Венец творения - Лоскутов Александр Александрович - Страница 20

— Восемь. — Шеф кивнул. — Могу поверить. Ребята говорят — это было нечто.

— А они что, смотрели?

— Я сегодня утром специально машину посылал.

— Для того чтобы подобрать мое хладное тело? — Я ухмыльнулся и все-таки опустился в свободное кресло, закинув руки за голову.

Шеф укоризненно посмотрел на меня.

— Ну зачем же так сразу?.. Мы ведь знали, что ты жив. С восьмого поста позвонили сразу же, едва ты вошел в город.

Я поджал губы и кивнул.

Молодец, капитан Дмитриев. Свои обязанности ты выполняешь хорошо. Настолько хорошо, что не считаешь в тягость поднять телефонную трубку и сообщить по инстанциям о том, что чистильщик Суханов только что пересек границы периметра.

Впрочем, он, возможно, не имел при этом в виду ничего предосудительного. Это просто я уже привык в каждом слове, в каждом поступке видеть возможную угрозу..

Трудно доверять людям, если даже среди коллег чувствуешь себя изгоем. И если знаешь: на свете найдется немало людей, которые радовались бы от всей души, услышав о том, что некий небезызвестный чистильщик наконец-то попал в ведомство городского крематория.

— Готов отчитаться о проделанной работе, — произнес я стандартную фразу.

Сухо улыбнувшись, мне ответил вступивший в разговор Пащенко:

— Излагай.

— Собственно, излагать почти нечего. Ну, прошвырнулся я в указанном районе, пошарил на предмет подозрительных личностей. — Отбросив в сторону все предписания, я нарочно говорил как можно более развязно. — Поискал следы. Проверил ваше кострище…

— И что? — игнорируя мой наглый демарш, тихо спросил шеф.

— А то, что он сам меня нашел. И в некотором роде принудил к разговору.

— Как это принудил? — Пащенко недоуменно поднял брови.

— Легко, —фыркнул я. —Когда у тебя в беспрекословном подчинении находятся почти четыре десятка зилотов, принудить можно кого угодно.

Короткими рублеными фразами я изложил дальнейшие события, начиная с момента своей встречи с Вождем и заканчивая своим поспешным бегством с территории бывшего медгородка. Шеф, откинувшись на спинку кресла и полуприкрыв глаза, слушал не перебивая. Мне даже показалось, что он спит, хотя это, конечно, вряд ли. Зато Пащенко вел себя чересчур активно: все время ерзал и хмурился. И когда я наконец замолчал, он сразу же спросил:

— О чем вы с ним говорили? С этим… Вождем?

Стараясь сохранять невозмутимое выражение лица я пожал плечами.

— Да обо всем помаленьку. О погоде, о жизни, об оружии. По-моему, этот тип слишком долго проболтался по мертвым землям в сопровождении одних только своих зилотов. Ему явно хотелось просто поболтать. Соскучился бедняга.

— И все? Только ради этого он с тобой связался? Чтобы поболтать?

Я вздохнул. Похоже, пришло время поведать ту часть истории, которая мне не нравилась больше всего.

— Вообще-то на самом деле он хотел переговорить с Еременко. И просил меня обеспечить встречу.

— И что ты?

Вялое пожатие плечами.

— Посодействовал, конечно. Как можно отказать такому человеку, если он просит?

Пащенко неодобрительно взглянул на меня. Нахмурился. Шеф же, наоборот, улыбнулся.

— Ну да, — пробормотал он. — Еременко казнили в прошлом месяце по приговору собора. А он, получается, не знал… Понятно… Все понятно.

— Знал — не знал. — Я снова передернул плечами. — Какая теперь разница? Я ему пулю прямо между глаз вогнал. Не о чем больше разговаривать.

— А зилоты? Алтарь?

Я поморщился.

— Алтарь где-то там — в районе больничных корпусов. Точнее сказать не могу, потому что не видел.

— Но он точно существует?

— А вы когда-то видели банду зилотов, состоящую более чем из пяти тварей, у которых не было бы алтаря? — Я постарался улыбнуться как можно более ехидно.

Вряд ли Пащенко вообще когда-либо видел зилота. Они пришли в нашу область сравнительно недавно, а замначальника Управления в последний раз выходил на оперативную работу года три назад. В то время эти полулюди-полумонстры были известны нам исключительно по коротким невнятным радиосообщениям из смежных восточных областей.

Пащенко пропустил мой язвительный намек мимо ушей.

— Его надо найти.

