Изгнанники Земли - Лори Андре - Страница 24

— Хм!., не знаю!., с полчаса, может быть… или немного больше…

— С полчаса!.. Нет, более четырех часов! — отвечал Каддур. — Я и теперь не стал бы вас тревожить, поверьте мне, если бы уже мы не просрочили того времени, какое вы назначили себе для этой экспедиции и для пребывания нашего здесь, на темном полушарии Луны. Ваши друзья, наверное, будут беспокоиться о вас!..

— Да, вы правы, Каддур, и я очень благодарен вам за предупреждение. Мы не имеем права причинять им беспокойство. Теперь вы, в свою очередь, посмотрите кольца Сатурна. Посмотрите все, что только захотите, а затем мы соберем свои пожитки, сложим весь свой багаж и двинемся в обратный путь…

Двадцать часов спустя наши путешественники, разбитые и усталые, но счастливые и довольные, вернулись в обсерваторию, где нашли все в должном порядке и все и всех на своих местах.

ГЛАВА IX. Лунный папирус

Дав им хорошенечко отдохнуть, все оставшиеся в обсерватории и не участвовавшие в экспедиции Норбера Моони, с особым интересом и вниманием выслушали отчет молодого ученого о том, что он и Каддур видели и испытали и какого рода любопытные наблюдения успели сделать по ту сторону их планеты, то есть на темном, невидимом с Земли полушарии Луны. Затем и им рассказали об удивительном открытии, сделанном Гертрудой. Норбер Моони при этом до того воодушевился и заинтересовался, что пожелал тотчас же отправиться туда и исследовать как можно подробнее этот лунный памятник древности. На этот раз его спутниками были Гертруда, Фатима и доктор Бриэ.

С самого первого момента входа его во внутренность диковинного сооружения, Норбер Моони был поражен тем странным обстоятельством, какое ему, как астроному, невольно бросалось само собой в глаза, а именно, он не мог не заметить, что на всех рисунках, выбитых в стенах и раскрашенных яркими красками, а также и на всех горельефах и барельефах были изображены два. Солнца в небесах Луны, одно большое и одно маленькое. Совершенно освоившись к этому времени с языком знаков и мимики, Норбер Моони стал объяснять с помощью этих знаков смысл и значение этого странного явления.

— Не подлежит сомнению, господа, — говорил он, — что большое Солнце, которое мы видим на всех этих изображениях, не что иное, как наша Земля в первичный период, когда она была раскаленным шаром, и это обстоятельство чрезвычайно важно в данном случае, так как оно является несомненным доказательством чрезвычайно глубокой древности этого памятника. Удивительно, как все это строение сохранилось так превосходно в течение, быть может, нескольких сот веков! Но это, по моему мнению, объясняется тем, что оно здесь не подвергалось никогда влиянию ни ветров, ни дождей, ни бурь, которые так разрушительно действуют на всякого рода сооружения, перемены же температуры, которым они поочередно подвергаются, то в течение лунного дня, то в продолжение Лунной ночи, очевидно, мало влияют на те материалы, из которых воздвигнуто это величественное и необычайно прекрасное здание!

Осматривая его со всех сторон, Норбер Моони заметил, что оно имело форму гигантской пирамиды.

— Ясно, что обитатели Луны, или селениты, как их следует называть, прекрасно знали законы и основания механики задолго до того времени, когда Земля успела достаточно охладиться, чтобы на ней могла появиться жизнь. Так как здесь, на Луне, сила тяжести в шесть раз меньше, чем у нас на Земле, а прочность и устойчивость зданий и вообще всякого рода сооружений находится в прямой зависимости от этой силы, то приходилось основание делать несравненно шире и устойчивее и врывать фундамент несравненно глубже и утверждать его прочнее в почве. Это мы видим из того, что, благодаря своей конической форме, муравейник, несмотря на легкость самого сооружения, всегда может устоять против всякого ветра и бури, а гора может устоять против всяких геологических конвульсий, сотрясающих почву.

