Разговор в «Соборе» - Льоса Марио Варгас - Страница 11

— Давно не бывали в Лиме? — попытался завязать светскую беседу лейтенант.

— Я езжу туда раза два-три в год, по делам, — отвечал тот, и в его медленном металлическом голосе не было ни оживления, ни ответной учтивости, а одно только недовольство всем на свете. — Представляю там несколько агротехнических компаний.

— У меня тоже была жена, хотя обвенчаться мы с нею не успели, — говорит Амбросио.

— Дела, должно быть, хорошо идут? — сказал лейтенант. — Здешние помещики — богатеи, наверно, а? Много хлопка?

— Была? — говорит Сантьяго. — Поругались, что ли?

— Раньше было недурно, — ответил Бермудес, и лейтенант подумал: нет, он, конечно, не самый противный человек в Перу, потому что полковник Эспина еще жив-здоров, но уж после полковника — на первом месте. — А теперь, когда ввели контроль за ценами, они перестали зарабатывать на хлопке прежние деньги, и нынче в три узла завяжешься, пока сумеешь всучить им хотя бы лампочку.

— Да нет, ниньо, померла она у меня в Пукальпе, — говорил Амбросио. — Остался я с дочкой.

— Вот-вот, для того-то мы и свершили революцию! — благодушно воскликнул лейтенант. — Весь этот хаос позади. Теперь, когда за дело взялась армия, мы выберемся на верную дорогу. Вот увидите, как славно заживем при Одрии.

— Вы так считаете? — зевнув, ответил Бермудес. — В нашей стране меняются только правительства, все прочее остается на прежнем виде.

— Да неужели вы газет не читаете, радио не слушаете? — улыбчиво напирал лейтенант. — Уже начались чистки. Всех апристов, коммунистов и прочее жулье — за решетку. Всех крыс выловим, всех до единой!

— А что ж ты делал в Пукальпе? — говорит Сантьяго.

— Этих выловите — явятся другие, — сухо сказал Бермудес. — Чтобы очистить Перу, надо бы взорвать над нею пару бомб и стереть нас с лица земли.

— Как что делал? Работал, — говорит Амбросио. — Верней сказать, искал работу.

— Это вы шутите или всерьез? — спросил лейтенант.

— А папа знал, что ты там? — говорит Сантьяго.

— Я к шуткам не склонен, — сказал Бермудес. — Я всегда говорю серьезно.

