Красная книга - Юнг Карл Густав - Страница 25

241 Жиль Киспел сообщает, что Юнг сказал голландскому поэту Роланду Хорсту, что он написал "Психологические типы» на основе 30 страниц Красной Книги (цит. по: Стефан Хеллер, Гностический Юнг и Семь Проповедей Мертвому [Уитон, IL: Quest, 1985], стр. 6). Скорее всего, он имел в виду три предыдущих главы "Мистерий". То, что представлено здесь, раскрывает понятия конфликта между противоборствующими функциями, отождествления с ведущей функцией и развития примирительного символа как разрешения конфликта между противоположностями, которые и являются главными вопросами главы 5 "Типичные проблемы поэзии» в работе «Психологические типы» (CW 6). На семинаре 1925 г. Юнг сказал: "Я обнаружил, что бессознательное вырабатывает огромное количество коллективных фантазий. Как раньше я был страстно заинтересован в разработке мифов, теперь я так же заинтересован в материале касательно бессознательного. Это, фактически, единственный способ добраться до мифообразования. Так что первая глава "Психологии бессознательного" оказалась действительно верной. Я видел, как мифотворчество продолжается, и получил представление о структуре бессознательного, образуя концепцию, что играет такую роль в Типах. Я извлек весь свой эмпирический материал из своих пациентов, но решение проблемы я вытащил изнутри себя, из своих наблюдений бессознательных процессов. Я попытался соединить эти два течения внешнего и внутреннего опыта в книге о типах и назвал процесс слияния двух потоков трансцендентной функцией " (Аналитическая психология, стр. 34).

Liber Secundus

Глава 1 Некто Красный

Дверь Мистериума закрылась за мной. Я чувствовал, что воля моя парализована и что дух глубин владеет мной. Я ничего не знаю об этом. Таким образом, я не могу хотеть ни этого, ни того, поскольку ничего не показывает мне, хочу ли я того или этого. Я жду, не зная того, что я жду.

Но уже следующей ночью я чувствовал, что достиг основательного места.

Я нахожу себя стоящим на самой высокой башне замка. Воздух говорит

мне: я в далеком прошлом. Мой взгляд бродит по одинокой сельской местности. Сочетание полей и деревьев. На мне зеленая одежда. Горн свисает с моего плеча. Я часовой башни. Я гляжу вдаль. Я вижу там красную точку. Она приближается ближе по извилистой дороге, исчезая на время в лесах и появляясь снова. Это всадник в красном плаще, красный всадник. Он едет в мой замок. Он уже проезжает через ворота. Я слышу шаги на лестнице, ступеньки скрипят, он стучит: странный страх овладевает мной: там стоит некто красный, его длинная фигура целиком скрыта в красном, даже его волосы красные. Я думаю: «В конце концов, он превратится в дьявола».

Некто Красный: «Я приветствую тебя, человек на высокой башне. Я видел тебя издалека, смотрящего и ждущего. Твое ожидание позвало меня».

Я: «Кто ты?»

Н.К.: «Кто я? Ты думаешь, я дьявол. Не допускай суждений. Возможно, ты сможешь говорить со мной, не зная, кто я есть. Что ты за предрассудочный парень, который сразу думает о дьяволе?»

Я: «Если у тебя нет сверхспособностей, как ты мог чувствовать, что я стою и жду на моей башне, выглядывая неизвестное и новое? Моя жизнь в замке плоха, поскольку я всегда сижу здесь, и никто не поднимается сюда».

Н.К.: «Так чего же ты ждешь?»

Я: «Я жду всего что угодно и особенно я жду некой ценности мира, которой мы не видим, чтобы она пришла ко мне»

Н.К.: «Итак ты пришел абсолютно в правильное место. Я давно скитался по миру, ища тех, кто как ты сидит на высокой башне, выглядывая невидимые вещи».

Я: «Ты мне любопытен. Ты, похоже, редкой породы. Твой внешний вид необычен и потом — прости меня — ты приносишь с собой странный воздух, что-то мирское, дерзкое или бурное или — на самом деле — нечто языческое».

Н.К.: «Ты не оскорбляешь меня, напротив, ты попал в точку. Но я не старый язычник как ты кажется, думаешь».

