Сумеречный вор (ЛП) - Кавахара Рэки - Страница 40

…В этот самый момент.

– Блин, Снежка, сколько ты еще собираешься оставаться в таком виде?

Тут же слева в поле зрения вошла еще одна фигура. Эту девушку с густыми волосами Харуюки знал – она тоже была членом студсовета. На ней был розовый закрытый купальник; при виде этого зрелища у Харуюки перехватило горло. И тут девушка, обойдя Черноснежку сзади, сделала нечто невероятное.

Потрясающе ловким движением она расстегнула молнию на платье Черноснежки и разом сдернула его обеими руками.

– Уааа, эй, ты что делаешь!

– А кто сегодня утром согласился, так уж и быть, пойти кое с кем, чтобы помочь выбрать купальник?

Девушка хихикнула и помахала в камеру.

– Арита-кун, расслабься и получай удовольствие.

После чего быстренько отошла вправо и исчезла из поля зрения. Осталась лишь пунцовая Черноснежка в соломенной шляпе, крепко прижимающая к себе руки перед грудью.

Купальник, появившийся на свет из-под платья, был, разумеется, черного цвета. Причем раздельный и очень маленький – больше 90% белой кожи Черноснежки было открыто глазу. Увидев два блестящих на солнце скромных, но очень изящных холмика, Харуюки почувствовал, что у него резко ускоряется пульс; ему пришлось несколько раз глубоко вдохнуть-выдохнуть, чтобы нейролинкер не разлогинил его из-за аномального состояния.

Наконец Черноснежка взглянула на Харуюки исподлобья и промямлила:

– …Н-ну, это, потому что. Раз уж Окинава.

– А, а, ага. Ок-к-кинава же.

Больше всего в жизни ему хотелось нажать сейчас кнопку «Запись», но, если так сделать во время соединения в Полном погружении, собеседник тут же узнает. Так что у Харуюки не оставалось иного выхода, кроме как запечатлевать в памяти, душе и теле видео, поступающее в его мозг в реальном времени. Харуюки отчаянным усилием задвигал губами.

– Аа, э, ээ, он… зд-дорово… т-тебе идет.

– …Сп-пасибо.

Слегка улыбнувшись, Черноснежка снова убрала руки за спину. Харуюки, естественно, продолжал таращиться на ее тело. Он уже почти потерял сознание, но тут его взгляд прилип к –

В нижней части живота слева на фарфорово-белой коже виднелся бледный крестообразный шрамик.

– !..

На миг глаза Харуюки распахнулись, потом он закусил губу; но созданная таким образом виртуальная боль была слишком слаба, и он впился в губу изо всех сил.

Этот шрам, вне всяких сомнений, появился полгода назад, когда Черноснежка спасла Харуюки от взбесившейся машины, едва не отдав за это жизнь. Современная регенеративная медицина способна удалять почти любые последствия травм, но даже у нее есть свои пределы. Значит, настолько глубокой была эта рана.

Похоже, Черноснежка угадала причину молчания; она медленно моргнула, и на ее губах появилась нежная улыбка, не такая, как прежде.

Пальчиком левой руки она легонько погладила шрам.

– …Обычно его почти не видно. Но под таким ярким светом – немножко видно.

На эти тихие слова Харуюки никак не мог ответить. Подняв голову, Черноснежка посмотрела в камеру – прямо в глаза Харуюки – и произнесла чуть тверже и громче:

– Не нужно меня жалеть. Это мое единственное украшение. За всю жизнь – моя первая рана и первая боль за то, что я защищала кого-то, а не просто сражалась. И сейчас этот шрам дает мне силы.

– …Семпай.

Каким-то чудом Харуюки удалось произнести одно это слово, крепко сжав руки своего аватара.

Я больше никогда, никогда не причиню тебе боль.

В который раз он мысленно повторил эту клятву; но в то же время его охватило смутное чувство вины.

Если сейчас Харуюки объяснит, в какое положение угодил, Черноснежка страшно разозлится за то, что он не сказал раньше, и, скорей всего, снова обидится. А потом почти наверняка придумает какой-нибудь повод, чтобы немедленно вернуться с Окинавы и попытаться спасти Харуюки, если это вообще возможно.

Именно поэтому Харуюки и не рассказывал ничего. Чтобы стать рыцарем, способным защищать Черноснежку от всего на свете, он должен был сейчас сражаться собственными кулаками – так он чувствовал.

