Сильнее страха - Леви Марк - Страница 9

– Хватит стонать, это невыносимо! Вставай, уже десять часов, тебе давно пора на работу!

Эндрю набрал в легкие как можно больше воздуху, как ныряльщик, выныривающий на поверхность после длительной задержки дыхания.

– Перестанешь напиваться – будешь нормально спать по ночам! – проворчал Саймон, поднимая с пола труп – пустую бутылку «Джек Дэниэлс». – Вставай и одевайся! Клянусь, я вытолкаю тебя в шею, надоело видеть тебя в таком состоянии.

– Ладно, ладно! – Эндрю сладко потянулся. – Ну и пружины у твоего дивана! Почему бы тебе не завести нормальную гостевую комнату?

– Почему бы тебе не вернуться домой? Три месяца, как тебя выписали из больницы, – а ты все торчишь у меня.

– Скоро съеду, обещаю. Не могу ночевать один. И потом, здесь, у тебя, я образцовый трезвенник.

– Пока я не усну… Кофе на кухне. За работу, Эндрю! Это лучшее, что ты можешь предпринять, и единственное, что у тебя хорошо получается.

– «Лучшие всегда уходят первыми…» – ты серьезно? Не нашел лучшего завершения для надгробной речи на моих похоронах?

– Напоминаю: все это происходит только в твоей помутившейся башке. Когда тебя мучат кошмары, ты хватаешься за ручку – и сочиняешь черт знает что!

Выскочив за порог, Саймон изо всех сил хлопнул дверью.

Эндрю вполз в ванную и уставился на свою физиономию в зеркале. А что, красавчик – учитывая то, что он натворил накануне… Но, сделав еще шаг вперед, он изменил мнение на свой счет. Набрякшие веки, черная борода, как у горца… Саймон прав, наверное, пора снова начать ходить на собрания Общества анонимных алкоголиков на Перри-стрит. А пока он изобразит собственное присутствие на редакционной летучке, после чего отправится в публичную библиотеку.

Вот уже три месяца он с удовольствием проводил там время. Сидя в большом читальном зале, он ощущал себя среди людей, невзирая на оглушительную библиотечную тишину. Где еще на свете он мог так же надежно спрятаться от одиночества, не приходя в раздражение от производимого другими шума?

После душа, одевшись поприличнее, он покинул квартиру и заглянул в «Старбакс», где позавтракал и пролистал газету. Потом, глянув на часы, направился прямиком в конференц-зал, где Оливия уже завершала инструктаж.

Журналисты дружно встали и потянулись к двери. Эндрю не двигался. Оливия жестом велела ему подождать. Когда зал опустел, она сама подошла к нему.

– Никто не заставляет вас так быстро возвращаться к работе, Эндрю. Но если вы сами этого хотите, то возвращайтесь по-настоящему. Посещение редакционного совещания обязательно.

– Вот я и посетил.

– Вы и здесь, и не здесь. Ни строчки за три месяца!

– Я обдумываю следующий проект.

– Знаю, вы живете припеваючи и снова прикладываетесь к бутылке.

– С чего вдруг эти обвинения?

– Посмотрите на себя – хотя бы вот в этот стакан.

– Я допоздна работал. Назревает новое журналистское расследование.

– Рада слышать. Нельзя ли узнать тему?

– Полтора года назад в негритянском гетто Йоханнесбурга изнасиловали и забили насмерть женщину. Полиция ничего не предприняла, чтобы задержать убийц.

– Происшествие в Южной Африке – вот то, что непременно вызовет пристальный интерес у наших читателей! Уведомите меня, когда закончите, – я обязательно выделю место для вашего репортажа на первой полосе.

– Иронизируете?

– Еще как!

– А зря. Ее убили за сексуальную ориентацию. Единственным ее преступлением была любовь к другой женщине. По той же самой причине сыщики, знающие, чьих это рук дело, не собираются арестовывать убийц, как будто те раздавили бродячую собаку, а не убили человека. Ее родня борется за торжество правосудия, но властям наплевать, наоборот, они потакают этим умственно отсталым живодерам. Ей было двадцать четыре года.

– Это, конечно, трагедия, но Южная Африка слишком далеко географически и еще дальше с точки зрения интересов наших читателей.