Джип пересекал долину, в воздухе запахло моллюсками, вдали показались красноватые песчаные холмы. Сержант, зажав в углу рта сигарету, крутил руль, лейтенант пониже нахлобучил фуражку; пойдем, негр, пивка попьем, потолкуем. Потолковали, дон, по-дружески, я ему зачем-то нужен, понял Амбросио, и очень скоро речь зашла о Росе. Он уже раздобыл крытый грузовичок и уговорил своего дружка. Горца этого. Но ему потребовался еще и он, Амбросио, на всякий случай. На какой еще случай, хотелось бы знать? Ведь у нее ни отца, ни братьев? Нет, только мать, Тумула, она не в счет. Да он бы с дорогой душой помог, Тумулы он, конечно, не боится, и соседей тоже, но как ваш папенька на это посмотрит, вот штука-то в чем? А он ничего и не узнает, он едет в Лиму на три дня, а к его возвращению Роса уже будет дома. Амбросио развесил уши, дон, согласился помочь, потому что его обдурили. Согласитесь, одно дело — украсть девчонку на одну ночь, подержать и отпустить, и совсем другое — жениться на ней. Этот дон Кайо обвел вокруг пальца и его, Амбросио, и Горца. Всех обманул, всех. Кроме Росы и мамаши ее. Вся Чинча судачила о том, какое счастье привалило дочке Тумулы-молочницы: то молоко на ослике развозила, а то вдруг стала настоящей сеньорой и снохой самого Коршуна. Вот она-то и оказалась в выигрыше, все прочие проиграли. И дон Кайо, и его родители, и даже Тумула, потому что дочки-то она лишилась. Вот какие обнаружились у Росы министерские мозги. Кто б мог подумать, что эта пигалица вытянет такой счастливый билет? Вы спрашиваете, дон, что должен был делать он, Амбросио? К девяти прийти на площадь, там прогуливаться и ждать, а те его подберут на машине. Покрутились по городу, а когда народ спать лег, подогнали свой грузовичок к дому Маурокруза, глухого как пень. Дон Кайо сговорился с Росой встретиться там в десять. Разумеется, она пришла, еще бы ей не прийти. А когда пришла, дон Кайо вышел ей навстречу, а те остались в машине. То ли он ей сказал что-то, то ли она сама догадалась — так или иначе, кинулась бежать, а дон Кайо кричит: «Держи ее!» Ну, Амбросио — вдогонку, поймал, схватил, принес, посадил в грузовичок. Вот тут-то и выяснилось, дон, что попались они на ее удочку: не пискнула, не крикнула, только отбивалась, царапалась и брыкалась. Чего же проще было — подай голос, позови на помощь, из всех дверей повыскакивают люди, полпоселка сбежится. Как по-вашему? Она хотела, чтоб ее похитили, она надеялась, что ее похитят. Вот ведь тварь, а? Вы скажете, что она перепугалась до смерти, дара речи лишилась. Ага. А ведь она отчаянно отбивалась, пока Амбросио ее волок, а в грузовичке сразу стихла, закрыла лицо руками, вроде как заплакала, но Амбросио видел, что она и не думала плакать. Горец запер кузов, и машина понеслась напрямик, срезая путь. Приехали на место, дон Кайо вылез, а за ним и Роса — сама, заметьте, вытаскивать ее не пришлось. Амбросио пошел спать, раздумывая, что будет, если Роса расскажет Тумуле, а та — его матери, и какую выволочку она ему устроит. Но он и представить себе не мог, как повернется дело. А повернулось так, что ни Роса не вернулась на следующий день, ни дон Кайо. Не вернулись ни наутро, ни к вечеру, никогда, короче говоря, они не вернулись. В поселке, где жила Тумула, стоял плач и стон, в Чинче донья Каталина устроила то же самое, и Амбросио просто не знал, куда деваться. На третий день приехал из Лимы Коршун, сразу сообщил в полицию, и молочница тоже. Вы представьте, дон, какие слухи и толки ходили по городу. Встречаясь на улице, Горец и Амбросио делали вид, что знать друг друга не знают, у Горца тоже душа в пятках была. Появились те двое только через неделю, дон. Никто его не принуждал жениться, никто не приставлял дуло к виску: пойдешь под венец или в гроб ляжешь. Он по своей воле нашел священника. Рассказывали, как они вышли из автобуса на Пласа-де-Армас, он вел Росу под ручку, и таким вот манером явились в дом Коршуна, словно с прогулки. Вы представьте, представьте себе, как вытянулось лицо у Коршуна, когда дон Кайо и Роса предстали перед ним и сынок достал из кармана брачное свидетельство и сказал: мы поженились.

— Это что, они так крыс ловят? — Скупо усмехнувшись, Бермудес показал в сторону Университетского парка. — Что там происходит, в Сан-Маркосе?

На всех четырех углах стояло оцепление — солдаты в касках, штурмовые гвардейцы и конная полиция. «Долой диктатуру!» — кричали плакаты со стен университета, «Только АПРА спасет Перу!» Центральный вход в университет был закрыт, на балконах покачивались траурные полотнища, и на крыше фигурки, казавшиеся снизу, с земли, крошечными, следили за действиями солдат. Доносился многоголосый гул, взрывавшийся время от времени рукоплесканиями.

— Кучка апристов сидит здесь с двадцать седьмого октября, — сказал лейтенант, подзывая к себе полицейского прапорщика, командовавшего оцеплением на проспекте Абанкай. — Им хоть кол на голове теши.

— А почему бы не открыть огонь? — спросил Бермудес. — Так-то армия начинает чистку?

Командир патруля подошел к джипу, откозырял и стал изучать пропуск, протянутый ему лейтенантом.

— Ну-с, как наши смутьяны? — осведомился тот, кивнув на Сан-Маркос.

— Орут, — ответил прапорщик. — Камнями кидаются. Можете следовать, господин лейтенант.

Полицейские развели «рогатки», и машина поехала по Университетскому парку. Ветер пошевеливал черные креповые полотнища с белыми надписями: «Мы оплакиваем нашу демократию!», кое-где были намалеваны череп и кости[14].

— Я бы давно всех перестрелял, — сказал лейтенант, — но полковник Эспина хочет взять их измором.

— А как дела в провинции? — спросил Бермудес. — Воображаю, что творится на севере. Апристы всегда были там сильны.

— Да нет, все спокойно. Не верьте басне, будто АПРА пользовалась в стране поддержкой, — ответил лейтенант. — Чуть началось, ее главари кинулись по посольствам просить убежища. Небывало бескровная революция, сеньор Бермудес. Ну, а с этими горлопанами из Сан-Маркоса можно было бы в пять минут покончить, но начальству виднее.