Единственная - Лоуренс Стефани - Страница 21

Объяснять все это Пенни не было нужды: она кивнула и подстегнула лошадь.

Они промчались почти милю, прежде чем он натянул поводья. Пенни последовала его примеру, и вопросительно вскинула брови. Он знаком велел ей молчать и свернул с дороги на узкую тропу. Впереди виднелась поляна. Чарлз остановился и спешился. Остановив кобылку, Пенни вынула ноги из стремян, соскользнула на землю и повела лошадь к дереву, куда он привязывал Домино.

– Где мы? – прошептала она, оглядываясь.

Чарлз задумался. Инстинкт требовал оставить ее с лошадьми, но он не был уверен, что здесь она в безопасности, так что, пожалуй, лучше забрать негодницу с собой. Кроме того, вполне возможно, что не одна полруанская шайка окажется столь же сдержанной в высказываниях о погибших.

Ему не сразу пришло в голову, что ее присутствие развязало языки куда быстрее, чем любые его уговоры.

Тяжко вздохнув, он потянулся к ее руке.

– Мы недалеко от места сборищ бодинникских контрабандистов.

Бодинник был крошечным селением и не имел кабачка, приходилось как-то выходить из положения.

– Я не собирался останавливаться здесь, но раз уж это по дороге…

Повернувшись, он шагнул вперед, но тут она что-то прошипела ему на ухо.

Пенни подошла совсем близко, и у него почему-то замерло сердце. Сцепив зубы, он сильнее стиснул ее руку и повел в убогую лачугу, почти скрытую кустарником.

Чарлз направился прямиком к сколоченной из досок двери и постучал условным стуком. Едва он отступил, как дверь распахнулась и на пороге возник краснолицый морской волк.

– Милорд! Какая честь! А кто?.. Челюсть Джонни медленно отвисла.

– Не важно, Джонни. Просто впусти нас, и все узнаешь. Тот отступил и низко поклонился, украдкой поглядывая на Пенни.

Взгляды присутствующих обратились на Чарлза. Многие лица были знакомы: шайка Бодинника была одной из самых маленьких в округе, но в юности он часто ходил с ними в море.

Процедура была той же, что и в Полруане: он щедро одарил их деньгами на выпивку, принял полную кружку и рассказал о своей миссии. Они тоже узнали Пенни и, почтительно кивая, охотно ответили на все вопросы.

Да, Гренвилл иногда просил их выйти в море, встретить некий люггер, стоявший ближе к французской стороне канала. Потом он брал шлюпку и плыл на свидание с каким-то мужчиной. В этом случае никто не помнил, передавал ли он что-то неизвестному.

Они подтвердили также, что Николас донимал их расспросами и утверждал, что прибыл на замену мастеру Гренвиллу. Правда, они ничего ему не сказали, да и что тут говорить? Мастер Гренвилл ни с кем не делился своими планами.

Пенни и Чарлз ушли, в полной уверенности, что Николас ничего не узнает, хотя бы потому, что и знать-то нечего.

Пенни, встав на ствол поваленного дерева, проворно взобралась в седло, и они направились в Эбби. Чарлз почти не замечал окружающего пейзажа. Мысли были заняты другим.

Они прибыли домой поздно ночью. Сонный конюх вышел во двор. Чарлз поздоровался и велел ему идти спать, а сам зажег фонарь, висевший у двери конюшни, и повел Домино внутрь. Пенни последовала за ним.

Лошадей устроили в соседних стойлах. Чарлз повесил фонарь на крюк, свисавший с потолочной балки, и они принялись за работу. Пенни расседлала лошадь так же ловко, как он, но, водрузив седло на перегородку между стойлами, помедлила и взглянула на Чарлза.

– Как же все это было организовано? Гренвилл выходил в море с контрабандистами, и там уже ждал люгер. Но откуда было известно, что он окажется там?

Чарлз нахмурился и задумчиво кивнул. Именно на этот вопрос он никак не мог найти ответа.

– Должен быть кто-то, передававший сигнал или сообщавший о месте встречи. Мы еще пока не знаем, кто это.

Набрав горсть свежей соломы, Пенни принялась растирать кобылу.

– Значит, придется продолжать наблюдение.

