Кор-Унтару - Левская Яна - Страница 2

   - Я лишь образно подвожу тебя к мысли о том, что совесть надо иметь... и не как жену, только по праздникам.

   На лице кожевника не осталось и следа улыбки, которую он так ловко нацепил при виде охотницы на пороге дома - только глухая неприязнь и твердое решение своего не отдавать. Мрачным взглядом он проследил, как женщина поднялась со скрипнувшего стула, пряча туго набитый кошель за пазуху, и пошла к выходу.

   - Тихой ночи тебе, Микаль.

   Вдова вышла, бухнув дверью.

   Микаль только сейчас заметил, что нервно сжимает край фартука в кулаке. С досадой выпустив передник и отряхнув руку, чтобы избавиться от напряжения в суставах, он перевел взгляд на волка. Мысленно желая камнепада Вдове на голову, опустился на колени перед мертвым зверем. Что-то смутно беспокоило скорняка, пока он ощупывал труп, приподнимая по одной лапы. Что-то было не так. Наконец, он понял, в чем дело - в ране,  ставшей причиной смерти. Она отсутствовала. Шкура - цела целехонька, мех - чистый и сухой. Только на морде виднелись три тонкие царапины, кровь вокруг которых уже запеклась. Перевернув тушу, Микаль обследовал волка еще раз с тем же успехом и, сбитый с толку, сел на тощий зад, обдумывая одну тревожную мысль: "Как она его убила?".

   - Трит, погоди. Идет ктой-то, - прошептали, тяжело дыша в темноте. Слабые попытки оттолкнуть прильнувшего к вырезу рубашки парня ни к чему не привели. Он продолжал жадно зарываться в манящие глубины, скрытые тонкой, сладко пахнущей разгоряченным девичьим телом, тканью. Марика с досадой выдохнула и слегка пнула кавалера, куда пришлось. А пришлось как раз туда, куда надо было.

   - Уй... Ты чего!?

   - Тише, ну! Тебя, котяра эдакий, ничем не отвадить! Сюда идут. Что коли отец из кабака топает? Хоч и пьяный, а все сразу поймет. Не вчера ведь родился! - пальцы Марики проворно зашнуровывали рубашку. Трит подал ей легкое пальтишко, сброшенное  под горячие поцелуи на скамью, и оба торопливо выскользнули из беседки.

   Идти к домам напрямую было опасно - там лежал пустырь, откуда их будет видно любому прохожему-перехожему, несмотря на темноту. Решили притаиться в кустарнике, что окружал старую, видавшую под своей крышей еще молодыми теперешних дедов, беседку.

   Человек, чье появление спугнуло парочку, быстро приближался. Вскоре замершим в своем укрытии Марике и Триту стал виден темный силуэт в тяжелом плаще нараспашку, полы которого бились о ноги незнакомца на каждом шагу. Девушка невольно попятилась, когда поняла, что человек идет в их сторону. Возможно, он просто хотел выбраться из бурьяна на дорогу, которая проходила как раз мимо беседки, а, может быть, он заметил их с Тритом, пока они прятались в кустарнике, и теперь направлялся именно к ним. Чем меньшее расстояние разделяло их и незнакомца, тем большее волнение охватывало девушку. Ей чудилось что-то тревожно знакомое в этой высокой тонкой фигуре, в бодрой пружинистой походке...

   - Вдова, - шепнул Трит на ухо подружке - и все стало на свои места: и холодящее душу беспокойство, и неприятные предчувствия.

   В Малом Наре Вдову недолюбливали и побаивались все от мала до велика, даже охотники. Хотя, ясное дело, ни один из них в этом не признался бы. Что-то присутствовало в нелюдимой бабе такое, от чего мороз шел по коже. Она была не местная - пришла в поселок лет десять назад с кое-каким скарбом, что умещался в двух седельных сумках, ведя в поводу белого замученного коня. Поговорив со старостой, она осталась жить в Наре, и получила в полное владение заброшенную хижину у подножия Северной Кручи. Ласанда(*) на два вокруг не было больше ни одного домишки - только пустырь, поросший бурьяном и яр, отрезавший все поселение от ветхой развалюшки. Вроде бы там раньше жил странный нелюдимый тип, про которого говорили, что он наедается каких-то трав и грибов, которые собирает в Дубовом лесу, а потом лежит днями без движения под действием дурмана. Сидя в кабаке в непогоду за пятой кружкой пива шептались, что он и вовсе ведьмак. Вдову вынужденное одиночество и слухи, витавшие вокруг ее нового жилища, нисколько не расстроили. Сперва она часто появлялась в поселке, закупала домашнюю утварь, инструменты - видно, имела с собой кое-какие сбережения. Потом вообще наняла людей, чтобы помогли подлатать домишко. Когда обжилась и разузнала все, что хотела, про соседей, отдалилась ото всех и дни напролёт бродила по окрестностям, иногда пропадая неделями.

