фраки молодых людей мелькали среди них.

Мать поймала его взгляд и подняла брови. А Луиза была откровенно довольна.

Словно в ответ на намек матери он изобразил на лице ужасную скуку и посмотрел на Амелию.

— Пойдемте — придется пойти с ними.

Только она, сидя рядом с ним, могла прочесть в его глазах и понять, что вести себя как влюбленный под приглядом сводни он не намерен. Она несколько секунд смотрела на него и наконец протянула руку.

— Пойдемте. Уверена, что грот — это очень занимательно.

Люк ничего не ответил, но встал и помог встать ей. Солнце ярко светило; ему пришлось позволить ей раскрыть зонтик, и они бок о бок, немного отстав, направились вслед за болтающей толпой.

Интересно, думал Люк, кто-нибудь, кроме Луизы, понял вопрос во взгляде его матери? Минерва ничуть не волновалась за своих дочерей; ее вопрос явно относился к тому, что собирается делать он. Его тактику она разгадать не могла и удивлялась…

Пусть гадает — он не намерен подсказывать. Есть вещи, которые матерям знать вообще не обязательно.

Лужайка кончилась, начался парк; вдали лежало озеро, в нем отражалось лазурное небо. Оказавшись в тени деревьев, он сунул руки в карманы и замедлил шаг, глядя на идущих впереди.

Амелия взглянула на него и тоже пошла медленнее.

— Я никогда не была в этом гроте. Его стоит посмотреть?

— Это произойдет не сегодня. — Люк кивнул на толпу впереди: — Туда пошли они.

Расстояние между ними и молодежью постепенно увеличивалось.

— Однако, если вы склонны к приключениям… — он искоса взглянул на нее, — можно пойти в другое место.

Она спокойно встретила его взгляд.

— Куда?

Он взял ее за руку и потянул прочь, через рощу, через кустарник, на узкую извилистую тропинку, приведшую их на вершину искусственного холма, в подножии которого был устроен грот. Холм этот был частью рукотворного ландшафта; каменная скамья, затененная лавровыми деревцами, стояла на вершине, откуда открывался прекрасный вид на поля, лежащие на западе. Амелия восхищенно вздохнула и закрыла зонтик.

Ветерок, дующий с озера, доносил к ним далекий смех. Оглядев пейзаж, Люк повернулся к Амелии, взгляд его темных глаз скользнул по ее телу. Он сел рядом, свободно откинулся назад, положив руку на спинку сиденья.

Амелия ждала, искоса поглядывая на него; в его расслабленной позе ей чудилась опасность; ветерок перебирал его темные волосы. Немного посозерцав пейзаж, он покосился на нее и поймал ее взгляд.

Она собиралась что-то сказать — скорее всего что-то язвительное, — но в этот момент он намотал на палец локон, подрагивающий возле ее уха, и осторожно потянул на себя.

Не сводя с нее глаз, он притягивал ее ближе и ближе, пока его длинные пальцы не скользнули по ее шее, пока она не оказалась так близко, что веки ее опустились, а губы приоткрылись. Его палец скользнул ей под подбородок, приподнял его, и тогда его твердые тонкие губы прижались к ее губам.

Он не двигался, но побуждал ее подвинуться к нему. Его губы обращались с ее губами мягко, но уверенно; он завлекал ее обещаниями, дразнящим предвкушением всего, что она может получить, всеми наслаждениями, которые он может ей дать — и даст. Если она захочет.

Если она примет решение и придет к нему в объятия, раскроет губы, предложит ему свой рот. Отдаст ему себя…

Она и правда придвинулась ближе, зонтик скатился с ее колен, когда она положила руки ему на грудь, тесно прильнула к нему и позволила поцелую углубиться, поощряя его на большее. В голове у нее мелькнуло — вот почему он пользуется таким успехом у светских дам, вот почему они ходят за ним толпой, жаждая его внимания.

