Клятва повесы - Лоуренс Стефани - Страница 14

Медленно, очень медленно лицо его смягчилось, и на губах заиграла знаменитая улыбка Кинстеров. Если ему не дано сбежать от судьбы, то и ей ipso facto [6] не удастся. И это значит, что она будет принадлежать ему. С каждой минутой перспектива эта выглядела все более заманчивой.

Глава 5

Настало время действовать.

Позже в тот же вечер Пейшенс, ожидавшая в гостиной джентльменов, вдруг поняла, что ей очень трудно соответствовать своему имени[7]. Хотя внешне она ничем не показывала своего состояния, внутри у нее все бурлило. Анджела и миссис Чедуик, расположившиеся на диванчике рядом с ней, обсуждали отделку для платья Анджелы. Пейшенс рассеянно кивала, даже не прислушиваясь к их разговору. Ее беспокоили совсем другие проблемы.

Ночью она плохо спала: в висках пульсировала тупая боль, Она была сильно встревожена: ее беспокоили участившиеся обвинения в адрес Джерарда и очевидное влияние Вейна Кинстера на ее впечатлительного брата. Да еще необходимость побороть внутреннее смятение, вызванное ее бурной реакцией на Вейна Кинстера, этого «истинного джентльмена». Он заворожил ее с первой же минуты, и вчера, когда ей все-таки удалось заснуть, даже преследовал во сне.

Боль была такой сильной, что Пейшенс поморщилась.

— Думаю, светло-вишневая тесьма произведет значительно больший эффект. — Анджела уже собиралась надуться. — Ты тоже так считаешь, Пейшенс?

Платье, которое они обсуждали, было бледно-желтого цвета.

— Я считаю, — сказала Пейшенс, — что аквамариновая тесьма, предложенная твоей мамой, подойдет больше.

Анджела все-таки надулась. Миссис Чедуик не замедлила предупредить дочь, что тем самым она увеличивает число морщин. Надутые губки тут же улыбнулись.

Постукивая пальцами по ручке кресла, Пейшенс хмуро посмотрела на дверь и вернулась к своему занятию: она составляла список предупреждений для Вейна Кинстера. Впервые в жизни она вынуждена предупреждать мужчину о том, чтобы он держался подальше. Конечно, она бы предпочла этого не делать, но обстоятельства заставляли. И причиной тому было не только данное матери обещание оберегать Джерарда, но и боязнь, что брату нанесут глубокую душевную рану, если будут использовать его в качестве орудия для завоевания ее улыбок.

Конечно, они все в разной степени действовали через него. Пенуик обращался с Джерардом как с ребенком, играя на ее стремлении оберегать его. Эдмонд использовал искусство, чтобы наладить контакт с юношей и продемонстрировать ей свое духовное родство с ним. Генри изображал отеческую заинтересованность. Вейн превзошел всех: он не ограничивался словами. Он активно защищал Джерарда, активно завладевал его интересом, активно влиял на него — все ради того, чтобы вызвать у нее чувство благодарности, сделать ее своей должницей.

Ей это не нравилось. Они все использовали Джерарда, но основная угроза исходила только от Вейна. Потому что он был единственным, кем Джерард восхищался и кого, возможно, уже боготворил.

Пейшенс тайком помассировала левый висок. Если они в ближайшее время не покончат с портвейном, у нее начнется сильнейшая мигрень. Хотя мигрень начнется и так — беспокойная ночь, утренние сюрпризы, ее открытия во время верховой прогулки и полдня размышлений об Вейне. Этого достаточно, чтобы подкосить и более стойкого человека.

Вейн вносил в ее душу такое смятение, что она уже отчаялась разобраться в собственных мыслях. Внутренний голос подсказывал ей, что только прямолинейность и решительность годятся для общения с ним.

Она долго смотрела в одну точку и почувствовала резь в глазах. Ей казалось, что она не спала несколько ночей. И конечно, не будет спокойно спать до тех пор, пока не возьмет ситуацию в свои руки, пока не пресечет зарождающуюся дружбу между Джерардом и Вейном. Если говорить честно, то все виденное и слышанное выглядело абсолютно бесхитростным, однако никто — никто — не назовет Вейна бесхитростным.

Он не был простодушным, а Джерард был.

