Литума в Андах - Льоса Марио Варгас - Страница 22

Инженер Каньяс взглянул на техников. Они молча прислушивались к спору.

– Вы тоже хотите вернуться?

Техники, совсем молодые, скромно одетые люди, смущенно переглянулись, но ничего не ответили.

– Пожалуйста, не чувствуйте себя обязанными оставаться с нами, – вмешалась госпожа д'Аркур. – Если вы предпочитаете вернуться, возвращайтесь.

– А вы остаетесь, инженер? – заговорил наконец один из них, произнося слова с северным акцентом.

– Безусловно, – ответил тот. – Мы столько сил вложили в этот проект, так долго боролись, чтобы получить деньги от ФАО и Голландии, что теперь, когда все закрутилось, я уже не могу отступить.

– Тогда и мы останемся, – сказал все тот же техник. – Будь что будет.

– Мне очень жаль, но я должен уехать, – заявил префект. – Я должностное лицо, поэтому, если меня схватят, мне верный конец. Попрошу коменданта прислать патруль.

– Ни в коем случае, – решительно возразила госпожа д'Аркур, протягивая ему руку. – Разумеется, возвращайтесь. Через пару дней увидимся в Уанкавелике. Счастливо вам доехать, и не беспокойтесь о нас. Здесь, наверху, есть нечто, что защитит нас лучше любого патруля.

Техники забрали из машины свои одеяла и чемоданчики. Все молча смотрели, как «форд» растворяется в темноте.

– Возвращаться одному в такое время и по таким дорогам – да это просто безумие, – пробормотал второй техник.

Какое-то время они раскладывали вещи, устраиваясь на ночь. Потом хозяйка угостила всех острым супом, в котором плавали кусочки юкки, и улеглась на свою кровать. Техники развернули спальники, расстелили одеяла, одно около другого, развели во дворе костер. Все сидели вокруг огня, смотрели, как разгораются и множатся звезды. У техников были с собой сандвичи с ветчиной, курятиной и авокадо, а госпожа д'Аркур дала всем на десерт по плитке шоколада. Ели медленно, разговаривали, обсуждали, что будут делать завтра, говорили о родных, оставшихся в Лиме, а техник с севера – выяснилось, что он из Пакасмайо, – рассказал о своей невесте из Трухильо: в прошлом году она заняла второе место на конкурсе народной песни и танца «Маринера». Потом разговор перекинулся на бесчисленные звезды, такие яркие, когда на них смотришь с андских вершин, что рябит в глазах. Неожиданно госпожа д'Аркур сменила тему:

– Вот уже тридцать лет езжу по Перу, и никогда мне не приходило в голову, что здесь будут происходить такие вещи.

Инженер, техники и шофер замолчали, задумавшись над ее словами. И вскоре все, не раздеваясь, улеглись спать.

Они пришли на заре, когда приезжие уже вставали. Около полусотни людей – мужчины, женщины, много подростков и даже дети. В большинстве своем это были крестьяне, но среди них мелькали и городские метисы. Одетые в куртки, джинсы, свитера с грубо вышитыми узорами, имитирующими украшения индейцев уаков доколониальной эпохи. На головах – шапки, вязаные шапочки, шлемы-пасамонтаньи. Плохо вооруженные: только двое или трое с автоматами Калашникова, у остальных – ружья, револьверы, охотничьи карабины, а то и просто мачете и дубинки.

Жившая в доме старуха куда-то исчезла.

– Нет необходимости держать нас под прицелом, – сказала госпожа д'Аркур, выходя вперед. – Мы безоружны и не собираемся бежать. Могу я переговорить с главным? Я объясню ему, чем мы здесь занимаемся.

Ей никто не ответил. Никто не распоряжался, не слышно было команд. Но было заметно, что они хорошо обучены и действуют согласованно. Группами по два-три человека они подошли к спутникам госпожи д'Аркур, отделили их друг от друга, тщательно всех обыскали, вывернув карманы, обрывками веревки связали за спиной руки.

– Мы вам не враги, мы не занимаемся политикой, мы работаем не на правительство, а на перуанцев, – продолжала говорить госпожа д'Аркур, вытягивая руки, чтобы легче было связать их. – Наша цель – защитить окружающую среду, природные ресурсы. Чтобы наша природа не погибла, чтобы в будущем все люди в этих горах имели пищу и работу.

– Сеньора написала много книг о наших растениях и животных, – пояснил инженер Каньяс. – Она идеалистка. Она, как и вы, добивается лучшей жизни для наших крестьян, благодаря ей в этих местах снова будут расти деревья. А ведь это так важно для общинников, для всей Уанкавелики. Для вас и ваших детей. Это выгодно всем нам, независимо от наших политических взглядов.

Им позволяли говорить, никто не прерывал их, но никто и не обращал внимания на их слова. Они занимались своими делами. Расставляли часовых в местах, откуда можно было наблюдать за поднимающейся снизу дорогой и за уходящей к снежным вершинам тропой. Утро было холодное, острый воздух обжигал горло. Крутые склоны окружающих гор отливали свежей зеленью.

