Правда о любви - Лоуренс Стефани - Страница 36

– Сюда, – велел он, поставив ее у камина на расстоянии примерно в фут от лампы на одном конце. Отступил, проверил впечатление и переставил ее чуть ближе к лампе, проверяя игру света в ее волосах. – Ну вот. Теперь слегка поднимите лицо к лампе.

Его пальцы коснулись ее подбородка. Чуть задержались.

– Вот так, – пробормотал он, откашлявшись – Начинаем.

Выхватив платья у нее из рук, он выбрал одно, весенне-зеленого цвета, и уложил остальные на кресло.

Игнорируя мысль о жалобах горничной, Жаклин наблюдала, как он расправил платье, оглядел его, потом ее, скользнул взглядом по ее телу ... и тут она вспомнила, насколько тонки ее сорочка и пеньюар. Вспомнила, что стоит спиной к огню!

Он поспешно поднял платье, словно вспомнив о правилах приличия ... хотя смотрел на нее и острым взглядом художника видел все, что можно было увидеть.

– Приложите к себе, и посмотрим.

Сбитая с толку, девушка сделала, как ее попросили, удивляясь, почему потакает ему, но все же продолжала стоять на том же месте, залитая светом, и позволяла Джерарду протягивать платье за платьем. Некоторые он отбрасывал сразу, к остальным возвращался. Пока что он сразу отверг темно-зеленое, оттенка лесного мха, и еще одно, цвета потускневшего золота.

– Что-то среднее, – бормотал он, возвращаясь к шелковому платью цвета нильской воды.

Она уже поверила, что ему действительно приспичило выбрать подходящее одеяние для портрета, но испытующие взгляды, которые он то и дело бросал на нее, доказывали, что эта цель – не единственная. И верно: пока он выбирал платья различных оттенков бронзового, она все больше убеждалась, что интерес к нарядам и игре света в ее волосах был только предлогом.

Наконец Джерард отступил, подбоченился и стал внимательно изучать ее, наклонив голову и критически хмурясь.

– Пожалуй, это ближе всего к идеалу: насыщенная бронза, но в ней больше золота, чем нам необходимо. И, разумеется, складки лежат не так, как требуется. Зато я, по крайней мере, знаю, что нам нужно.

– Да неужели? – Она подождала, пока он снова взглянет ей в лицо, прежде чем спросить: – Итак, зачем вы здесь?

Он попытался что-то ответить.

– Только не говорите, что пришли изучать мой гардероб.

Джерард плотно сжал губы. Но девушка продолжала неумолимо держать его под прицелом своего взгляда. Не выдержав, он громко выдохнул, правда, сквозь зубы и довольно раздраженно.

– Я волновался, – пробормотал он.

– Из-за чего?

– Из-за вас.

Судя по тону, он был этим недоволен. Когда же она озадаченно вскинула брови, он неохотно пояснил:

– Из-за того, что вы сейчас думаете и чувствуете. – Его пальцы привычно потянулись к волосам, но он усилием воли сдержался и опустил руку. – Боялся, что открытия этого дня могут плохо на вас отразиться.

Джерард отвернулся и посмотрел на разбросанные платья.

– Но мне действительно хотелось выбрать подходящий наряд. Я хочу закончить портрет как можно скорее.

Холодный стальной обруч стиснул ее грудь.

– Да, разумеется, – кивнула она, вешая на спинку кресла одобренное им платье, – насколько я понимаю, вам не терпится уехать.

Старательно стерев с лица всякое выражение, она обернулась и увидела, как он, по-прежнему подбоченившись, смотрит на нее в упор.

– Нет, я вовсе не собираюсь уезжать. Нужно закончить портрет, чтобы освободить вас, – он резко обвел рукой комнату, – ... от всего этого. Подозрений и тюрьмы, сложенной из добрых намерений, в которой вы добровольно остаетесь пленницей.

В глазах сверкнуло что-то такое, отчего сердце глухо забилось. Жаклин нервно обвела языком губы, наблюдая, как он следит за каждым ее движением.

– Я подумала ... – она глубоко вздохнула и постаралась говорить спокойно, – подумала, что, может, после сегодняшнего вы захотите уехать и уже жалеете, что согласились писать мой портрет.

