Горностай - Йыгисалу Харри Владимирович - Страница 19

— Выброси из головы эту глупую затею! — сердилась мама. — Хочешь, чтобы тебе нос откусили?!

— Его ведь, наверное, можно приручить? — спрашивала Маарья, гордясь собственной идеей, — Даже тигров укрощают! Я стану укротительницей! — И она вспомнила, как ходила в цирк, где видела этих больших полосатых хищников и властную, бесстрашную укротительницу.

— Папа, а горностаев можно держать в клетке и постепенно приручить? — не отставал Мадис.

— Держать горностаев в клетке — значит бессмысленно их мучить. Гораздо интереснее, когда они на свободе, к тому же они полезные животные, — говорил папа и добавлял: — Горностай по своей природе, пожалуй, больший хищник, чем тигр.

— Вот будет потеха, когда мы заведем горностая! — фантазировал Мадис. — Он никому спать не даст, а утром все мы проспим и проканителимся с ним до обеда. В школу идти поздно, а в детский сад еще можно, — И Мадис, взглянув на Маарью, продолжал не без ехидства: — Поэтому наша укротительница тигров отправится в свой садик с горностаем на шнурочке и даст там представление!

— Мама, — тут же пожаловалась девочка, — Мадис опять говорит всякие гадости.

Вообще-то мысль о приручении или одомашнивании горностая — постоянная тема разговоров. Детям это интересно. Горностай наверняка не такой лакомка, как Марлийс, и к тому же, безусловно, справится с кошачьими обязанностями. Единственная загвоздка в том, как он сам отнесется к изменению своего жизненного статуса.

Горностаи свободолюбивы. Взрослые зверьки не поддаются обхаживанию, не ждут от человека подношений и услуг в виде пищи или теплой печки. Никто не имеет права решать за них, сколько детенышей утопить, а сколько оставить. Горностай сам знает, что он хочет и что ему делать. Все луга, ноля, леса, берега речек и моря — его дом. Что вы можете предложить ему лучше этого?

Если уж кто-то решил обзавестись каким-нибудь живым существом, то придется ему довольствоваться кошкой, пусть даже избалованной и надоедливой. Прямо беда была иногда с Марлийс, потому что она, вопреки кошачьим замашкам, боялась высоты. В городе с балкона девятого этажа забралась на крышу, а спуститься не осмелилась — наверное, голова закружилась. В Таммисту она залезла на старую яблоню, а на землю слезть не могла. Принялась мяукать и просить о помощи. Забавно было смотреть на нее — Марлийс вот-вот потеряет спой шлейф и пышные штанишки. Нехорошо, конечно, смеяться над чужой бедой, но и сдержаться никаких сил не было: кошка раскачивается па суку, ухватившись за него передними лапами и повесив хвост, и вопит благим магом, хотя совсем не так высоко — вполне могла бы спрыгнуть на травку.

Мадис не заставил себя долго ждать, подтащил под дерево стул, забрался на него и снял кошку. В благодарность она вцепилась и него ногтями и расцарапала живот под рубашкой.

Но все это были цветочки. Фактически Марлийс относилась к жизни весьма легкомысленно, о чем довольно скоро проведали деревенские коты.

К Марлийс зачастили незваные гости. Они появлялись в саду, во дворе и за оградой хутора. Дачники приметили одного черного и двух-грех здоровяков тигровой расцветки.

Конечно, такое внимание не оставляло Марлийс равнодушной: как только садилось солнце, она шмыгала за дверь. Не помогали никакие уговоры Маарьи и Мадиса, никакие лакомые подачки — ничто не могло ее удержать.

Марлийс спешила на свиданье. Дачники, особенно дети, беспокоились о ней — еще отобьется от рук!

Напрасные страхи: кошка ночное животное. Как бы люди ни пытались ее перевоспитать, пора кошачьей активности начинается в вечерних сумерках. Марлийс не составляла исключения — проводила ночь во дворе и не скучала, время от времени давая о себе знать мяуканьем.

Коты не обращали внимания на горностаев, хотя их пути теперь довольно часто пересекались. Котам было не до охоты, они волновались и выясняли отношении между собой. У них всегда бывает так, когда они собираются вместе. И в хуторе Таммисту они выбирали, казалось бы, самые неподходящие места — возле ворог или на крыше сарая, — часами сидели друг против друга, не спуская глаз с противника, поводили ушами, издавали душераздирающие крики, а то и шинели, показывая клыки. Порой у одного их них не выдерживали нервы, он бросался на соперника, и начиналась драка, в которой одному или обоим обламывали бока, расцарапывали морду или прокусывали уши.

