Прыжок в прошлое - Сапаров Александр Юрьевич - Страница 5

-Смотри-ка Данила, да ты уже почти с меня ростом, и мясом вон обрастать начал.

Да я и сам чувствовал, что еще недавно слишком тяжелый для меня топор, теперь летает, как перышко. И после круга на лыжах у меня нет ни одышки, ни дрожи в коленках.

Зимой, к нам практически никто не приходил, лишь изредка кому-то в деревне требовалась помощь, и мы с бабушкой сами шли туда. За лечение никто ничего нам не платил, но кормили от пуза. Пока еще у всех было и мясо и зерно. Вот что будет к весне, еще никто не знал.

Но наша жизнь резко изменилась в один момент. Мы сидели в теплой землянке, горел тусклый огонек жирового светильника, я слушал бабушкины заговоры, старясь запомнить их ритм и напевность. Неожиданно сверху послышались голоса, двери распахнулись и к нам спустились двое мужчин, одетые в наряд, похожий на стрельцов.

Эй вы! Ты что ли будешь знахарка Марфа?

-Ну, я, – ответила басом нисколько не заробевшая бабушка и, встав, на голову нависла над низкорослым мужиком.

Тот, отшатнувшись, и уже тоном пониже произнес:

-Так это, ты давай, собирайся, и внука свово бери. Там медведь болярина нашего порвал, Кирилла Мефодьича, и никого здесь кроме вас нету помочь оказать.

Мы с бабушкой молча собирались, одевшись и взяв все необходимое, мы вышли наверх. Спустившись, по промятой к нам с реки, тропинки вниз, мы сели в стоявшие там сани, запряженные тройкой лошадей, и они резко рванули вперед. Трое конных с гиканьем и свистом полетели за нами. Через десять минут мы были уже в деревне. Поезд боярина располагался у околицы, там было несколько санных кибиток, множество дворни. Сам же боярин находился в доме старосты. Когда мы зашли в дом и перекрестились на иконы, было слышно, как в другой половине громко стонет и ругается сам раненый. Там горело несколько восковых свечей, но все равно было темновато, и я попросил зажечь еще несколько, староста, недовольно покосившись на меня, принес еще пару штук и зажег. Стало немного светлей. На коротком топчане полулежал крупный толстый мужчина. Лица у него видно не было, его закрывала, блестевшая внутренней поверхностью на свете свечей, кожа скальпа. Я подошел и осмотрел раненого, сзади на его шее ярко выделялись глубокие следы пятерни медвежьих когтей, и затем рваные края где когти медведя захватив кожу начали сдирать скальп с головы, выворачивая и нахлобучивая его на лицо. Я пощупал пульс, тот был частый, но хорошего наполнения, видимо давление не падало, внутренних кровотечений нет. В это время бабушка развязала тюк, который мы привезли с собой. Слуги молча наблюдали за мной, ожидая, что будет дальше.

Я еще раз внимательно осмотрел внутреннюю поверхность скальпа и голый череп, все было чисто ни мусоринки ни хвоинки, взялся за нижний край кожи и одним движением надел скальп обратно на череп. Боярин слегка вскрикнул. Вместо страшной розовой поверхности, перед нами было лицо мужчины средних лет привыкшего к власти.

Он с удивлением смотрел на меня.

-Это что же такое, вы кого привели мне, где знахарка? Федот, мать твою! Закопаю.

-Кирилл Мефодьевич, так вот и знахарка, и внук ейный, он тоже в этом деле понимает. Народ бает легкая рука у него.

Боярин с кривой болезненной усмешкой посмотрел на меня:

– Ну что отрок, как меня врачевать будешь?

Но тут подоспела моя бабка, которая своим басом сказала:

-Боярин, накося испей вот этого,– и, отпив для начала сама, дала тому стакан, наполненный, воняющей валерианкой, жидкостью. Тот подозрительно обнюхал стакан и сказал:

– Ну-ка отпей еще раз. Ох, ты бабка и страшна ликом!

Бабушка послушно отпила еще раз и боярин, перекрестившись, залпом выпил вонючую микстуру.

