Венец творения - Лоскутов Александр Александрович - Страница 1

Александр ЛОСКУТОВ

ВЕНЕЦ ТВОРЕНИЯ

* * *

Погода сошла с ума. Сорок два градуса в тени — это уже перебор, во всяком случае, для наших отнюдь не южных широт. Тем не менее это пекло тянулось вот уже целую неделю. На небе ни единого облачка. Солнце жарит невыносимо. Над асфальтом — дрожащее марево перегретого воздуха. И даже высотные коробки домов, казалось, обмякли, сгорбились под натиском всепроникающей жары.

Случись такое до Гнева, сейчас город был бы пуст более чем наполовину. Оставив похожие на сковородку городские улицы и адские духовки тесных квартир, люди разбежались бы кто куда: на озеро, на речку, просто на природу — к воде и временному отдохновению.

Сейчас же у них не было выбора, кроме как забиться куда-нибудь в тень, медленно дуреть от жары и духоты. И мечтать хотя бы о мимолетном дождичке.

Плохо то, что на нечисть жара практически не действовала. И даже, как ни странно, словно придавала сил. Многочисленные группы мертвяков уже который день бессистемно пробовали на зубок бетонные стены периметра. У северо-западных ворот вчера видели сразу примерно три десятка оборотней — столь большой стаи в нашей области еще не бывало. Даже вампиры активизировались. Наплевав на ненавистный солнечный свет, своей цыплячьей походкой они бродили вдоль опутанных колючей проволокой стен и безнаказанно щерили клыки на шалеющих от невыносимой жары часовых.

Обитателям старого города свихнувшаяся погода нипочем. И потому, несмотря на высасывающую все соки жару, у Управления много работы.

И, значит, много работы у меня.

Я неспешно шагал по улице, обгоняя редких еще более неторопливых прохожих. Кобура размеренно хлопала по бедру. Плечо оттягивала давным-давно ставшая привычной тяжесть меча. Глухо шлепали по тротуару тяжелые армейские ботинки, слишком жаркие и неудобные для этого времени года… Но, с другой стороны, не в сандаликах же мне теперь ходить?

На меня, как всегда, оглядывались. Не слишком рьяно — всего лишь отдавая дань традиции. Каждодневная жара вытопила из голов горожан пустое любопытство, оставив лишь одно навязчивое желание: поскорее забраться куда-нибудь в тень.

Вдоль тротуара по разбитой улице, дребезжа и фыркая, прополз старенький обшарпанный автобус. За опущенными до упора стеклами — красные потные лица и выпученные глаза пассажиров. Страдальцы. В этом железном ящике пекло наверняка еще похуже, чем на уличном солнцепеке. Не знаю кто как, но я лучше пешком прогуляюсь. Тем более что идти не столь уж и далеко.

Бывшее здание Железнодорожной академии, ставшее со времен Гнева центральным штабом Управления внешней разведки и зачистки, ждало меня за поворотом. На другой стороне улицы, ровно напротив, окруженная строительными лесами, притулилась недостроенная церквушка. Маленькая совсем — куполов на шесть или семь. Вокруг с энтузиазмом приговоренных к казни на медленном огне вяло копошились строители. Работа здесь не останавливалась ни днем ни ночью. Святых отцов, наверное, поджимали сроки.

На ступеньках у входа в Управление, укрывшись в тени нависающего над дверью козырька, попыхивали самокрутками трое парней с мечами за спинами. Проходя мимо, я сдержанно кивнул. Двое, метнув в мою сторону притворно-безразличные пустые взгляды, отвернулись, так и не ответив на приветствие. Но я не удивился и уж тем более не обиделся. Приветственный жест все равно предназначался не им, а тому широкоплечему здоровяку, который тяжело поднялся мне навстречу, протягивая ладонь для рукопожатия.

— Здорово, Леха.

— И тебе того же, — отозвался я, не выпуская его руки и выворачивая ладонь так, чтобы видеть пересекающие загорелое предплечье неровные ниточки старых шрамов. Я знал, что эти белесые полосы, скрывшись под небрежно закатанным рукавом рубашки, тянутся дальше, на плечо, и оттуда на спину, переползая кое-где даже на живот. Знал и то, как это произошло.

— Как здоровьишко? На луну еще выть не тянет?

Здоровяк недовольно скривился, как всегда, когда кто-то напоминал ему об этом случае. Впрочем, напоминали ему нечасто. Не каждому это было позволено. Человек посторонний, бросив подобную шуточку, рисковал нарваться на оплеуху. А они у Митяя Водовозова о-го-го.

— Когда потянет, ты станешь первым, кто об этом узнает, — хмуро пообещал он. И сразу же, переводя тему, в лоб спросил: — Ты зачем здесь? У тебя же сегодня вроде бы выходной.

Я коротко пожал плечами.

— Вызывали.

— Угу… Понятненько…— Митька немного помялся, шмыгнул носом, после чего явно неохотно добавил: — Шеф сегодня не в настроении.

— И что? — Я приподнял бровь.

Некоторое время он исподлобья смотрел на меня, будто пытаясь отыскать в моих словах второй, скрытый смысл… который я на самом деле туда и не вкладывал. Потом неохотно кивнул.

— Действительно, и что… Ладно, бывай. Удачи.

Хлопнув меня по плечу — я аж чуть не присел, — Водовозов отошел в сторону. А я мягко толкнул ведущую внутрь здания дверь.

Меч мне пришлось оставить на посту охраны — устав предписывал… Впрочем, беззащитным я себя все равно не чувствовал: пистолет по-прежнему находился в кобуре, да и рукоять прячущегося под курткой кинжала привычно холодила бок. Так что в случае чего постоять за себя я бы сумел. Хотя, конечно, маловероятно, что здесь, в самом сердце Управления, мне пришлось бы доставать оружие ради защиты собственной жизни. Но чем черт не шутит.., тем более в наше-то время, когда его существование можно считать объективной реальностью.

Шагая сразу через две ступеньки, я поднялся на третий этаж.

За диспетчера сегодня опять была Маринка. Сидя за заваленным всевозможными бумагами столом, она негромко что-то втолковывала по телефону, одновременно обмахиваясь потрепанной папкой с тревожной надписью «строго секретно». В ответ на мою вымученную улыбку она вяло кивнула и, махнув рукой в сторону сверкающей начищенной медной табличкой двери, вернулась к своему занятию.

У дверей кабинета — вот новость — неизвестно для чего торчал охранник. Сверкающие пуговицы, надраенная пряжка ремня, армейская выправка… Еще одна здешняя штабная крыса, наверняка мнящая себя неотъемлемой частью Управления и ни разу со времен ученичества не вылезавшая за периметр. Меч, наверное, уже забыл как в руках держать, даром что за спиной болтается.

— Опаздываешь, — сухо бросил охранник. — Тебя давно уже ждут.

Я безразлично пожал плечами.

— Подожди… — На дверную створку легла рука. —Оружие оставь.

Выпустив обиженно лязгнувшую дверную ручку, я медленно повернулся.

Попытка взглянуть в глаза охраннику успехом не увенчалась — он постоянно уводил взгляд, старательно избегая прямо смотреть на меня. Еще один очевидный плод моей широкой известности. Занятно, конечно. Кем они меня считают? Демоном, способным высосать душу одним только взглядом?