Дом Для Демиурга. Том первый - Апраксина Татьяна - Страница 95

— Ага, — кивнул Элграс. — Очень убедительно. Особенно, учитывая, что отец сказал о твоем благоразумии.

— И… что он сказал?

— Что лишь благодаря твоему благоразумию никто не пострадал. Дескать, ты предотвратил отравление епископа и его слуг. Будто это был яд… Наверное, ты и это сказал, да?

— Про яд я ничего не говорил… — ляпнул Араон.

— Отец тоже про яд ничего не говорил! — еще раз оскалился брат. — А вот ты попался.

— Ну ты и дрянь, братец! — не выдержал юноша. Поймал, да как ловко — вот же хитрый мерзавец!

— Я?! Я на тебя хоть раз жаловался? Особенно епископу?! — Элграс вскинул сжатые кулаки. — Если ты еще раз…

— Если ты меня хоть пальцем тронешь, то окажешься в тюрьме, — пообещал Араон, на всякий случай оглядываясь по сторонам. Попробует драться — получит подсвечником по голове. Камердинер подтвердит, кто именно начал ссору.

— Ссылку мне уже пообещали, — кивнул Элграс, делая шаг вперед. — Ничего, переживу. А вот ты, вороний подкидыш, свое получишь…

— Сейчас я позову стражу и скажу, что ты собирался меня убить, — шепотом сказал Араон. — Угадай, кому поверят?

— Я не собираюсь, а убью! — еще раз крикнул брат. Отлично, замечательно. Пусть начинает драться. Кулаками не убьет, а наболтал он уже достаточно.

— Ты давно обещаешь, да все никак, — опять вполголоса сказал Араон. — Болтун ты, братец… Болтун и трус.

— Я?! Ну, все!..

— Так-так-так, — прозвучал донельзя знакомый голос. — Просто великолепно!

Герцог Гоэллон! Принесли же его демоны вот ровно сейчас! Элграс уже стоял перед самым столом и собирался ударить Араона в лицо. Может быть, именно поэтому юноша, поглощенный ссорой, и не заметил, как отворилась дверь. Младший брат вздрогнул и отшатнулся, словно получил подзатыльник.

В дверном проеме, положив руку на косяк, стоял Гоэллон. Он улыбался, но улыбка эта не предвещала ничего хорошего. Кому? Как давно он вошел и что успел услышать? Если только последние фразы, то все в порядке: пусть забирает своего любимчика и радуется, что тот не успел ничего натворить…

— Ваше высочество Араон, должен вас поздравить. Вы в совершенстве овладели искусством провокации. Так удачно воспользоваться ситуацией, так тонко построить разговор — мои аплодисменты, — Гоэллон вяло похлопал в ладоши. — Ценное качество для будущего короля. Элграс, вы не поняли, что происходит?

— Э-ээ…

— Вы обратили внимание на то, что ваш брат говорит тихо? Наверное, нет, а то не стали бы выкрикивать свои угрозы. Принц Араон рассчитывал на то, что камердинер подслушивает разговор. Так, собственно, и было. Теперь представьте, как это слышалось из-за двери. Вы кричите, обещаете убить брата… а того, что он вас откровенно провоцирует, называя болтуном и трусом, камердинеру не слышно.

Араон покраснел и уставился в стол. Проклятый заговорщик! Как вовремя он явился! Да еще и разбирает по косточкам всю нехитрую интригу Араона. Не войди герцог в комнату, так все и случилось бы. Недаром Гоэллона прозвали Пауком: столь же хитроумен, коварен и ядовит. С ним не потягаешься. Откуда он знает, что хотел сделать принц? Наверняка сам делал то же самое. Ну да, он же избавился от старшего брата…

— Ну, Араон… — шумно выдохнул Элграс. — Ну ты и змея…

Старший молчал, вцепившись обеими руками в столешницу. Интересно, теперь герцог расскажет все отцу или не станет? Если Паук сообразит, что происходит между принцами уже не первую седмицу, то все старания Араона пойдут прахом, а отец… трудно представить, что может прийти ему в голову. Он ненавидит лицемерие и притворство.

— Не змея, — лениво улыбнулся двоюродный дядя, проходя к столу, за которым сидел юноша. — Так, мелкий змееныш. Правда, ваше высочество? Укусить вам хочется, да только не знаете как…

Да как он смеет!.. Дрянь, заговорщик, отравитель и братоубийца смеет упрекать Араона?!

Принц вскочил.

— Вы забываетесь! Жду ваших извинений, герцог!