Они задали лошадям корму, и Чарлз подошел помочь Пенни закрыть дверцу стойла. Она в этот момент как раз выходила: кобылка переступила с ноги на ногу, задела ее крупом, и Пенни полетела вперед, прямо в объятия Чарлза.

Он поймал ее и прижал к себе… увидел в свете фонаря, как вспыхнули ее глаза. Услышал, как перехватило ее дыхание, ощутил удивление, захлестнутое волной чувственного желания, такого острого, что она затрепетала.

Ее плечо упиралось ему в грудь; его левая ладонь распласталась по ее спине, правая сжимала ее талию. Еще одно движение – и она будет в его объятиях, а если поднять глаза, их губы окажутся всего в дюйме друг от друга.

Он попытался вздохнуть и обнаружил, что даже это причиняет боль. Стиснув зубы, напрягшись, он удержал ее на месте, усилием воли отнял руки, вынудил себя отстранить Пенни и принялся закрывать дверь стойла.

Потому что не мог… боялся рискнуть… встретиться с ней взглядом. С любой другой женщиной он отпустил бы залихватскую шуточку и коварной улыбкой разрушил бы очарование момента. Но с ней он был слишком занят укрощением собственных эмоций, подавлением бушующих импульсов, чтобы думать о чем-то ином.

Только не в конюшне. Слишком глупо, слишком опасно, слишком напоминает о былом. Если он хочет убедить ее вернуться на прежний путь, именно эту ошибку делать ни в коем случае нельзя.

Благополучно закрыв дверь, он снял с крючка фонарь, который Пенни уже потушила, и вслед за ней вышел во двор. Там повесил фонарь на прежнее место, взялся за ручку насоса и стал качать воду, чтобы дать Пенни вымыть руки. Потом тоже умылся, и они медленно побрели к дому по заросшему травой склону.

Все как обычно, если не считать того, что уже полночь. Если не считать того, что когда они в прошлый раз проходили под нависшими ветвями дубов, он ее поцеловал.

Она энергично шагала вперед, ни разу не оглянувшись на него.

Он шел рядом и молчал. И даже не пытался взять ее за руку.

Пенни отметила это и твердила себе, что очень рада. И вообще непонятно, почему она позволяла ему брать себя за руку, хотя он и не спрашивал разрешения. Для всех будет лучше, если они станут держаться на расстоянии: взять хотя бы этот душераздирающий момент в конюшне. И не стоит думать о том, что ощущала она в его объятиях, и о непреодолимом желании пережить подобные мгновения.

Во всем, что касалось Чарлза, она мгновенно теряла контроль над собой. Между ними все кончено вот уже больше десяти лет, но ее чувства остались прежними, и самое большее, на что она могла надеяться, – приглушить их, заставить подчиниться… или… или хотя бы ослабить.

Дубы были совсем близко. Под ними лежали густые тени. Но ее трясло не из-за страха темноты.

Она продолжала идти, соблазнительно покачивая бедрами. От нее исходила волна мощного чувственного влечения… однако он не сделал ни малейшей попытки потянуться к ней. Остановить.

И не сказал ни единого слова.

И когда они, наконец, приблизились к боковому входу, Пенни облегченно вздохнула. И расслабилась… насколько это было возможно в его присутствии. То, что он поцеловал ее, наверняка побуждаемый типично мужским желанием проверить, как это будет после стольких лет, еще не означало, что он захочет повторить поцелуй. И пусть она сгорает от ожидания и напряжения, он, слава Богу, ничего об этом не узнает.

Он открыл дверь, придержал и впустил Пенни.

В его доме было множество высоких окон, большинство незанавешенных, и в коридоры и холлы лились струи лунного света. Даже широкая лестница казалась серебряной, и только витражи бросали на ступеньки красно-синие отблески.

Покой и надежность окутали ее, усмирили расходившиеся нервы, сняли напряжение. Добравшись до верхней площадки, она ступила в длинную галерею, прошла несколько шагов и остановилась в островке света, раздробленного колеблющимися тенями древесных ветвей. Хозяйские покои размещались в центральной части. Здесь они с Чарлзом должны расстаться. Пенни повернулась к нему.

И оказалась совсем близко.

Она подняла голову, намереваясь холодно пожелать спокойной ночи. Их взгляды скрестились. И хотя было темно и она ничего не смогла прочитать в его глазах, все же понимала, о чем он думает. Что чувствует.