Я: «Я не настаиваю на этом. Ты также не высокопарен и не латинянин. В тебе нет ничего классического. Ты, кажется сын нашего времени, но необычный. Ты не настоящий язычник, но язычник, который параллелен нашей христианской религии».

Н.К.: «Ты действительно хороший разгадыватель загадок. У тебя получается намного лучше, чем у многих других, которые полностью ошибались во мне».

Я: "Ты говоришь невозмутимо и дерзко. Не разбивал ли ты когда-нибудь сердца над самыми священными загадками нашей христианской религии?"

Н.К.: «Ты невероятно тяжеловесная и серьезная личность. Ты всегда такой?»

Я: "Я — перед Богом — всегда хотел бы быть также серьезен и правдив к себе, как я пытаюсь быть. Однако, это становится трудным в твоем присутствии. Ты приносишь с собой определенный преступный дух, ты наверняка из черной школы Салерно, где вредные искусства преподаются язычниками и последователями язычников».

Н.К.: «Ты суеверен и слишком немец. Ты воспринимаешь буквально то, что говорит писание, в другом случае ты не судил бы меня так жестко».

Я: «Жесткое суждение — это последнее чего бы я хотел. Но мой нос меня не обманывает. Ты всегда ускользаешь и не хочешь раскрыть себя. Что ты прячешь?»

(Некто Красный, кажется, еще краснеет, его одежда сверкает как раскаленное железо)

Н.К.: «Я ничего от тебя не прячу, ты чистосердечная душа. Меня просто изумляет твоя тяжеловесная серьезность и комическая достоверность. Это так редко в наше время, особенно у людей, которые имеют в своем распоряжении понимание».

Я: «Я полагаю, ты не можешь полностью понять меня. Ты определенно сравниваешь меня с теми, кого ты знаешь. Но я должен сказать тебе ради истины, что я никогда на самом деле не принадлежал ни к этому времени, ни к этому месту. Дух изгнал меня из этого места и времени на годы. Я на самом деле не то, что ты видишь перед собой».

Н.К.: «Ты говоришь удивительные вещи. Кто же ты тогда?»

Я: «Это неважно. Я стою перед тобой, такой, какой я сейчас есть. Почему я здесь и почему я такой я не знаю. Но я знаю, что я должен быть здесь, чтобы объяснить себя в соответствии с моими лучшими знаниями. Я также мало знаю тебя, как и ты знаешь меня».

Н.К.: «Это звучит очень странно. Может ты святой? Вряд ли философ, поскольку не имеешь склонности к научному языку. Но святой? Наверняка да. Твоя важность пахнет фанатизмом. У тебя духовный вид и простота, которые отдают черствым хлебом и водой».

Я: «Я не могу сказать ни «нет» ни «да»: ты говоришь как кто-то пойманный духом своего времени. Мне кажется, тебе нахватает слов для сравнения».

Н.К.: «Возможно ты ходил в школу язычников? Твой ответ софистичен. Как ты можешь измерять меня мерилами христианской религии, если ты не святой?»

Я: «Мне кажется, что каждый может применять эти мерила, даже если он не святой. Я полагаю, я постиг, что никому не позволено отрицать безнаказанно таинства христианства. Я повторяю: тот чье сердце не было разбито Господом Иисусом Христом, тащит язычество с собой».

Н.К.: «Опять эта старая песня? Зачем, если ты не христианский святой? Не проклятый ли ты софист после этого всего?»

Я: «Ты пойман в своем собственном мире. Но ты определенно думаешь, что кто-либо может оценивать ценность христианства верно, не будучи при этом совершенным святым».

Н.К.: «Ты что, доктор теологии, который исследует христианство снаружи и оценивает его исторически и таким образом превращается в софиста?»

Я: «Ты упрям. Я имел в виду, что это едва ли совпадение, то, что весь мир стал христианским. Я также верю, что это была задача Западного человека, нести Христа в своем сердце и расти через его страдание, смерть и воскрешение».

Н.К.: «Хорошо, есть также евреи, которые хорошие люди и все еще не нуждаются в твоем священном писании».