— Из-ви-не-ний? — издевательски выговорил Гоэллон. — Араон, вы, должно быть, больны. Подойдите, я проверю, нет ли у вас жара?

Красные, синие, зеленые пятна перед глазами… Кровь нестерпимо громко стучит в ушах… Этот человек… этот человек в сером кафтане, вошедший в комнату без спроса… Как он смеет? Стены угрожающе накренились, словно собрались рухнуть.

— Убили своего брата, а теперь учите Элграса…

Араон даже не сразу понял, почему летит к окну, сшибая стул. Он больно ударился бедрами о подоконник и только потом ощутил, что левая щека онемела. Гоэллон отвесил ему пощечину.

— Вы посмели поднять на меня руку?..

— Вы посмели открыть на меня рот, — рявкнул Гоэллон. — Имейте в виду, что я узнаю, кто рассказывает вам сплетни подобного рода. Попрощайтесь с ним заранее, ваше высочество. Идемте, Элграс, оставьте этого…

Дверь закрылась. Араон вцепился в подоконник. Проклятье! Все надо было сделать иначе. Помириться с братом, попросить прощения, что-нибудь выдумать… А теперь оба будут настороже.

Змееныш? Ну, погодите, господа. Змеи растут быстро. Несколько девятин — и будет вам взрослая змея!..

Занятия, занятия — но от обязанностей разбирать почту, писать письма и раскладывать по местам книги и свитки в библиотеке Саннио никто не освобождал. Почта приходила почти каждый день — по десятку писем, иногда и по полтора. В основном, то, что герцог называл "птичьи трели": короткие послания и длинные опусы от дальних родственников, приятелей и случайных знакомых. Еще доклады от управляющих поместьями и замками, которые Гоэллон просматривал в свободное время. И не так уж и часто — официальные письма. Из дворцовой канцелярии, из казначейства, из министерств; порой даже от Его Величества.

Герцог велел Саннио просматривать каждое письмо и пересказывать содержание. За пару седмиц секретарь привык выделять основное в письме любой длины, и на разбор у него уходило не более половины часа. В первый раз Саннио удивился, но Гоэллон только усмехнулся и коротко объяснил: "О важном не пишут открыто. Если же в письме содержится некий шифр, вы его не поймете". Юноша, обнаруживший, что невзначай повышен из секретарей в личные помощники, безмерно удивился. Его учили совершенно иному — что опытный прознатчик сумеет вычислить истинную суть письма, узнав о содержимом нескольких схожих посланий; что единственное спасение — незнание; что он не должен даже краем глаза касаться личной почты господина, потому что даже забытое можно вытянуть из памяти не пыткой, так особыми приемами.

Но — спорить с Гоэллоном мог только сумасшедший. Этим в доме герцога не занимался никто, даже ученики, которые в последнее время загадочным образом притихли и еще более непонятным манером принялись взрослеть на глазах. Менялось все — манера говорить, выражения лиц, форма и суть разговоров. Может быть, все дело было в вечерних беседах с Гоэллоном, но при них Саннио не присутствовал. Он перестал понимать, кем является и что ждет его в будущем. Господин сказал, что Саннио негодный секретарь и начал учить его на предсказателя — почти как троицу северян, но вот разговоров наедине он был лишен. Что в результате? Не секретарь, не предсказатель — но кто? Что будет весной, когда герцог закончит с обучением веселой троицы?

Осталось-то всего-ничего, две седмицы, и начнется первая весенняя девятина. В столице это еще, конечно, не весна, а только праздник начала нового года, но какую весну имел в виду герцог? И что вообще для самого Саннио начнется с приходом весны?

Вопросов было — море, глубокое и шумное, как в Убли, ответов — ни единого. "Нужно набраться смелости и спросить, — думал иногда юноша. — Не убьет же он меня…". Тем не менее, ни разу даже не попытался: слишком уж боялся услышать, что его отправят невесть куда, не ближе, чем учеников. Отличное будущее, вороны из него гнездо свей! Может быть, герцог Эллоны будет так щедр, что пожалует Саннио поместье и звание благородного человека. Какой-нибудь угол, оставшийся без хозяина. Фабье, например. Вместо Саннио Васты, безродного подкидыша, появится Саннио Фабье, на гербе которого будет паук и щит, а девизом — "Храним тишину". Хотя это, конечно, вряд ли — с чего бы такая щедрость? В какое-нибудь Агайрэ или Кертору отправится Саннио Васта, плохой секретарь, плохой предсказатель и вообще законченная бестолочь…