Горностаиха все это слышала у себя в гнезде. Детеныши спали в обнимку, зарывшись носом в шерсть. Причмокивали, повизгивали во сне, шевелились, искали местечка помягче, стараясь устроиться поудобнее. В гнезде давно уже стало тесно. Малыши заметно подросли.

Хотя в доме жили люди, а во дворе бесчинствовали коты, семейство горностаев никто не трогал. Какое-то чутье подсказывало горностаихе, что до тех пор, пока детеныши находятся в этом скрытом от всех убежище, им не угрожает никакая опасность.

Горностаихе пора было выходить. Вечерние сумерки — лучшее время для охоты. Она оставила сонных детенышей в гнезде и пробралась к лазу. Высунула кончик носа, потом глаза и уши. Нос не обнаружил ничего подозрительного, глаза и уши тоже. На всякий случай она втянула мордочку обратно, затем выскочила на чердак, спустилась по стене и понеслась обычным своим путем в лес.

ОБИДА

Как говорится, терпение лопнуло или чаша переполнилась. После той штуки, какую отмочил Тоомас Кивистик, даже заяц вышел бы из себя, не то что горностай, который никакого панибратства не допускает.

Вообще-то Тоомас Кивистик сделал это наполовину в шутку, наполовину всерьез, то есть вынужденно. Решил посмотреть, что горностаи предпримут, если он несколько нарушит их жизненный уклад, преградив путь к гнезду. Однако животные шутки не оценили, более того — возмутились. Наверное, старые опасения сказались. Доколе дикий зверь в состоянии терпеть такое — топают прямо над головой, доски скрипят и, того гляди, на тебя рухнут, придавив детенышей; сквозь щели в полу запах чужих подметок доходит; ни во дворе, ни в саду укрыться негде — всю траву выстригли, а землю там и сям вскопали, да еще граблями разровняли. Никакие действия человека наперед не угадаешь. То он в саду хлопочет — кусты обрезает или грядки обрабатывает, то за домом копошится, то сиднем сидит в комнате или вообще уезжает. И кошка хозяйская ведет себя непредсказуемо. Если солнечные ванны на подоконнике не принимает, так на лестнице дремлет либо где-нибудь шастает, в подвале что-то вынюхивает.

Для гнезда место выбрано надежное, тут ничего не скажешь. Но если детеныши из него выберутся в отсутствие родителей, мало ли что кошки могут с ними сделать. Сколько раз горностаи кошкам давали понять, чтобы они близко не подходили, а им все мало, никак урока не усвоят!

И все-таки той последней каплей, которая переполнила чашу терпения, явился поступок хозяина.

Говорят, человек ко всему привыкает. В Таммисту тоже привыкли. Сперва к тому, что в доме поселились хорьки, злые и кровожадные хищники, затем к тому, что это не хорьки, что это горностаи устроили гнездо под полом и принесли детенышей. Ну а где живет целый выводок, там и запахи соответствующие. Люди и с этим смирились. Лето на дворе, можно окна распахнуть. Во всяком случае, дыхание ни у кого не перехватывало.

К одному только не могли привыкнут!. — к тому, что среди ночи, около трех часов, горностаи просыпались и начинали носиться под полом, громыхали доской, словно били в набат. Этот шум поднимал на ноги все семейство Кивистик. Вначале дети хлопали глазами, как молодые совята, потом приходили в восторг.

— Вот здорово! — восклицал Мадис, понижая голос, чтобы не мешать горностаям. — Как будто домовой куролесит!

— И правда, в нашем доме нечисть завелась, — передернула плечами Маарья.

Мама сказала, что вообще больше не будет подниматься на второй этаж и детям не советует.

Грохот на чердаке продолжался еще какое-то время, затем ненадолго затих, а рано утром, еще пяти часов не пробило, поднялся снова. Очевидно, принесли завтрак. Пищу делили на порции, что в последние дни часто сопровождалось раздорами среди детенышей. Кто захватывал кусок получше, тот старался с ним удрать; кто оставался с носом, тот пускался вдогонку, ворчал и скулил.