Сыновья и любовники - Лоуренс Дэвид Герберт - Страница 87

Они подошли близко к шахте. Копер недвижно чернел среди полей, огромный отвал шлака поднимался чуть ли не прямо из овсов.

— Как жаль, что здесь шахта среди всей этой красоты! — сказала Клара.

— Ты так думаешь? — отозвался Пол. — Понимаешь, я так к ней привык, мне бы ее недоставало. Да. И мне нравится, что они тут повсюду. Мне нравятся вереницы вагонеток, и высокие копры, и пар днем, и огни ночью. Мальчишкой я всегда думал, что столб пара днем и столб огня ночью это и есть шахта с ее паром, и огнями, и тлеющими отвалами… и я думал, над ней всегда пребывает Господь.

Чем ближе они подходили к дому, тем молчаливей становилась Клара и, казалось, медлила, робела. Пол сжал ее пальцы. Она покраснела, но не ответила на пожатие.

— Тебе разве не хочется зайти к нам? — спросил он.

— Да нет, хочется, — ответила Клара.

Пол не догадывался, что у него в доме Клара окажется в странном, нелегком положении. Ему казалось, привести ее домой все равно что познакомить мать с одним из своих приятелей, только милее их.

Дом, где жили Морелы, стоял на уродливой улице, сбегающей с крутого холма. Сама по себе улица была ужасна. Но дом Морелов был получше многих других. Старый, закопченный, с большим эркером и общей стеной с другим домом, он, однако, казался мрачным. Но стоило Полу отворить дверь в сад, и все изменилось. Там был солнечный полдень, иной мир. При дорожке росли пижма и невысокие деревца. Напротив окна зеленела солнечная лужайка, окаймленная старой сиренью. Сад протянулся дальше, в нем было множество растрепанных хризантем, освещенных солнцем, платан и за ним луг, а дальше, если смотреть поверх коттеджей с красными крышами, во всем сиянии осеннего послеполуденного часа поднимались горы.

Миссис Морел в черной шелковой блузе сидела в качалке. Ее темные с сединой волосы были гладко зачесаны наверх, открывая высокий лоб и упрямые виски, лицо было бледное. Клара, испытывая мучительную неловкость, вошла за Полом на кухню. Миссис Морел поднялась. И Кларе подумалось — вот настоящая дама, даже немного чопорная. Молодая женщина отчаянно волновалась. Сейчас она казалась почти печальной, почти покорной.

— Мама… Клара, — представил их друг другу Пол.

Миссис Морел подала гостье руку и улыбнулась.

— Пол много мне про вас рассказывал, — сказала она.

Клара вспыхнула.

— Надеюсь, вы не против, что я пришла, — запинаясь, вымолвила она.

— Мне очень приятно было услышать, что Пол приведет вас к нам, — ответила миссис Морел.

Пол смотрел на них, и сердце его сжималось от боли. Рядом с цветущей, пышной Кларой мать казалась совсем маленькой, болезненно-бледной, Отжившей свой век.

— День такой славный, ма, — сказал он. — И мы видели сойку.

Мать посмотрела на него — он повернулся к ней. И подумала, в своем темном, хорошо сшитом костюме он кажется настоящим мужчиной. Но притом бледный, отрешенный; удержать такого трудно любой женщине. На сердце стало тепло, а потом она пожалела Клару.

— Оставьте свои вещи в гостиной, — приветливо предложила она молодой женщине.

— Спасибо вам, — отозвалась Клара.

— Пойдем, — сказал Пол и повел ее в небольшую, выходящую на фасад комнату, обставленную мебелью красного дерева, со стареньким фортепиано и мраморной пожелтевшей каминной полкой. Горел огонь в камине, и повсюду были разбросаны книги и чертежные доски.

— Я свои вещи оставляю лежать, где лежат, — сказал Пол. — Так куда проще.

Кларе нравились все эти принадлежности художника, и книги, и фотографии разных людей. Скоро Пол уже объяснил ей: вот Уильям, вот возлюбленная Уильяма в вечернем туалете, вот Энни с мужем, вот Артур с женой и с их малышом. У Клары было такое чувство, будто ее ввели в семью. Пол показал ей фотографии, книги, свои наброски, и они немного поболтали. Потом вернулись в кухню. Миссис Морел отложила книгу, которую читала. На Кларе в этот день была блузка тонкого шелка в узенькую черную и белую полоску; причесалась она совсем просто — волосы подняла и скрутила на макушке. Она казалась сдержанной, чинной.

