Китайские народные сказки - Автор неизвестен - Страница 52

- Десять дней я работал, пока этот юань заработал!

Обрадовался отец и отвечает:

- Верно говоришь, сынок! Теперь я вижу, что эти деньги ты сам заработал. Небось не жалко было, когда я чужие в огонь кидал!

Сказал так кузнец, вынес сундучок и опять говорит:

- Не злато-серебро, не редкие сокровища в этом сундучке - весь мой инструмент. Возьми его и помни, что дороже он злата-серебра, дороже всех богатств! Трудись! Век горя знать не будешь!

Засмеялся сын весело и принял отцовское наследство. Это и была семейная драгоценность.

КТО УКРАЛ ЯЙЦО?

Назначили Бао-гуна чиновником. Услыхала про это жена его старшего брата и думает: «Чересчур он молод в ямыне сидеть, дела решать». И надумала невестка испытать Бао-гуна.

Сварила она вкрутую яйцо, велела служанке Чунь-сян его съесть, а потом и говорит Бао-гуну:

- Оставила я нынче утром в комнате яйцо, да кто-то съел его. Как бы узнать, кто это сделал, да человека не обидеть зря!

Стал Бао-гун в уме прикидывать: в комнату старшей невестки ходят только служанки, наверняка которая-нибудь и стащила яйцо. Да как узнать, которая? Их ведь несколько!

Вынес Бао-гун во двор скамейку и столик, на столик две чашки поставил: одну с водой, другую без воды, сам рядом сел, кликнул служанок, выстроил в ряд перед столом, велел каждой отпить глоток из чашки, прополоскать рот, а воду в пустую чашку выплюнуть. Девушки так и сделали. У всех вода чистая, у одной Чунь-сян желтые крупинки плавают.

Взял тут Бао-гун кисть и написал: «Поскольку установлено, что яйцо украла Чунь-сян, к ней и следует применить наказание. Но поскольку преступление совершено впервые, надобно явить милосердие и простить преступницу. Остальные служанки к делу не причастны, равно, как и прочие люди».

Поняла тут невестка, что Бао-гун справедлив, умеет правду от лжи отделить, успокоилась и отпустила его на службу в ямынь.

КАК СУДЬЯ БАО ОСЛА ДОПРАШИВАЛ

Жил в старину один бедняк по прозванью Ван У-цзы - Ван Пятый. И был у него осел, он на нем хворост да уголь возил. Других руки кормят, а бедняка ослиная спина. Берег бедняк своего осла ну, прямо, как сокровище драгоценное, поил, кормил, мелкую траву и то секачом для него рубил. Так он своего осла холил, что шкура у того стала гладкая, щетина блестящая. Кто ни увидит - всяк похвалит:

- И впрямь сокровище четвероногое!

Был, конечно, осел тот упрямым, так на то он и осел! С утра до ночи копытами бьет, отдыху себе не дает. На другого осла самое большее сто двадцать цзиней навьючишь, а этот и двести сорок одолеет. Другой осел в один конец сбегает, а этот в два поспеет.

Навьючил бедняк на осла уголь древесный, повез в городок продавать. Осла у ворот привязал, сам мешок с углем на продажу понес. Воротился - нет осла. Вместо него к дереву другой, ледащий, осел привязан. Всполошился бедняк, заметался, то на восток побежит, то на запад кинется, где только не искал! Осла и след простыл. Взяла Вана Пятого досада, рассердился он, потащил паршивого осла ледащего к судье Бао жалобу подавать, да не знает, ответчиком кого сказать. Думал, думал, на осла ледащего жалобу подал.

Вышел судья Бао в зал, стал дела разбирать. Дошел до жалобы Вана Пятого, приказал стражникам ответчика привести и давай его ругать:

- Тай! Ты откуда взялся? Как посмел чужое имя присваивать, себя за другого выдавать!

А осел голову понурил, молчит, хоть бы слово вымолвил!

Пуще прежнего рассвирепел судья Бао, как стукнет колотушкой по столу, как закричит:

- Ван Чао, Ма Хань! Живо намордник на осла наденьте! Не кормите его, не поите! Крепко-накрепко под арест на три дня заприте. После снова ему допрос учиним!