Словом, коническая форма, несомненно, единственная, какая только могла быть принята на Луне, и, как вы видите, селениты сумели понять это!.. Этим-то только и объясняется то обстоятельство, что этот памятник седой древности устоял и уцелел до настоящего времени, простояв тысячи веков на этом самом месте…

— А это что такое? — спросила Гертруда, останавливаясь перед громадной рамой в виде треугольника, вделанной в одну из стен.

Приступив к более тщательному осмотру этого странного гигантского треугольника, Норбер Моони пришел наконец к убеждению, что это не что иное, как дверь таких же громадных размеров, как и все остальное. Дверь эта запиралась целым рядом металлических лезвий, или, вернее, узких длинных пластин, похожих до некоторой степени на пластинки или косточки веера. Пластинки эти без труда могли отгибаться в обратную сторону, давая таким образом возможность отворить дверь, которая вела в другую такую же великолепную смежную залу. Но эта вторая зала не была пуста, как первая. Здесь была масса мебели, и вся эта удивительная по своим размерам мебель, не исключая даже и кресел, напоминала формой своей пирамиды благодаря чрезвычайно широкому и массивному основанию и сравнительно суживающемуся верху, более легкому и заостренному. Надо заметить, что кресла, или троны, были громадных размеров, оставалось только предположить, что они предназначались для идолов, не уступающих по величине своей гигантским изображениям Будды в древних храмах индусов. Вскоре это предположение, казалось, нашло себе подтверждение: при ближайшем осмотре оказалось, что все эти троны были сделаны из чистого золота, только потускневшего от времени. Несомненно, здесь этого золота было на невероятно огромную сумму, если судить по той стоимости, какую еще имеет у нас на Земле этот благородный металл.

— Это нечто невероятное! — говорил доктор Бриэ, все на том же языке глухонемых, которому он обучил и своих друзей. — Чтобы тратить в таком громадном количестве золото, которое здесь, на Луне, как надо полагать, едва ли можно встретить в большом количестве, надо, чтобы эти селениты обладали великой тайной приготовления искусственного золота, то есть обладали тем, что господа алхимики в былые времена называли «философским камнем»!

— Как, дядя! Неужели вы верите в науку этих алхимиков? — удивленно спросила Гертруда, не веря своим глазам.

— Я не верю, дитя мое, чтобы они когда-либо действительно разгадали этот секрет добывания золота искусственным путем. Но, право, не вижу, почему бы этот философский камень невозможно было найти! Наша современная химия с каждым днем сокращает число простых, элементарных тел, и кто мне может поручиться за то, что в одно прекрасное утро наши химики не откроют секрета, что золото не что иное, как твердый вид какого-нибудь газа, столь же обыкновенного и известного, как азот или кислород? За последнее время химия и так уже поднесла нам немало всякого рода неожиданных открытий и чудес!

Тем временем наши путешественники, осмотрев все достопримечательности этой второй залы, увидели другую дверь, совершенно подобную первой и отворяющуюся точно так же. За этой дверью находилась еще зала, и здесь нашим исследователям представилось поистине поразительное зрелище.

Посреди залы, пол которой казался вымощен драгоценными, самоцветными камнями с резкими гранями, возвышался величественный, громадных размеров катафалк, если можно так назвать восемь или десять гигантских каменных уступов, из которых состоял он. На верхней его площадке покоилась в спящей позе, освещенная падавшим на него сверху из слухового окна светом, проходившим через граненое хрустальное стекло, превосходнейшая человеческая фигура колоссальных размеров, гигантский спящий Геркулес бесподобной красоты, Геркулес, какого не мог создать ни один земной ваятель, гигантская фигура из массивного золота, фигура более ценная по дивной гармонии своих очертаний и форм, жизненности и пластичной правдивости всех мельчайших подробностей, по силе, мощи и красоте своей мускулатуры, чем по громадной стоимости того материала, который послужил для создания ее.