Венец творения - Лоскутов Александр Александрович - Страница 42

Наверное, я ждал вопросов, просьб, требований. Ждал и боялся. Но Ирина после нескольких минут молчания лишь сказала:

— Поздно уже. Пойдем спать?

Обошлось без объяснений. Ура!.. Я торопливо кивнул. И устыдился своей непрошеной радости.

Ночь медленно отходит, уступая место раннему утру. Небо становится светлее. Тают рассыпанные в бездонной синеве гроздья созвездий. Далеко на востоке облака окрашиваются розовым сиянием, из которого медленно встает солнце. Его лучи расцвечивают тянущиеся до самого горизонта бесконечные крыши домов, скрывают многочисленные следы заброшенности и запустения, делают старую часть города неотличимой от чистеньких и ухоженных центральных улиц.

Красиво.

Но мне некогда любоваться красотами. Я должен наблюдать за перекрытым бесчисленными завалами проспектом, контролировать подходы к наглухо запертым городским воротам.

Я должен неотступно высматривать врага.

Отполированный сотнями касаний приклад установленного на треноге тяжелого пулемета привычно холодит ладонь. Сколько раз я уже стоял на этой вышке, до рези в глазах всматриваясь в даль? Не помню. Много.

Я привычно вглядываюсь в бесконечные ряды мертвых окон, лишь немногие из которых все еще сохраняют стекло. Солнце за моей спиной неспешно взбирается все выше и выше. Его лучи начинают припекать затылок. Ночные тени поспешно отступают, ищут укрытие, чтобы переждать день.

Я удваиваю внимание, потому что знаю: именно в это время и случаются наиболее неприятные инциденты. Внимание уставших после ночной смены солдат рассеивается. Они видят солнечный свет и начинают верить, что сейчас уже ничего случиться не может. Но тот, кто стоит на периметре уже не первый год, знает: в старом городе день всегда наступает немного позже восхода. И даже сейчас, когда солнце уже почти полностью выбралось из-за горизонта, в умах кроющейся в городских тенях нечисти все еще властвует ночь — время охоты и смерти.

Именно по утрам твари чаще всего прорываются в город.

Смазанное движение привлекает мое внимание. Что-то шевельнулось там, в тени между домами. Я торопливо прикладываю к глазам бинокль…

И снова движение. Словно чья-то тень беззвучно скользнула между домами. Теперь уже гораздо ближе. Сомнений не осталось: там кто-то есть.

Чудовище или человек?.. Впрочем, последнее маловероятно. В этом районе по ночам избегают появляться даже самые отчаянные сорвиголовы Управления. Выжить там практически невозможно.

Значит — монстр.

По уставу я сразу же должен поднять тревогу. Но я медлю. И вместо этого, ласково поглаживая тяжелую махину станкового пулемета, продолжаю всматриваться в даль.

Из-за угла дома появляется человеческая фигура. Открыто, не таясь, она идет к воротам. На первый взгляд это, несомненно, человек и даже больше — коллега, соратник, однополчанин. Но оборванная и грязная армейская форма наводит на подозрения. И я снова поднимаю бинокль, чтобы поймать в его прицел неестественно бледное застывшее лицо.

Красные угольки глаз. Клыки. Когти вместо ногтей…

Вампир!

Лицо кажется мне смутно знакомым. Я всматриваюсь повнимательнее… Да. Я знаю его. Вернее, я его знал когда-то. Это Витька Лемешов. Три года назад мы вместе служили на северо-западном посту. Потом наши пути разошлись. Меня перевели сюда, а он… Он, значит, стал вампиром.

На короткое мгновение наши взгляды сталкиваются. И словно что-то очень острое и бесконечно холодное колет меня в самое сердце. Потом сознание начинает плыть…

Со стороны соседней вышки звучит пронзительный тревожный свисток. Там тоже заметили приближение вампира. Солдаты бегут, занимая положенные места. Сухо клацают затворы. Лязгают пулеметные ленты. Отрывистые команды сержантов накладываются друг на друга. А из-за ближайшего дома продолжают один за другим появляться чуть подскакивающие при ходьбе человеческие фигуры… Боже, как их много, никак не меньше трех-четырех десятков. Откуда столько?

— Огонь! — кричит капитан.