Едва не рассмеялись стражники, и те, что на возвышении подле судьи стояли, и те, что внизу в зале были, да не осмелились. Пришлось им выполнить приказ судьи. Заперли они ответчика почтенного, осла ледащего, в пустом загоне. Тем временем новость эта на все четыре стороны разнеслась, дивятся люди, отродясь про такое не слыхали. И на третий день, когда опять был суд назначен, не сотни - тысячи людей заполонили присутствие. Каждому охота поглядеть.

Три раза в барабан ударили, поднялся судья Бао в зал, на судейское место сел. Стражники тотчас осла притащили: брюхо у него ввалилось, голова опущена, смотреть жалко. Стукнул судья колотушкой по столу и как закричит:

- Эй, стража! Дайте-ка этому паршивцу сорок палок, да посильнее бейте!

- Слушаюсь, - разом ответили стражники, взяли батоги и давай осла дубасить. Десять, двадцать, тридцать - все сорок палок ему дали.

Напоследок судья Бао приказал:

- Теперь отпустите его, пускай идет, куда хочет.

А осел ледащий три дня взаперти просидел, три дня не ел, три дня не пил, сорок палок получил, страху натерпелся. Как вылетит он из зала, как помчится! Только его и видели. Приказал тут судья Бао одному стражнику да Вану Пятому по следу пойти, поглядеть: в чей он дом забежит - тот и есть его хозяин, тот самый вор, который осла у Вана Пятого увел, а своего ледащего оставил.

Пошли Ван Пятый со стражником по следу, с ними еще несколько зевак увязалось, целых пятнадцать ли прошли, смотрят - осел ледащий к хозяину одного хутора забежал. Пошли люди за ослом следом. Нашли, конечно, осла, которого у Вана Пятого увели, и самого вора схватили.

КАК ПЫТАЛИ КАМЕННУЮ ПЛИТУ

Сел однажды Бао-гун в паланкин, отправился в суд дела вершить. Едет он по улице, смотрит: сидит на каменной плите мальчик, плита старая, аж почернела, сидит и горько плачет. А рядом с ним стоит плетеная корзинка бамбуковая.

Приказал Бао-гун носильщикам остановиться, подозвал мальчика и спрашивает:

- Кто тебя обидел, мальчик? Отчего ты плачешь?

Отвечает мальчик:

- С самого утра торговал я пончиками. Наторговал на двести медяков, деньги положил в корзину. Тут фокусник пришел, стал фокусы показывать. Сел я на этот камень, стал смотреть. Недолго смотрел. Потом в корзину заглянул, а денег нет.

Сказал так мальчик, еще горше заплакал.

Выслушал Бао-гун мальчика, брови нахмурил, подумал немного и говорит:

- Деньги лежали в корзине, корзина стояла на камне, Вдруг деньги исчезли. Наверняка каменная плита их украла. Стража! Доставить в ямынь мальчика и плиту на допрос.

Услыхали люди, что Бао-гун каменную плиту допрашивать будет, друг другу передавать стали, недаром говорится: один десяти скажет, десять - сотне. Подивились, скорей к ямыню побежали допрос послушать.

Поднялся Бао-гун в зал, велел внести плиту, перед столом поставить. Мальчику рядом с плитой велел встать, а народ весь по обеим сторонам стола расположился.

Сел Бао-гун на судейское место, допрос начал:

- Признавайся, плита каменная, ты у мальчика деньги украла? Только правду говори, не то я велю тебя бить и пытать.

Но камень, он камень и есть, лежит себе да молчит. Рассвирепел Бао-гун, стукнул по столу, велел стражникам бить плиту. Услыхал народ, что судья камень бить приказал, смех, да и только! Но в ямыне не посмеешься - боязно. Подняли стражники палки, принялись камень колотить. Бьют, колотят, аж щепки от палок во все стороны разлетаются. Не стерпели тут люди, захохотали, да так громко, что и не слышно, как палки о камень бьют.

Только Бао-гун не смеется, в дощечки стучит, чтоб народ утихомирить, и говорит:

- Вы что, порядка не знаете? Не умеете себя в ямыне вести? Стража! Запереть двери, никого не выпускать!

Видят люди - рассердился Бао-гун, упали на колени, о пощаде молят.

Говорит судья:

- Ладно, на этот раз я вас пощажу, только пусть каждый, прежде чем домой идти, монетку даст. Коли согласны, отпущу я вас с миром.