— Вы поселились на Снейнтонском бульваре, — сказала миссис Морел. — Когда я была девушкой… да какое там девушкой… когда я была молодой женщиной, мы жили на Минерва-Террас.

— Да что вы! — сказала Клара. — У меня там подруга в доме номер шесть.

И беседа завязалась. Они разговаривали о Ноттингеме, о его жителях, это обеим было интересно. Клара все еще волновалась, миссис Морел все еще держалась с подчеркнутым достоинством. Слова выговаривала очень ясно и четко. Но Пол видел, они поладят.

Миссис Морел примерялась к молодой женщине и поняла, что легко одерживает верх. Клара вела себя почтительно. Она знала, с каким необычайным уважением Пол относится к матери, и страшилась встречи, представляя миссис Морел суровой и холодной. И поразилась, увидев эту маленькую внимательную женщину, которая так охотно поддерживает разговор. Однако ж почувствовала, что, как и у Пола, не хотела бы оказаться у нее на дороге. Такая в его матери ощутима твердость и уверенность, будто она никогда в жизни ничего не опасалась.

Скоро сверху спустился Морел, он поспал после обеда и сейчас был взлохмаченный и зевал. Он скреб седую голову, тяжело ступал ногами в одних носках, из-под незастегнутого жилета торчала рубаха. Совсем неуместная фигура.

— Это миссис Доус, отец, — сказал Пол.

Тогда Морел подтянулся. Клара отметила про себя, что он и кланяется и пожимает руку совсем как Пол.

— Вон что! — воскликнул Морел. — Очень рад вас видеть… ей-ей рад. Да вы не стесняйтесь, мы вам рады. Располагайтесь поудобней, будьте как дома.

Клара удивилась этому потоку любезностей. Старый углекоп оказался такой галантный! До чего ж очаровательный!

— И вам пришлось издалека ехать? — поинтересовался Морел.

— Всего лишь из Ноттингема, — ответила Клара.

— Из Ноттингема! Чудный денек вам выдался для поездки.

Потом он юркнул в чулан ополоснуть лицо и руки и по привычке прошел оттуда к огню и стал вытираться.

За чаем Клара ощутила воспитанность и самообладание, царившие в этом доме. Миссис Морел держалась очень непринужденно. Не прерывая беседы, она разливала и подавала чай, это делалось будто само собой. На овальном столе было вдоволь места; фарфор с узором из темно-синих ив на белоснежной накрахмаленной скатерти казался прелестным. В вазочке стояли желтые хризантемы. Клара с радостью почувствовала, она здесь к месту, словно придает законченность этому застолью. Но ее немного пугало редкостное умение всех Морелов, даже отца, владеть собой. Она прониклась их духом, здесь ощущалось душевное равновесие. Казалось, спокойствие и ясность властвуют здесь, каждый остается самим собой и все — в согласии друг с другом. Кларе это было отрадно, но в глубине души ее затаился страх.

Пока Клара с матерью разговаривали. Пол убрал со стола. Он входил и выходил, будто подгоняемый ветром, и Клара ощущала движения его быстрого сильного тела. Он появлялся и исчезал, точно неожиданно залетавший лист. Чуть не всем своим существом она была с Полом. По тому, как она сидела наклонясь вперед, будто слушая, миссис Морел понимала, что Клара не слышит ее, одержима другим, и опять пожалела гостью.

Пол убрал со стола и вышел в сад, предоставив женщин друг другу. День был солнечный, в легкой дымке, тихий и теплый. Поглядывая в окно, Клара видела, как он бродит среди хризантем. Ей казалось, какие-то чуть ли не осязаемые узы привязали ее к нему; однако, когда он подвязывал к палочкам отягощенные цветами стебли, таким легким было каждое изящное, ленивое его движение, так явно он был отрешен, свободен от всех и вся, что в беспомощности своей она едва не закричала.

Миссис Морел встала.

— Позвольте мне помочь вам с посудой, — сказала Клара.

— Да ее так мало, я мигом вымою, — возразила та.

Но Клара вытерла чайную посуду и радовалась, что так поладила с матерью Пола; но до чего мучительно, что нельзя пойти за ним в сад. Наконец она разрешила себе выйти и почувствовала, будто ее отпустили с привязи.