– На прошлой неделе один из наших блестящих конгрессменов-республиканцев заявил под телекамеры, рассуждая о гомосексуальном браке, что он видит в этом путь к инцесту и к педофилии. В странном мире мы живем! Всему должен быть предел. Наш славный мэр грозится уменьшить потребление сладкой газировки в кинотеатрах – а лучше бы укоротил языки избранникам народа! Надо бы принять законы, по которым их можно было бы штрафовать, когда они преступают допустимые границы невежества.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

– Вас потянуло в политику, Стилмен?

Эндрю попросил главного редактора не отмахиваться от его слов. Болтовня конгрессмена была не просто оскорбительной, она подстрекала к ненависти. Эндрю хотелось показать в статье, что речи политиков, клеймящих те или иные общественные группы, могут приводить к вспышкам насилия.

– Теперь улавливаете? Статья начинается с рассказа об убийстве ни в чем не повинной женщины и о бездействии южноафриканских властей, не придающих значения этому убийству, а потом я перехожу к этому тупице-конгрессмену, к подсказке, содержащейся в его словах, и к предсказуемым эксцессам со стороны дуболомов, которые поймут его буквально. Если получится, я заставлю партию этого болвана откреститься от него и в конце концов четко выразить свою позицию.

– Немного притянуто за уши и рискованно, но если к вам благодаря этому вернется желание взяться за более…

– …за более важные темы? Женщина двадцати четырех лет, которую изнасиловали, избили, а потом зарезали за то, что она лесбиянка, – это недостаточно важно?

– Не приписывайте мне того, чего я не говорила, Стилмен.

Эндрю положил руку на плечо главной редакторше и слегка нажал, подчеркивая вескость своих слов.

– Обещайте мне кое-что, Оливия. Когда я умру, вы не станете произносить речей на моих похоронах.

Оливия озадаченно посмотрела на него:

– Обещаю, если вам так хочется. А в чем дело?

– «Ты пал на этом бастионе, как солдат на поле брани» – нет, только не это… Постыдились бы!

– Не пойму, о чем вы, Стилмен.

– Ни о чем, проехали. Просто обещайте, и все. Хотя нет, не все: еще этот архивный зал «Б». Мрачнее местечка не нашлось?

– Оставьте меня в покое, Эндрю, вы отнимаете у меня время. Все эти ваши измышления для меня – темный лес. Начинайте вкалывать, тогда я, так и быть, куплю вам билет до Кейптауна, чтобы не путались под ногами.

– До Йоханнесбурга! Скажите, кому из нас трудно сосредоточиться? С ума сойти!

Эндрю вбежал в лифт и поднялся к себе. Там царил кавардак – точь-в-точь как в тот день, когда на него напали. Фредди Олсон погрузился в журнальный кроссворд, грызя карандаш и раскачиваясь на стуле.

– «Привидение», семь букв. Не подскажешь?

– «Отпечаток семи фаланг моего кулака на твоей физиономии» – какие будут предложения?

– В Уэст-Виллидж полицейский сбил престарелого велосипедиста, – загундосил Олсон. – Недовольный тем, что сбитый загородил ему дорогу, он потребовал у него документы, а когда бедняга возмутился, заковал его в наручники и упек в каталажку. Перспективное дельце. Не хочешь заняться?

– В чем выразилось возмущение?

– Судя по показаниям, старик отвесил полицейскому пощечину за то, что тот обратился к нему неподобающим тоном.

– Сколько лет велосипедисту?

– Восемьдесят пять. А полицейскому тридцать.

– Этот город не перестает меня удивлять, – сказал Эндрю со вздохом. – Ладно, возись со своими муниципальными происшествиями дальше, а меня ждут настоящие журналистские дела.

– Пара стаканов бурбона или дайкири?

– Тебе не терпится поболтать о своих страстишках, Олсон? Изволь: не стыдно было за-явиться под кайфом на мои похороны?

– Не пойму, о чем это ты. Я уже давно с этим покончил. Дал священную клятву у твоей больничной койки, что, если ты сыграешь в ящик, я завяжу.

Проигнорировав наскоки коллеги, Эндрю собрал свою почту, прихватил утренний номер газеты и удалился. Денек выдался ясный, и он решил прогуляться несколько кварталов до Нью-Йоркской публичной библиотеки.