Несколько минут спустя он уже засыпал. Я расставил на столе свои причиндалы и несколькими швами пришил скальп в месте разрыва кожи, я надеялся, что в эти времена, не избалованные антибиотиками, у раненого вряд ли начнется воспаление. Но вот ранки от медвежьих когтей я обработал со всем старанием остатками самогона.

Сделав свои дела, я посмотрел на старшего, которого боярин назвал Федотом.

-Так вроде все мы сделали, можно бы нас и домой отвезти.

Федот в ответ лишь зло оскалился:

-Ишь, какой быстрый выискался, ты лечил, ты за все и ответ держать будешь, если, что не так. Эй, парни! Давайте собираемся в дорогу, а этих под замок обоих, но вреда не причинять. Бережно пока с ними будем.

Ехали мы долго. Любил боярин охоту, далеко забрался в поисках медведей, вот и получил от них по голове. Мы тряслись с бабушкой в холодной кибитке, на стоянках нам даже не давали горячего, а только кинули несколько высохших пряженцев, наверно еще испеченных перед охотой, и предложили заесть снежком.

Катясь в кибитке, я понял, что значит быть на Руси простым человеком, наша с бабушкой жизнь целиком зависела от того, будет ли жить боярин. Если нет, то придется нам умереть страшной смертью. И я дал себе обещание, что если останусь жив, сделаю все, но выберусь наверх, чтобы, по крайней мере, не зависеть от какого то мелкого боярина, которого в Москве знают может, только дьяки, ведущие родословные дворян с Рюриковских времен.

Но на следующей остановке к нам, на удивление, пришел Федот в сопровождении повара, нас накормили отварной медвежатиной и предложили горячего сбитня и водки. Вел себя Федот предупредительно, из чего я понял, что пока с боярином все в порядке. После этого мы ехали еще сутки,

Но вот мы въехали в какое-то село, был слышен собачий лай и множество голосов, послышался скрип ворот и сани двинулись во двор и остановились.

Вскоре послышались охи и ахи, потом дикие женские крики.

-Во, как в старину по раненому мужу жены кричали, – с усмешкой, подумал я.

Но вскоре крики смолкли, нашу кибитку открыли, и я с бабушкой вышел на белый свет.

Мы стояли на обширном дворе, перед большим домом с высоким резным крыльцом, вокруг стояла суета, распрягали и отводили в конюшню коней, ставили на место сани и кибитки. Подошедший Федот подтолкнул нас в спину:

-Идите наверх, вас сам Кирилл Мефодьич требует.

Какой-то мальчишка , наверно моих лет, повел нас на крыльцо, а затем в небольшую комнату где на кровати сидел боярин а две девушки снимали с него сапоги и верхнюю одежду, рядом с ним стояла полная женщина еще с остатками былой красоты, и тревожным выражением лица. Увидев мою бабушку, она вздрогнула, побледнела и отвернувшись начала креститься . Девки тоже видимо испугались, но продолжали свое дело.

Я про себя подумал:

– Все-таки я очень привык за это время к своей новой бабушке, потому, как уже не вижу в ее лице ничего ужасного.

Вид у боярина был, пожалуй, не лучше, чем у Марфы, синюшное лицо, нижняя часть лба и веки отекли так, что он едва мог открыть глаза. Уши были почти черные и торчали в стороны. Но, был он достаточно бодрый и сразу потребовал, чтобы мы сказали, как у него дела будут идти дальше.

Я попросил разрешения его осмотреть и положил руку на лоб, потом пульс, температуры, похоже не было, прощупал голову, что было для него достаточно болезненно, и не увидел пока выраженных следов воспаления. Некроза, которого можно было бы ожидать, тоже нигде не было видно

-Кирилл Мефодьевич, пока, все идет как надо, но заживать долго будет, вам еще очень повезло. И швы надо через несколько дней снять, а то загнить могут.

-Хе, хе, а как тебе повезло парень,– хрипло засмеялся боярин,– сейчас бы висел на березовом суку вверх ногами и молил о смерти, если что не так пошло. Да ладно не боись, я ведь вижу, что старался. В общем вот тебе мое слово, пока я не поправлюсь, здесь будете, потом отпущу и награжу, чтобы никто не сказал, что боярин Михайлов не по-христиански поступает. А если хотите, то возьму вас обоих на службу, будете у меня в лекарях ходить.