Именно в этом и была вся суть.

Во всяком случае, так считала она.

Боль переместилась от одного виска к другому, и девушка снова поморщилась.

Вдруг дверь открылась, и Пейшенс, сев прямо, оглядела входивших джентльменов. Вейн был последним. Его неторопливая походка стала для нее еще одним доказательством своей правоты. Он так и излучал тревожащую, надменную мужественность.

— Мистер Кинстер! — поманила его к себе Анджела, даже не покраснев при этом. Пейшенс готова была расцеловать ее.

Вейн услышал зов Анджелы и увидел ее жест. Его взгляд переместился на Пейшенс, и он с улыбкой, не заслуживающей ее доверия, пошел в их сторону.

Все три дамы — миссис Чедуик, Анджела и Пейшенс — встали, чтобы поприветствовать его.

— Я все хотела спросить, — заговорила Анджела, прежде чем кто-либо успел вымолвить хоть слово, — правда ли, что светло-вишневый — самый модный цвет для отделки?

— Он считается предпочтительным, — ответил Вейн.

— Но не на бледно-желтом, — вмешалась Пейшенс.

Вейн посмотрел на нее.

— Я глубоко уверен, что нет.

— Действительно. — Она взяла Вейна под руку. — Прошу простить нас, Анджела, мэм, — она кивнула миссис Чедуик, — мне нужно кое о чем спросить мистера Кинстера. — И увлекла его в дальний конец комнаты, возблагодарив Господа за то, что Вейн согласился последовать за ней.

Пейшенс чувствовала на себе его взгляд, слегка удивленный и веселый.

— Моя Дорогая мисс Деббингтон! — Она ощутила, как под ее ладонью дернулась его рука — и вот уже он вел ее. — Вам нужно сказать только слово…

Пейшенс покраснела от его пристального взгляда. От звука его голоса у нее по спине пробежали мурашки — волнующие мурашки.

— Я рада слышать это от вас, потому что именно это я и намерена сделать.

Его брови поползли вверх. Он внимательно вглядывался в ее лицо, а потом осторожно провел пальцем по ее переносице.

Пейшенс, потрясенная, на секунду замерла, а потом отдернула голову.

— Не смейте! — Она еще чувствовала жар в том месте, где он прикоснулся.

— Вы хмурились, и мне показалось, что у вас болит голова.

Пейшенс нахмурилась еще сильнее. Когда они добрались до конца комнаты, она резко повернулась к нему и ринулась в атаку:

— Как я поняла, вы не уезжаете завтра?

Вейн ответил не сразу:

— Что-то я не вижу себя отъезжающим в ближайшем будущем. А вы?

Пейшенс твердо выдержала его взгляд.

— Зачем вы решили остаться?

Вейн разглядывал ее лицо, глаза и спрашивал себя, что же ее тревожит. Беспокойство передалось ему, и он истолковал его как причуду. Однако общение с волевыми женщинами — с матерью и теткой, не говоря уже о жене Девила, Онории, — научило его осторожности. Он не знал, что сказать, и тянул время.

— А как по-вашему? — Вейн усмехнулся. — Что могло бы заинтересовать джентльмена настолько, чтобы он согласился задержаться здесь?

Конечно, он знал ответ. Вчера вечером он все понял. Бывают ситуации, когда Фемида, слепая из-за повязки на глазах, может быть введена в заблуждение. Сейчас именно такая ситуация. В ней чувствовались подводные течения — сильные, непредсказуемые, необъяснимые и глубокие.

Он остался для того, чтобы помочь Минни, защитить Джерарда — и оказать поддержку Пейшенс, но только так, чтобы она не догадалась об этом. Он понимал, что такое гордость, и относился к ее гордости с уважением. В отличие от других джентльменов он считал, что Пейшенс преуспела в воспитании Джерарда, поэтому хотел быть и ее защитником. Эта роль ему нравилась.

Вейн сопроводил свой вопрос очаровательной улыбкой. К его удивлению, Пейшенс насторожилась. Она вытянулась во весь рост, сжала перед собой руки и строго посмотрела на него.

— В таком случае я вынуждена настаивать на том, чтобы вы воздержались от поощрения Джерарда.

Вейн весь напрягся.