   Со временем к ней привыкли, как привыкают к бородавке где-нибудь за ухом - как рукой наткнешься, неприятно, а пока не видишь, то и не думаешь о ней. Изредка Вдова заходила в Малый Нар купить муки, соли, молока или меду. Позже начала заглядывать в кожевенную лавку - продавала добытых охотой зверей. Шло время. Вроде бы все оставалось по-прежнему, но что-то все же менялось. Постепенно год за годом росла людская неприязнь к ней. В присутствии Вдовы у людей холодела спина, хотелось побыстрее избавиться от ее общества. Словно невидимый туман растекался от нее во все стороны, обвивая, ощупывая окружающих. Не было никаких оснований для суеверных страхов, но любой, кто оказывался рядом с Вдовой, нутром чувствовал гнетущее дуновение этого тумана. Окрестности Северной Кручи пользовались дурной славой и до приезда незнакомки, теперь же при одном упоминании о той местности людей передергивало.

   Женщина ступила на порог беседки и остановилась. В свете луны молодые люди четко видели каждую черточку ее лица - не молодого, хмурого, расчерченного тонкими нитями шрамов. Вдова моргнула и обвела взглядом кустарник за перилами. Губы еле заметно дрогнули, будто в усмешке. Тихо выдохнув, она развернулась и зашагала в сторону домов.

   Марика перевела дух и глянула на Трита - тот стоял с широко раскрытыми глазами, и рот его кривился, словно парень хотел заговорить, но не мог.

   - Что с тобой? - девушка коснулась его лица, ласково поглаживая.

   - Ты разве не видела?

   - Чего?

   Трит покачал головой, опуская глаза.

   - Быть не может, чтоб мне почудилось!

   - Что почудилось-то?

   - Да в глазах у ней свет луны блеснул - ровно, как у кошки. Когда уходила, обернулась и...

   Марика смотрела на него со смесью недоверия и страха. Потом оглянулась за спину, туда, где по дороге шла, удаляясь, Вдова.

   - Ну и пусть ее. Лучше нам не соваться, - прошептала девушка. - Погодим, пока она скроется, потом отведешь меня к Радме. Я мамке сказала, что пробуду до утра на ее девичнике.

   Трит кивнул в ответ, продолжая пялиться в сторону деревни. Женщины видно уже не было.

   Потихоньку, стараясь не шуметь, будто их еще могли услышать, ребята выбрались из кустов на дорогу и вернулись в беседку, честно намереваясь отправиться по домам минут через десять.

   Полчаса спустя разгоряченные и довольные с блестящими глазами оба сидели рядышком, приводя одежду в порядок - подгоняла предрассветная сырость и прохлада.

   Чуть позже Трит обнимал Марику, стоя на пороге Радминого дома. Поцеловавшись на прощанье они, наконец, разошлись. Когда за девушкой затворилась дверь, скрыв от глаз Трита хохочущих и лукаво поглядывавших на любовников подружек Марики, он потоптался пару мгновений в нерешительности, а затем быстрым шагом двинулся в сторону Северной Кручи.

   Стоя на тропинке, уводящей через яр и пустырь к дому Вдовы, Трит смотрел на слабо светящиеся  прямоугольники окон. Из трубы тянулся дым. Хозяйка не спала. Он сам не мог сказать, какая нелегкая сила привела его сюда, и зачем ему так необходимо знать, что представляет собой Вдова на самом деле. Он уже не был так уверен в том, что видел два часа назад, прячась в кустарнике за беседкой. "Мож, и правда, показалось? А если нет?" В общем, он не мог уйти, не выяснив, что не так с этой бабой. Наверное, взыграла кровь непоседливого деда, в свое время занимавшегося поисками сокровищ в развалинах ларвьевских монастырей. Богатства он не раскопал, зато лишился ноги, пропустив одну из тайных ловушек, оставленных древними монахами. Пожалуй, его внуку стоило обратить внимание на наследственность и отказаться от своей затеи, но, как видно, судьба уже распорядилась иначе. Трит шагнул на тропинку, ведущую вниз ко дну оврага.