– …Семпай, – снова произнес Харуюки, а потом сказал так твердо, как только мог: – Я тоже… я тоже стану сильнее. До сих пор только меня приходилось защищать… но все равно когда-нибудь я наверняка… стану сильнее и смогу защищать семпая.

– …Мм. Но я еще раз повторю – спешить некуда. Я счастлива защищать тебя; если это пройдет слишком быстро, будет скучно.

Ее улыбка стала немножко озорной. Черноснежка шагнула вперед и протянула руку в сторону аватара Харуюки.

– Скоро у нас тут будет общий сбор, но я с тобой еще свяжусь. Я возвращаюсь в воскресенье – к тому времени реши, что ты хочешь в подарок.

После этих слов в голове Харуюки смешались «сувенир с Окинавы» и «награда за территориальное сражение», и в итоге у него вырвалось –

– Аа, это, т-т-т, тридцатисантиметровое –

– Хаа? Что? Тридцатисантиметровое… сата андаги? Эй, эй, вряд ли такие вообще продают… но я попытаюсь найти…

«Ну ты и обжора». Эти слова, хоть и невысказанные, ударили Харуюки, и он лихорадочно замотал головой. Увы, на той стороне этого движения не было видно.

– Не… ну, в смысле… если есть такие, было бы здорово… в общем, желаю хорошо провести время…

– Мм, спасибо. Ну ладно, пока.

С этими словами Черноснежка потянулась к камере, но остановилась и пробормотала «ах, да». Уныло поникший Харуюки тут же поднял голову и, сопротивляясь соблазну еще посмотреть на стройные белые ноги Черноснежки, спросил:

– Ч-что такое?

– Мне Такуму-кун послал странный мэйл. Насчет первоклассника из секции кендо, который, возможно, Бёрст-линкер…

– Э…

Харуюки сглотнул, потом поспешно переспросил:

– Мэйл… насчет чего?!

– Насчет этого… кажется, его зовут Номи. Он попросил меня посмотреть результаты его вступительных экзаменов по всем предметам. Я хотела заглянуть в базу данных по ученикам и потом ответить, но… ты от Такуму-куна ничего не слышал?

Услышав эти слова, произнесенные таинственным тоном, Харуюки разинул рот.

– Вст… вступительные экзамены? Зачем те данные сейчас… Нет, ничего мне Таку не…

– Понятно… ой, мне пора бежать. Так что я отключаюсь. Пока.

Легкое движение правой руки, вспышка – и связь с Окинавой прервалась; Харуюки остался один в темноте. Уже забыв про сверхдетализованное видео с Черноснежкой в купальнике, он принялся гадать, что задумал Такуму, но идеи в голову не шли.

Видимо, просто копает повсюду, собирает информацию. Следом за этой мыслью в голову Харуюки пришла следующая. Но у меня-то выход один – дуэль с Номи. Он одними губами произнес: «Линк аут».

Когда он вернулся в класс, от большой перемены осталось только десять минут. Харуюки поспешно вскочил, чтобы сбегать до автомата и купить булку, и кинул взгляд на парту Такуму; но тот все еще не вернулся. Следом он посмотрел на Тиюри; она – редкость для нее – была в Полном погружении. Чуть задержав взгляд на опущенной голове с нейролинкером на тонкой шее, Харуюки вышел из класса.

Так вот все и будет идти до конца недели.

Харуюки предвидел это. Номи сказал же, что с Такуму и Черноснежкой он какое-то время связываться не будет, так что Харуюки решил, что больше ничего не произойдет.

Однако он недооценил ум и предприимчивость своего лучшего друга, человека, сумевшего загнать в угол саму Блэк Лотус, черного короля. Ему пришлось это осознать вскоре после разговора с Черноснежкой – во вторник, незадолго до конца физкультуры (которая была в тот день пятым уроком).

Девчонки занимались в зале художественной гимнастикой, а мальчишек отправили бежать на время три километра – явная дискриминация, – так что Харуюки, пыхтя и сопя, ковылял по беговой дорожке стадиона.

В центре поля зрения бессердечный цифровой секундомер отсчитывал время. Там же отображались оставшееся расстояние, расчетное время, которого Харуюки знать не желал, и пульс. Глядя на припадочно трясущуюся иконку с изображением сердца, Харуюки боялся, не разорвется ли оригинал.