И на небе есть Крест, или Ловушка для падающей звезды - Андреева Наталья Вячеславовна - Страница 3

Лев Антонович машинально сунул руку в карман пальто проверить наличность и наткнулся на мятую салфетку. Он хотел ее выбросить, но почему-то переложил в другой карман, когда уходил из своего офиса. Теперь он удивленно вертел салфетку в руке. Домой ехать не хотелось.

«А и черт бы с ним! Если разочаровываться, то разочаровываться до конца, по полной программе! Пусть будет «Триада».

…Первое, что он подумал: насчет ломовых цен и отвратительной кухни приятель его не обманул. Да и обслуживание оставляет желать лучшего. Но народу в ресторане много, и Лев Антонович решил подождать того же, что и все прочие.

Дождался. Конферансье объявил, захлебываясь от восторга:

– А сейчас вы услышите группу «НЛО»! Фанаты, трепещите! Вот они уже идут! Встречайте! Отрывайтесь!

Крики, девичий визг. В зале была в основном молодежь, на опытный взгляд Льва Антоновича, многие под кайфом. Значит, «НЛО». Гм-м-м… Трио, что ли?

На маленькую сцену их вышло четверо. Шантель привычно оценил: рок-группа, начинающие. Вокалист, бас-гитара, клавишник и ударник. Крошечного роста ударник почти исчез за своими инструментами, торчала одна только макушка. Да и плевать. Лев Антонович смотрел только на парня, держащего в руках гитару-соло. Этот, что ли, Николай Краснов? И что в нем особенного?

У парня было ничем не примечательное лицо, можно даже сказать, невыразительное. Далеко не красавец, но и не урод. Лучше, конечно, первое, но и второе неплохо. По крайней мере, фрики запоминаются. Все лучше, чем никак. Шантель неприязненно смотрел на тонкие темные усики парня, на его круглые черные очочки, прямо какие-то детские, на длинные пепельные волосы, резинкой стянутые в жидкий хвост. Сложение Коли Краснова трудно назвать атлетическим, напротив, у него узкие плечи, тощие ноги, бицепсы и трицепсы явно никогда не знали спортивных снарядов. Шантель неприязненно отметил, что солист «НЛО» весь какой-то взвинченный, нервный. Колется, что ли?

Он не запел, нет. Запричитал на одной ноте, тронув струны гитары, завыл, застонал, раскачиваясь. Это можно назвать чем угодно, только не пением. Не говоря уже о тексте. «Пускай уколоться последнее дело, но что остается, раз жизнь надоела?»

Шантель замер, прикрыл глаза, втянул голову в плечи. Какой ужас! И за этим он сюда пришел?! Это не пение, это… То ли стон, то ли монотонная жалоба. Отвратительно. Он кто, этот Краснов? Тот словно услышал: «Ведь я – человек, и мне надо всего-то под вечер любовь, а наутро работу».

Когда-нибудь это кончится?!

«Пускай уколоться последнее дело, но что остается, раз жизнь надоела?» – стонал уже весь зал.

Песня кончилась, другую Шантель слушать не стал. Всеобщее безумие, вот как это называется! Лев Антонович встал, вложил в корочки со счетом деньги, не оставив этим козлам чаевых, и поспешил из душного зала на воздух. Приятель очумел, не иначе. Послать его сюда послушать этого безумца, этого одержимого!

«Такого больше нет». Лев Антонович чуть под машину не попал, переходя дорогу. И расстроился окончательно. Ну что за жизнь, а? Сволочная, иначе не назовешь.

«Ведь я человек, – вспомнил он. – И мне надо всего-то под вечер любовь, а наутро работу». Получил он ее? Любовь получил? Нет. Остается только работа. Да будь она проклята! «А что остается, раз жизнь надоела?»

«Под вечер любовь…»

«А наутро работу…»

«Ведь я – человек…»

Шантель не мог избавиться от наваждения. Песня прилипла, и все тут. В голове безостановочно вертелась пластинка. Ведь я – человек. А он прав, этот Коля Краснов, во всем прав! Каждым своим словом прав! Кого еще будут слушать загнанные в угол люди? В мире, где не работает ни один социальный лифт? Где повсюду – сплошная коррупция, и победить ее невозможно, там, где слетает под топором палача одна голова, мигом вырастают еще десять. И как со всем этим жить? Радоваться? Плодиться и размножаться? Во имя кого и во имя чего?