– Нет! – отрезал Джерард. – Повторяю, я хочу вырвать вас из этой невыносимой ситуации. – Он ощутимо поколебался, но тут же продолжил, тщательно выговаривая слова: – Освободить, чтобы мы смогли смело отдаться тому, что росло ... растет между нами.

Не успел он договорить, как неподвижная маска, бывшая лицом, волшебным образом исчезла.

Он, как никогда остро, ощущал почти непреодолимое желание перекрыть расстояние между ними, схватить ее в объятия, утешить нежностью и ласками.

С трудом втянув воздух в неожиданно сжавшиеся легкие, он вынудил себя повернуться к камину.

– Итак, что вы испытываете, узнав о смерти Томаса?

Нелегкий вопрос, тем более что был задан не из вежливости: он определенно хотел знать. Сейчас Джерард не смотрел на нее, а старательно изучал лампу на каминной полке. Но чувствовал ее взгляд, словно слышал ход ее мыслей и ощутил изменения в атмосфере, когда она решила сказать ему.

Она обошла кресло; он повернул голову и молча наблюдал, как она разглаживает платье, которое повесила на спинку, после чего, скрестив руки на груди, принимается бродить по комнате.

Остановившись у окна, она вперила взор в темноту.

– Странно, но меня больше всего расстраивает то, что я не могу припомнить его лица.

Джерард прислонился к каминной полке.

– Но вы не видели его больше двух лет.

– Знаю. Поймите, это реальное подтверждение того, что его больше нет. Что он давно мертв, а я ничего не в силах изменить.

Он ничего не ответил. Просто выжидал.

– Понимаете, он был славным ... мальчиком. Добрым. Мы много смеялись вместе, и он мне нравился ... но теперь я так и не узнаю, что случилось бы дальше между мной и Томасом ...

Жаклин отошла от окна и снова стала бродить по комнате, опустив глаза в пол. Остановилась в двух шагах от него и резко вскинула голову.

– Вы спросили, что я чувствую. Я в ярости.

Она откинула волосы, закрывшие половину лица.

– Сама не понимаю почему ... и не только из-за Томаса. Убийца взял то, на что не имел права: жизнь Томаса, но это еще не все. Он нанес предательский удар, потому что мы – Томас и я – скорее всего, поженились бы, завели семью, а этого убийца не хотел.

Грудь ее взволнованно вздымалась.

– Повторяю, он не имел права! Он убил Томаса и очернил меня, заключил в клетку, созданную его злодеянием. А потом расправился с мамой. Почему? Зачем ему это нужно?!

Джерард оттолкнулся от каминной полки и пожал плечами.

– В этом случае вряд ли причиной могла быть ревность. Возможно, ваша мать узнала что-то о личности убийцы или подробности гибели Томаса.

– Но ведь в обоих случаях был один и тот же человек, верно?

– Барнаби сказал бы вам, что вероятность появления двух убийц в одной довольно ограниченной местности весьма невелика, – заметил Джерард.

– Мы должны поймать его. Обличить и предать суду. Поэтому нам необходимо торопиться! – горячо воскликнула девушка.

– Совершенно верно, – коротко бросил Джерард. – И, прежде всего нам нужно закончить портрет.

Похоже, страшная находка и размышления о смерти Томаса только усилили ее решимость. Недаром он подумал, что, будь она убийцей, ее стоило бы опасаться. И было бы глупо недооценивать ее силу.

Джерард потянулся к ее руке.

– Я всерьез подумываю написать вас при свете свечей. Подойдите сюда.

Он потянул ее к камину и поставил на том же месте, что и раньше. Снял со спинки кресла последнее платье, цвет которого был наиболее близок к тому, который Джерард себе представлял, и протянул ей:

– Приложите это к себе.

Жаклин молча послушалась. Она давно выплакала все слезы по Томасу, и возможность излить свой гнев давала ей силы жить дальше.

Джерард отступил и стал изучать ее наметанным взглядом художника. Она уже знала этот взгляд человека, поглощенного своим творчеством.

И это тоже было хорошо, поскольку она в это время могла думать о своем, признать, что он, услышав о ее гневе, – довольно необычной реакции молодой женщины на убийство нареченного, – и не подумал ее осудить. Кажется, Джерард даже понял ее: во всяком случае, не нашел ничего странного или шокирующего в ее чувствах.