Я снова вздохнул.

— Послушайте. Я ведь вам серьезно сказал: этот район в высшей степени опасен. Настолько опасен, что нам следовало бы на картах отмечать его не красным, а черным. И рисовать череп с костями. Идти туда — значит нарываться на верную смерть. Особенно сейчас, когда в тех местах появилась еще и стая зилотов особей в сорок-пятьдесят, не меньше. Вряд ли будет так просто отобрать у них этот алтарь.

— И тем не менее это нужно сделать, — тяжело выдохнул шеф. — Ты же знаешь, Алексей: концентрация тьмы вокруг нашего города и без того аномально высока. И если она вырастет еще…

Резко оттолкнув кресло, шеф с явным напряжением поднялся. Тяжело шагнул к окну. Краем глаза я заметил маленькое темное пятнышко, проступившее сбоку на его рубашке, — рана опять открылась, и боль Дмитрий Анатольевич наверняка испытывал адскую. Но внешне это почти не было заметно. Разве что бусинки испарины на лбу сделались крупнее да лицо немного побледнело.

Железный мужик. Я могу с ним спорить, препираться, ругаться. И даже (было дело) драться. Но при всем этом я не могу его не уважать и не восхищаться его характером.

— Никто не знает, к чему это может привести. Но очевидно, что ничего хорошего нам ждать не приходится. — Шеф повернулся ко мне. Вновь, как и не раз до этого, мы взглянули друг другу в глаза. И он снова отвел взгляд первым. — Вокруг слишком много тьмы, чтобы мы могли позволить ей бесконтрольно расти и дальше, — последствия могут быть самыми ужасными. Алтарь необходимо уничтожить.

— Это самоубийство, — устало повторил я. — Самое настоящее самоубийство. Ни один человек не выйдет оттуда живым. И даже если вы, Дмитрий Анатольевич, устроите массированный рейд, бросив на штурм медгородка сразу все оперативные группы, будьте готовы к тому, что домой не вернется добрая половина ваших сотрудников.

— Ну, вряд ли все так плохо. — Пащенко неожиданно усмехнулся. — В конце концов, ты ведь смог там побывать. И даже вернулся.

— Мне повезло, — абсолютно честно ответил я. — Во второй раз так уже не получится. И вдобавок я не заходил внутрь корпусов, а ведь именно там кроется главная опасность.

— Алексей…

Я покачал головой.

— Шеф, это действительно опасно. Уж поверьте моему слову. И примите как данность: я не пойду.

Мой отказ шеф понял по-своему. Всего лишь улыбнулся. Кивнул.

— Ну не сейчас конечно же. Отдохнешь недельку, подлечишься. Я подпишу тебе отпуск. А потом… Алексей, ты пойми: это по-настоящему важное задание. Кроме тебя, с ним не справится никто. Василий Федорович прав: ты там побывал и вернулся. И я верю, что ты сможешь сделать это снова.

Ну вот Если бы я был параноиком, то решил бы, что они и в самом деле хотят меня угробить. Черт, ну как им описать, как передать словами то мрачное колючее чувство, охватывающее меня при одной только мысли о том районе? И то, как испуганно начинает бормотать инстинкт чистильщика, когда я всего лишь думаю о том, чтобы войти под крышу брошенных больничных зданий?..

— Нет.

Шеф замолчал на полуслове и удивленно взглянул на меня.

— Что значит «нет»? Ты хочешь сказать что-то еще?

— Нет — это и значит нет, — фыркнул я. — А сказать хочу только одно…— Я проглотил неведомо откуда появившийся в горле ком. И отчетливо произнес: — Я подаю официальное заявление об отставке.

Ну вот и все. Нужные слова сказаны. Теперь уже будет легче. Теперь мне не придется колебаться и раздумывать. Осталось лишь убедить начальство, что это вовсе не шутка.

А ведь я их зацепил. Сразу видно, что они потрясены. Не только шеф, даже Пащенко выглядел удивленным.

— Но… — Шеф непрерывно моргал, глядя в мою сторону так, словно на плечах у меня неожиданно выросла вторая голова. — Ты же не можешь так просто уйти.

— Это еще почему? — Я недоверчиво прищурился. — Предписанные уставом три года я давно отработал. По оперативному стажу мне вообще уже можно на пенсию идти. По количеству дальних вылазок — тоже… Или, может быть, пока я бегал по старому городу, изменились законы и теперь всех желающих выйти в отставку чистильщиков сразу отправляют в расход?