Тайна Мага - - Страница 9

— Совершенно верно, — отозвался доктор Арди. Глаза маленького Гассана при этом имени заблестели.

— Твои друзья принадлежат к «древним гебрам»? — спросила наблюдавшая за ним девушка.

— Да, ханум.

— А где они живут?

— Там, — сказал мальчик, протягивая руку к северу, — близ могил Эсфири и Мардохея.

— Там есть селение, деревня? Гассан покачал головой и отвечал:

— Гуша-Нишин не живет среди людей. Он держится в своем углу. Он стережет «Башню молчания».

— Что ты разумеешь под этим названием?

— Это, — ответил за Гассана доктор Арди, — здание, которое вам едва ли понравилось бы, дорогое дитя. Дело в том, что гебры не соглашаются погребать своих покойников. Они не хотят прибегать для этого ни к огню, ни к земле, ни к воде, а взамен того кладут мертвецов на высокие башни и предоставляют птицам небесным совершать их погребение.

— Ужасно! — сказала, вздрагивая, девушка. — Неужели, Гассан, твой Гуша-Нишин живет в подобной башне?

— Никто не живет в дакмэ2, кроме тех, которые умолкли навсегда, — важно ответил мальчик.

— В таком случае, что же ты сказал?

— Гуша-Нишин живет среди скал; он только стережет башню молчания, то есть удаляет от нее непосвященных. Никто не может приблизиться к ней: ни животное, ни птица небесная, если Гуша-Нишин не даст им разрешения.

— Ого?.. — недоверчиво протянул герр Гассельфратц.

— Ты сам не в состоянии приблизиться к ней, толстый саиб3, если Гуша-Нишин не захочет, — смело сказал Гассан.

— Ну, это еще посмотрим, болван! — грубо сказал немец, оскорбленный непочтительным эпитетом.

— Гуша-Нишин, вероятно, твой родственник? — поспешила обратиться к Гассану мадемуазель Кардик.

— Нет, Гуша-Нишин мне чужой. Совсем маленького поднял он меня на дороге; никто не знал, откуда я и из какой семьи… Гуша-Нишин взял меня и заботился обо мне с самого детства, а я сделался его преданным рабом… Он объяснил мне свою веру, не принуждая меня к ней. Если бы я захотел, я мог бы сделаться мусульманином, как твои рабочие, но я хочу оставаться парсом, так же, как мой господин и Леила.

— Кто эта Леила? Жена твоего хозяина?

— Нет, Гуша-Нишин в преклонных летах, у него нет жены. Он так же стар, как стар мир, и имеет почтенную бороду. Леила его внучка.

— Так же стар, как вселенная!.. — сказал лейтенант. — Это означает, без сомнения, что он далек от первой молодости… С гиперболами этих жителей востока никогда нельзя понять, что они хотят сказать.

— Гуша-Нишин так же стар, как мир, — повторил Гассан. — Он видел рождение и смерть человеческих родов. Он все знает. Его могущество не имеет границ, равно как и его знание. Люди и животные ему повинуются. Пельгви4 не имеет слов, для него непонятных. Он не ограничивается тем, чтобы без понимания повторять святые слова, как это делают обыкновенно мобедзы5, — нет, думают, что он принял учение из уст самого пророка Зороастры.

— Этот мальчишка просто глуп! — заметил немец.

— Этот Гуша-Нишин, должно быть, удивительная личность, — проговорила мадемуазель Кардик. — По крайней мере, я лично с удовольствием взглянула бы на него. Скажи, Гассан, как ты думаешь, разрешит он мне навестить его?

— Он позволит тебе прийти к нему, если сердце твое чисто и намерения правы, — не смущаясь ответил Гассан.

— Бедняга! — вскричал лейтенант. — Твой Гуша-Нишин забыл научить тебя даже самым элементарным правилам приличия! Слишком много для него чести, если мадемуазель удостоит визитом его берлогу.

— Ах, оставьте в покое этого бедного мальчика, лейтенант, — сказала девушка. — Я нахожу, что манеры Гассана не оставляют желать ничего лучшего, и если его воспитывал Гуша-Нишин, я считаю этого старца прекрасным воспитателем.

При этих словах Гассан с благодарным видом улыбнулся.

