Дом Для Демиурга. Том первый - Апраксина Татьяна - Страница 38

— Вот как? — тряхнул головой Реми. — Прошу к нашему столу. Дюжину бутылок, по шесть каждой марки.

— Я? За стол? Ваша милость… — трактирщик опешил.

— Мэтр Дебо, вы не побоялись грозить мне топором, а теперь боитесь выпить с нами вина? — герцог улыбнулся, прищурил зеленые кошачьи глаза.

— Да не боюсь я… просто неладно это будет!

— Хватит, — Реми хлопнул ладонью по столу. — Пусть ваш сын принесет вина, и продолжим.

Когда детинушка в серой рубахе принес и открыл бутылки, Реми сам разлил "Рубин Юга" по высоким тонкостенным бокалам, поднял свой, посмотрел сквозь резное стекло за окно. Последние отблески рассветного сияния заставили край бокала вспыхнуть алым кольцом, Реми улыбнулся.

— Давайте выпьем, господа, за храбрецов Собраны, какие имена они бы ни носили. За хозяина!

Опешил не только мэтр Дебо, но и Флэль. Только Эмиля, кажется, ничем нельзя было удивить. Он кивнул и пригубил вино, керторец еще медлил, наслаждаясь изумлением на широченной физиономии трактирщика. Тот держал бокал, едва заметный в здоровенной лапе, на весу, и задумчиво пялился на гостей.

— Пейте, пейте, мэтр, — негромко сказал Далорн. — Вино отменное.

У Дебо они не только позавтракали, но и продолжили дегустацию вин, потом пообедали и только к ужину вернулись в заведение тетушки Свары. Мэтра напоили до того, что он заснул прямо на столе, положив голову на скрещенные руки, но перед тем Реми добился ответа, и оказалось, что в споре о достоинствах вин победил Кертор. Мэтр Дебо высказался однозначно: одна марка превосходит другую, как рубин — гранаты.

Выходя, Эмиль оглянулся и расхохотался: вместо старой растрескавшейся по краям деревянной дощечки с накарябанным от руки прежним названием улицы, на двери красовалась новая, где вырезанные буквы были выкрашены в ядовито-зеленый цвет. Резчики не пожалели дорогущей огандской краски. Надпись, разумеется, гласила: "Большие Выбоины"…

Керторец шел по Большим Выбоинам, наконец-то обретшим гармонию между пейзажем и названием — кандальников по этой улице не водили уже лет двести, — созерцал сквозь приятную пелену перед глазами прямую спину герцога, на которую падали длинные, до лопаток, золотые волосы, и гадал, сколько шагов отделяло его сегодня от тюрьмы. Введенные королем Лаэртом законы не одобряли убийства простолюдинов, даже если убийцами были герцоги.

— Святая Этель… — простонал Алви, слишком быстро и криво накручивая свиток ткани на деревянную палку. Дома на края свитков с записями нашивали свинцовые дробины, здесь предпочитали наматывать на резной деревянный цилиндр диаметром в палец. — Сотвори свое чудо еще раз, святая… хоть в честь праздника, а?

До праздника оставалась седмица, а граф Къела так и не смог выучить все, что требовалось знать для аудиенции у императора Тамера. Он до сих пор путался в обращениях, не мог понять, чем статский советник отличается от титулярного, и почему тайный советник — не должность, а чин, и таковым может быть тот, кто ничего тайно не советует ни императору, ни кому-то еще. Кто из них старше? Зачем все это выдумано?..

Князь — "ваше сиятельство", граф — то же самое сиятельство, но если князья из кесарского, тьфу, императорского рода — то "ваша светлость". Это запомнить еще можно, но как разобраться, кому говорить "ваше превосходительство", а кому — "ваше высокопревосходительство"?

Как же легко и просто было дома… Хочешь уважить простолюдина — называешь его сударем, а если у него есть свое дело — мэтром; благородных людей именуешь "господин", а если хочешь выказать особое почтение — "ваша милость". Король — "ваше величество", принц — "ваше высочество"; вот и вся премудрость. Здесь же просто по титулу к любому вельможе не обратишься — сочтет за оскорбление. Покровитель Алви был графом, — следовательно, "сиятельством", а также надворным советником (ну и словечко — что значит "надворный"? На дворе советует?), стало быть — "высокоблагородием"; ну и как, в конце концов, называть рыжего подлеца?