Он знал, что натиск излишен, что нужно только пригласить, пробудить ожидание и любая леди, которая окажется достаточно близко к нему, узнает притягательную мужественность его тела, почувствует, как его пальцы поглаживают ее запястье, ощутит его губы на своих губах — любая леди согласится на это.

Но в отличие от других леди и она знала его очень хорошо, знала, что образ ленивой, пассивной чувственности — всего лишь видимость. Она прекрасно сознавала это, когда он вовлек ее в головокружительное наслаждение поцелуем и его пальцы высвободились из ее локона, руки скользнули к талии, обняв и притянув ее к себе. Она прекрасно сознавала, что эта видимость тонка, как бумага, что он вполне способен требовать и приказывать той, кто согласится на все, что он захочет.

Вот в чем его сила — он умел заставить любую женщину захотеть ему принадлежать. Она чувствовала это по двигающимся мышцам его груди, когда его руки сомкнулись вокруг нее, мягко привлекая к себе, чувствовала это по губам, которые все еще удерживали ее губы — без всяких усилий. Прирожденная мужская сила, примитивная, слегка пугающая, если учесть, что именно этой силе ей придется подчиниться, иметь с ней дело, обращаться к ней за помощью каждый день до конца жизни.

При мысли об этом она вздрогнула. Он почувствовал это и на мгновение ослабил хватку — только затем, чтобы еще крепче сомкнуть объятия; рот его затвердел, и он завоевал ее губы, вырвал из нее чувства — больше она ни о чем не могла думать.

Она могла только бездумно следовать за ним туда, куда он ее вел, — в водоворот ощущений, постоянно нарастаю щего желания. Она задохнулась, пытаясь отодвинуться; его рука скользнула вверх по ее спине, по шее, обхватила затылок, запуталась в ее волосах, и он безжалостно вернул ее обратно в поцелуй, в разгорающееся в них обоих пламя.

В коварное, манящее, иссушающее пламя… Она погрузилась в него. Расслабилась, разрешила…

Она уже не пыталась взять бразды правления в свои руки и решила просто разрешить себе чувствовать. Ощутить искусную ласку — кончиками пальцев вниз по шее, вниз по открытой коже над вырезом платья, вниз по выпуклости груди. В ней нарастало неудовлетворенное томление; она пошевелилась, что-то прошептала, но шепот этот не вырвался за пределы их губ.

Он понял. Его пальцы вернулись к ее груди, снова стали ласкать ее, теперь уже медленнее. Еще раз и еще; каждый раз его прикосновение становилось тяжелее от желания, в то время как ее кожа пылала огнем. И вот пальцы его напряглись, и он обхватил ее мягкость.

Тело ее мгновенно растаяло, по нему пробежала волна, жаркая, как горячий мед. Его проказливые пальцы сомкнулись на ее груди, и в ней ожили нервы, о существовании которых она и не подозревала. Чистое удовольствие охватило ее, когда другая его рука покинула ее спину и переместилась к другой ее груди. С закрытыми глазами, все так же погруженная в пьянящую чувственность медленного, глубокого поцелуя, она отдалась ощущению его рук на своей груди, пылу и пламени, исподволь нарастающему напряжению, жажде, которую он разбудил, а теперь ублажал.

Это было откровение — все это оказалось таким невероятно прекрасным, невероятно желанным, и все же это, она знала, было только началом. А проснувшееся тело жаждало большего. Еще чуть-чуть — она была совершенно уверена, — и она получит все.

Люк прервал поцелуй, но только для того, чтобы провести губами по ее подбородку и найти маленькое углубление под ухом. Ему не нужно было думать о том, чего ей хочется, он знал, что может взять все, что захочет. Он был уверен, что никто не нарушит их уединения, он знал общество, которое собралось у леди Харрингтон, и его чувства были сосредоточены на женщине в его объятиях, на мучительном предвкушении, которое дарило ему стройное тело, попавшее в руки.