— Отдохни немного, прежде чем отправиться в путь, — продолжала между тем молодая девушка. — Тебе надо немного успокоиться после нападения наших дикарей-рабочих. Пойдем в лагерь, я дам тебе прохладительного питья… Хочешь?

— Благодарю тебя, ханум, но я должен до захода солнца быть дома. Я спешу доставить этого голубя Леиле.

— Для нее-то ты и поймал его?

— Да, Леила любит всех животных, и животные отвечают ей тем же. Я видел пчел отдыхающими на ее волосах и губах, и они ее никогда не жалили; птицы кружатся над ее головой, и робкие антилопы не боятся есть хлеб из ее рук.

— Ну, хорошо, я тебя не удерживаю, мой маленький Гассан. Ты передашь своим друзьям мое горячее желание познакомиться с ними, не правда ли? Кроме того, я попрошу тебя передать от меня эту розу Леиле…

С этими словами молодая девушка сорвала благоухающую, распустившуюся розу с ближайшего куста и вручила ее маленькому гебру, который с радостью взял цветок и поднес его сначала ко лбу, а затем к губам.

— Леила получит твой цветок сегодня вечером, ханум, — сказал он. — И если ты когда-нибудь придешь в наши скалы, то я уверен, ты будешь дорогой гостьей.

— Но как я найду вас? — спросила Катрин. — «Между скал» — не адрес!

— Я уже говорил тебе, что мы живем у габрэ (гробницы) Эсфири и Мардохея; иди туда и, если Гуша-Нишин пожелает тебя принять и будет извещен о твоем приближении, он выйдет тебе навстречу. Благодарю тебя за заботы обо мне, а еще более — за цветок для Леилы. Да защитит тебя Митра!

Мальчик поклонился до земли с истинно восточной вежливостью, потом поднялся и быстро удалился.

Тем временем закат солнца напомнил нашим героям, что пора отправиться на покой. Все общество поспешило выбраться из траншей и направилось к лагерю, где и расположилось пить чай на ковре перед центральным шалашом.

— Объясни мне, Мориц, что представляют собой современные гебры? — проговорила, разлив чай гостям, мадемуазель Кардик. — Я, право, краснею за свое невежество. Я совершенно серьезно думала, что поклонники Митры исчезли в одно время с Зороастрой.

— А ты разве никогда не слыхала, сестра, что гебры — это те же парсы Индии?

— Гм… я знаю, что в Индии живут, между прочим, и парсы… Но эти парсы неужели то же самое, что и гебры?

— Да, совершенно то же самое… И они поддерживают примером и средствами своих единоверцев Ирана. В Индии они гораздо многочисленнее, чем в Персии, где их насчитывают всего несколько тысяч.

— Около восьми тысяч, если я не ошибаюсь, — сказал доктор Арди.

— Только-то? И эти гебры, или парсы, обожают солнце?

— Они думают, что от самого солнца их предки зажгли священный огонь, тщательно поддерживаемый ими до сих пор в течение тысячелетий, — заметил доктор. — Любопытно, что персы презирают и ненавидят гебров как идолопоклонников, но в то же время у них самих есть масса следов древнего культа Митры. В Хорасане, например, когда в деревню являются иностранцы, и жители хотят принять их с честью, то высылают навстречу гостям депутацию, которая преподносит им сосуд, наполненный горящими углями. Вне всякого сомнения, это — древнегебрский обычай.

— Добавлю со своей стороны, что наиболее чтимый в Персии праздник — это праздник весеннего равноденствия (Навруз) в марте месяце, — заметил Мориц.

— Откуда же взялось презрение, внушаемое гебрами? — спросила девушка.

— Трудно сказать… Во-первых, это культ, не признанный официально. Они не погребают своих покойников, держатся замкнуто и, наконец, не признают учения Магомета. А на Востоке это — непростительное преступление. Оттого жизнь их среди мусульман крайне тяжела. Богатейший из гебров, сегодня владеющий огромными средствами, завтра может не иметь даже осла, чтобы выехать… Да, мадемуазель Кардик, я вас уверяю, что эти добрые персы никому не уступят в нетерпимости. Зато и гебры сторицей возвращают им ту ненависть, которую обнаруживают к ним мусульмане. Ни за что на свете они не желают, чтобы их принимали за поклонников ислама. Вы, вероятно, заметили, мадемуазель, роскошную шевелюру Гассана?