И я вздрагиваю, оглушенный неожиданно ударившим в уши грохотом. Добрый десяток автоматов строчат короткими очередями. На соседней вышке заходится в судорожном кашле пулемет. Я вижу трепещущий около его дула огненный цветок.

Вампиры кружат возле стены, бессильно кидаясь на несокрушимую сталь и бетон. Бьются, запутавшись в колючей проволоке. Истошно воют, когда серебряные пули впиваются в их тела. Пять или шесть монстров уже лежат неподвижно. Но остальные все еще живы. И мой друг Витька жив тоже. Он не лезет на стену, не пытается перекусить или разорвать проволочные путы. Он просто стоит и смотрит мне в глаза…

— Прицельно! — орет капитан, — Стреляйте прицельно!.. Эй, на вышке, мать твою так, ты там заснул, что ли?! Стреляй! Стреляй, черти тебя раздери!

Один вампир все-таки ухитряется запрыгнуть на стену. Но он почему-то медлит, и пущенная кем-то меткая пуля сшибает его обратно. He-мертвый падает, запутывается в колючке и повисает вниз головой. Тут же в его тело впивается одновременно добрый десяток пуль. Вампир перестает биться и замирает. Из многочисленных ран на землю капает густая темная жидкость, заменяющая вампирам кровь.

Еще один вампир взбирается на стену и успевает спрыгнуть вниз. Его расстреливают, но один из солдат мертв. Он лежит на земле, вывернув под неестественным углом шею. Стоящий рядом новобранец — совсем еще пацан — широко раскрытыми глазами смотрит на мертвеца и судорожно сглатывает.

Я вижу все как во сне… Все нереально и призрачно. Все как в тумане.

Где-то далеко-далеко в едином ритме колотятся тысячи тысяч сердец. Их пульсация колет меня миллионами игл острого льда.

Почти полтора десятка вампиров одновременно пытаются преодолеть запутанные переплетения колючки. Многочисленные шипы безжалостно терзают их тела, но мертвые не чувствуют боли. И если не случится чуда, уже через минуту они будут на стене.

Внизу дерет глотку капитан, приказывая мне немедленно открыть огонь, угрожая трибуналом. Я вздрагиваю, недоуменно глядя на опущенный к земле ствол пулемета. Сбоку висит, слабо покачиваясь, лента. Тупые головки пуль сумрачно блестят серебром в тесном плену отливающих латунной желтизной гильз…

Я нажимаю на спуск и даю длинную очередь. Пулемет жадно тянет и пережевывает ленту. Пули бесполезно бороздят стену. Не прекращая огонь, я чуть приподнимаю ствол и наконец-то попадаю в цель. Во все стороны летят щепки и бетонное крошево. Пулемет на соседней вышке замолкает.

Капитан уже не кричит. Теперь он хрипит, вытаращив глаза.

Пулемет в моих руках бьется как подстреленная птица. Лента исчезает с пугающей быстротой. Из дула вылетает сплошной поток серебра. Я провожу им по шеренге стоящих на стене солдат и вижу, как они валятся на землю. Немногие выжившие в ужасе бросаются бежать.

Выплюнув последнюю гильзу, пулемет замолкает. Из перегретого ствола курится тонкий дымок. Я отпускаю гашетку и позволяю усталому оружию отдохнуть. Держа в руке пистолет, спускаюсь с вышки и иду к воротам. Перешагиваю через распростершееся на пороге окровавленное тело. Спускаюсь в наполовину погруженный в землю бункер.

На стене рядом со смотровым окошком укреплен пульт. Не раздумывая, я откидываю предохранительную скобу и до упора вдавливаю большую красную кнопку. В яростный вой вампиров и робкие щелчки одиночных выстрелов врезается приглушенный стон заработавших электродвигателей. Сквозь небольшое окошко я вижу, как начинают медленно расходиться створки ворот. Когда они открываются достаточно для того, чтобы свободно пройти, я отпускаю кнопку и, передернув затвор пистолета, выпускаю в механизм всю обойму.

Шипит электрическая дуга. Натужное равномерное гудение сменяется громким захлебывающимся визгом. Заклиненные створки ворот застывают, наполовину распахнувшись. И я вижу, как через них в город проходит первый почуявший близость крови, но пока все еще осторожничающий вампир. Потом за ним следуют и все остальные. Грохот выстрелов перемежают отчаянные вопли.