– Цели нашей борьбы схожи с целями вашей борьбы, – вновь заговорила госпожа д'Аркур, и в ее голосе нельзя было уловить и намека на тревогу. – Не относитесь к нам как к врагам, мы вам не враги.

– Могли бы мы поговорить с главным? – время от времени спрашивал инженер Каньяс. – Или с кем-нибудь еще из вашего руководства? Позвольте мне все разъяснить ему.

Так прошло довольно много времени, пока, наконец, группа этих людей не вошла в дом и туда стали по одному вводить приезжих. Их там допрашивали, а те, что оставались снаружи, могли слышать обрывки разговора. Допрос шел медленно, с многочисленными повторениями: личные данные вперемежку с вопросами о политических убеждениях, иногда подолгу выясняли что-нибудь о других людях или событиях. Первым отвели в дом шофера, потом техников, потом инженера Каньяса. Когда он вышел оттуда, уже темнело. Госпожа д'Аркур с удивлением подумала, что провела здесь ни много ни мало одиннадцать часов. Одиннадцать часов на ногах, без крошки еды, без капли воды. Но она не чувствовала усталости, не испытывала ни голода, ни жажды. Думала о муже и больше беспокоилась о нем, чем о себе. Она смотрела на вышедшего инженера: у него было совсем другое лицо, видимо, он потерял уверенность, которая поддерживала его весь день и заставляла добиваться разговора с начальником.

– Они слушают, но не слышат и даже не хотят понять, что им говорят, – прошептал он, проходя мимо. – Прямо инопланетяне какие-то.

Она вошла в дом. На полу сидели трое мужчин и женщина, ей тоже предложили сесть на пол. Госпожа д'Аркур обратилась к одному из них – к бородатому молодому человеку в кожаной куртке и с шарфом на шее. Его холодные серые глаза смотрели в упор, не моргая. Она со многими подробностями рассказала ему о своей жизни, начиная с рождения – а родилась она почти шестьдесят лет назад в далекой прибалтийской стране, которую совсем не помнила и язык которой не знала, потом о детстве – оно прошло во многих странах Европы и Америки, о годах учения – тоже в разных странах и на разных языках: она, как кузнечик, прыгала из колледжа в колледж, пока не приехала в Перу. Тогда ей не исполнилось еще и двадцати и она только что вышла замуж за молодого дипломата. Она рассказала, как сразу же полюбила перуанцев, как восхитили ее пустыни, леса, горы, снежные вершины, животные и растения этой страны, которая теперь стала и ее страной. И не только потому, что так значится в ее паспорте – перуанское гражданство ей дал Марсело, ее второй муж, – а потому, что она заслужила право называться перуанкой, ибо прочувствовала и изучила всю красоту перуанской земли и вот уже столько лет воспевает и защищает ее в своих статьях, книгах, в докладах на конференциях и симпозиумах. И она будет делать это до конца своих дней, потому что именно в этом и заключается смысл ее жизни. Разве не понятно, что она им не враг?

Они слушали ее, не перебивая. Но на их лицах нельзя было уловить никакого интереса. Напоследок она рассказала, каких трудов стоило ей и этому молодому великодушному и самоотверженному инженеру Каньясу пробить план восстановления лесов в Уанкавелике. И только когда она замолчала, они стали задавать вопросы. В их вопросах не было ни скрытого недоброжелательства, ни открытой неприязни. Сухие стандартные формулировки, обыденные безразличные голоса. Госпожа д'Аркур вдруг подумала, что все происходящее – пустая формальность, что им заранее известны ответы на все вопросы. Ее спросили, с какого времени она дает информацию полиции, армии и разведслужбе о своих поездках и путешествиях. Она тут же объяснила им: Военный географический институт просил ее принять участие в работе постоянной комиссии, которая готовила к переизданию атлас, это было единственное, что ее связывало с вооруженными силами, не считая еще нескольких лекций, которые она прочитала в военной школе, в морском училище и в научно-исследовательском институте. Они хотели также узнать о ее контактах с правительствами других государств, на которые она работает и от которых получает инструкции. Она ответила, что имеет дело не с правительствами, а с научными учреждениями – Смитсоновским институтом в Вашингтоне, с Британским музеем в Лондоне, с Музеем человека в Париже, с некоторыми фондами и экологическими центрами, где ей иногда удавалось получить деньги для небольших проектов («всегда лишь жалкие крохи»). Но сколько она ни говорила, сколько ни уточняла, ни разъясняла, как ни подчеркивала в своих ответах, что ни один из ее контактов не является политическим, что все ее связи имеют чисто научный характер, глаза этих людей все больше убеждали ее в том, что ей не верят, что разделяющая их пропасть непонимания не становится менее глубокой, будто все это время она говорила по-китайски.