Дарир де Фрегбо, де еще что-то там три раза граф Шарче был именно подлецом и именно рыжим. Второе было ясно с первого взгляда на шевелюру, которая могла поспорить цветом с кленовыми листьями по осени, первое тоже выявилось достаточно быстро. Утешение, обещания помощи, убеждение ехать в Тамер и прочее, что "друг Дарир" вывалил на Алви, который слишком плохо соображал после бегства из родного замка, не были искренними и на полвершка. Рыжий моментально сообразил, какие перспективы перед ним откроются, если он привезет в Веркем единственного выжившего из графов Къела, который спит и видит только одно: вернуть себе родительские земли.

Алви же сообразил это слишком поздно. Теперь отступать бессмысленно: все обговорено. Назначена аудиенция у императора (главное, не назвать его, как принято в Собране, кесарем, а то шума будет… хотя, может, это выход?), придется договариваться со всеми этими высокородиями и благородиями. О чем? Граф Къела знал, о чем. Об условиях, на которых в Къелу войдет армия Тамера и поможет Алви вернуть родовые земли под свою власть, но — что дальше? Разумеется, Къелой тамерцы не ограничатся. Они хотят захватить весь север, вплоть до берега Эллау, отделяющего Саур от Эллоны. Разумеется, не прямо, а "восстанавливая право владетелей северных земель", но власть будет принадлежать тому, кто будет командовать армией, а это будут тамерские генералы.

Хотеть-то они хотят, но смогут ли? Непохоже на то. Если бы армия Тамера могла спорить с армией Собраны, то рабовладельцы хотя бы раз сумели удержать левый берег Митгро, потом наложили бы лапу на Брулен… но они даже не пытались, реально оценивая свои силы. Рыжий подлец говорит, что север — совсем другое дело, что северяне поддержат армию Тамера, которая выбьет войска короля-предателя, а Алви станет наместником трех земель — Къелы, Саура и Литы.

— Король Собраны потерпит сокрушительное поражение, целый десяток поражений, его солдаты будут выбиты за Эллау и уже не вернутся, — разъяснял граф Шарче. — За полгода мы сформируем армию из северян, вооружим ее, и северные земли будут свободными навсегда.

Алви раз за разом не успевал задать один вопрос: для чего Тамеру эта авантюра? Что они получат, кроме платы за помощь и вооружение? Рабовладельцы рискуют, очень рискуют, заранее позволяя северянам собрать свою армию: тамерцев ненавидят во всей Собране, и северные земли — не исключение; если графу Къела захочется избавиться от чужаков, армия его поддержит, и "кесарята" вылетят за перевал, не успев и чихнуть три раза.

Едва ли они сами не держат в уме эту возможность, значит, уже заранее подготовили какой-то способ защитить себя. Тамерцы искушены в интригах, всегда строят планы на три, пять ходов вперед, недаром они так любят хокнийскую игру в "осаду крепости", где приходится прикидывать и на десять ходов вперед. Алви так и не смог выучить все правила сложной игры, где на доске в сотню квадратов развертывалась настоящая военная кампания. А вот "друг Дарир" слыл отличным игроком.

После аудиенции Алви напился вдрызг — в одиночку, от графа Шарче и целой своры "равных по положению" он едва избавился, сославшись на то, что глубоко потрясен церемонией и очень хочет побыть один, дабы еще раз пережить все восхищение. Высокопарная лживая болтовня доходила до стаи "высокородий" в напудренных париках гораздо лучше, чем правда.

Пока он не заснул прямо в кресле у окна, ему мерещилось именно то, что он хотел как можно скорее забыть: огромный дворец, толпы людей у парадной лестницы, кареты, лошади в дорогой сбруе, кучера, безжалостно прогонявшие кнутами с дороги всех простолюдинов, которые мешали каретам подъезжать к парадной лестнице. Уже на лестнице Алви понял, что задыхается. Здесь воняло так же, как и во всем Веркеме, но раз в десять сильнее. Вместо тухлых отбросов пахло немытыми телами, духами, прогорклой пудрой, еще какой-то непонятной дрянью. Липкие запахи — жирные, кислые, горькие — забивали нос, и Алви несколько раз пытался высморкаться в надушенный, но что важнее, чистый, платок. Не помогало. Его собственная одежда была так же обильно полита духами, как и одежда сопровождающих.