«А ведь я – человек».

Сильно. Конечно, за употребление наркотиков агитировать нельзя, это дурно пахнет. Но есть же у него и другие песни!

«Под вечер любовь, а наутро работу…»

Между прочим, и манера исполнения у него единственная, какая только возможна в его случае, у этого Краснова. С такими вокальными данными петь нельзя, надо говорить речитативом, монотонно, на одной ноте. Давить на мозги, просачиваясь туда своим дребезжащим голосом, своими словами, своими мыслями. И влияние этого безликого по первому впечатлению голоса может быть огромно. Николай Краснов – это явление. Он может не нравиться, может раздражать, но он личность, и песни его отнюдь не рядовые. Это тебе не розы – морозы, это философия определенной социальной прослойки, это…

Надо только направить это в нужное русло. Взять под свою опеку, под полный контроль. Шантель решительно развернулся и зашагал обратно к ресторану «Триада» дожевывать подгоревший бифштекс. Именно в этот момент он твердо решил, что будет работать именно с Николаем Красновым, только с ним и ни с кем больше.

Марс[2]

Коля Краснов нервно вертел в руках визитку и разглядывал сидящего перед ним мужчину, все еще не веря ни глазам своим, ни ушам. «Лев Антонович Шантель – музыкальный продюсер». Неужели свершилось? Как все буднично и просто: «Вы не могли бы уделить мне несколько минут? Я музыкальный продюсер, готов раскрутить вашу группу».

И вот его собеседник – представительный мужчина лет сорока, в неплохой физической форме, но животик уже наметился. Когда сидит, пуговичка на пиджаке расстегнута, иначе будет внатяг. Вот, значит, какое лицо у удачи: усталое, раздраженное, тонкий рот брезгливо поджат. Коля интуитивно почувствовал, что продюсер чем-то сильно недоволен, но старается держать себя в руках, поэтому и говорит негромко, подчеркнуто вежливо:

– Сколько вам лет, Николай?

– Двадцать шесть.

– Я так понимаю, вы и есть организатор всего этого безобразия?

– В смысле? – слегка напрягся Коля.

– Группы «НЛО». Кстати, а почему «НЛО»?

– По именам участников. Первые заглавные буквы.

– Но вас же четверо, а не трое.

– Правильно. Эдик, Николай, Леонид и Олег. «эНЛО». Первая буква «э» не заглавная, а строчная, потому что Эдик – самый маленький. Ну, типа ростом не вышел для заглавной буквы.

– Барабанщик? – догадался Шантель и хмыкнул: – Остроумно. Но все равно не пойдет.

– Почему?

– Знаете старую пословицу? «Чем чуднее, тем моднее». Надо что-то броское, запоминающееся и непонятное. Но об этом после. Кто вы по профессии?

– Пожарник.

– Как-как? – откровенно удивился Шантель.

– В нашем маленьком городке ребятам одна дорога – в пожарный техникум. Кстати, таких по стране немного. В моем дипломе написано: «Инспектор пожарной охраны».

– Остроумно, – снова не удержался Шантель. – Значит, не москвич?

– Нет.

– В армии был?

– Да. Все, как положено: «Родился в роддоме, учился в школе, служил в армии, работал на работе». Полгода назад решил все бросить и приехал покорять Москву.

– А где живешь?

– На даче.

– Не совсем понял.

– Когда я приехал в столицу нашей родины, нанялся работать сторожем в дачный поселок. Деньги маленькие, зато есть жилье. А по вечерам – сюда.

– Далеко ехать?

– Полтора часа на электричке и еще полчаса на метро. Через день. Все близко.

Лев Антонович живо представил себе его жизнь: наверняка ночует у одного из приятелей, потому что ресторан закрывается поздно. Домой только утром в холодной пустой электричке. На жизнь зарабатывает здесь, в этом зале, зарплата сторожа не считается. Там, в заброшенном на зиму дачном поселке, он и пишет свои унылые песни.

– Колешься? – внимательно посмотрел на солиста Шантель.

– Зачем? Ерунда все это.

– Тогда почему такие песни? Откуда?

– Не знаю. Захотел – написал.

– А почему ты в темных очках? Имидж такой?

– Нет. Зрение слабое, не выношу яркого света.