Привет от тети Моти - Гусев Валерий Борисович - Страница 13

На следующий день Алешка немного свободнее вздохнул, По крайней мере освободился от, траншеей и, так или иначе, призвал отделение к порядку и дисциплине. Впрочем, кроме него, никто об этом не догадывался.

Строевой подготовкой Алешка уже не занимался. Старшина Баранкин его от маршировок освободил.

– Ты и так лучше всех шаг рубишь. У тебя поучиться можно и старым служакам.

Поэтому Алешка мог некоторое время посвятить наблюдению за дядей Гиви, который почему-то начал вызывать у него всё больше подозрений. Но делать это, конечно, надо незаметно. И Алешка отцепил Сачка и стал с ним заниматься на плацу. Поглядывая на палатку.

Сачок работал старательно, с удовольствием. Ему нравилось слушать Алешку. А вот дядя Гиви доставлял неудобства своим все более подозрительным поведением. То он вдруг закрывал палатку и отправлялся «погулять, да?». Гулял он вроде невинно, но Алешка сразу обратил внимание, что черные глаза Дяди Гиви под мохнатыми бровями так и шастают по сторонам – все замечают. Особенно в той стороне, где находились оружейные склады,

То он вдруг снова начинал торговать и зазывал к себе солдат. Алешка в таком случае сразу же сажал Сачка и тоже влезал в палатку – послушать,

Разговоры там были самые обычные, но не для Алешки. Потому что он заранее настроился услышать что-нибудь не очень существенное, но достаточно важное. На его взгляд, конечно.

Дядя Гиви был радушен, словно принимал гостей в своем доме. Все время шутил и громче всех хохотал над собственны шутками.

– А ты, сержант, что такой сонный, а? Что, дорогой, не выспался, да? Всю ночь на посту стоял спал? Я не люблю спать стоя – у меня ноги от этого устают. – Дядя Гиви захохотал. – И подбородок утром болит.

– Это почему, дядя Гиви?

– А голова все время на грудь падает. Вот так. – И дядя Гиви здорово показал, как сначала медленно клонится его сонная голова, а потом обрушивается вниз, будто у него подломилась шея, и бьется подбородком в грудь.

Получилось так здорово и похоже, что все расхохотались. А дядя Гиви – раньше и громче всех.

– Не спи на посту, солдат! Враг не дремлет. Ты, наверное, у склада стоял, да? Патроны у тебя не украли, нет? Какой молодец! Вот возьми халвы. Такой халвы даже в Кулебаках нет.

– В Кулебаках все есть!– возмутился Семечкин.

– Только самих Кулебяк нету, – подначил его Горшков.

– Не обижайся, дорогой, – успокоил Семечкина дядя Гиви. – Лучше скажи, когда в город поедешь, меня с собой возьмешь, да?

– Нельзя, дяди Гиви. Посторонних гражданских лиц по уставу нельзя на борт брать.

– Какой я посторонний? Посмотри на меня, а? Высокий такой, красивый. Возьми еще халвы.

Все смеялись, охотно поддерживали разговор. И никто, кроме Алешки, не догадывался, что этот разговор не такой уж невинный, а имеет свой тайный смысл.

Ну зачем знать постороннему человеку, кто и где стоял на посту? Кто и когда поедет в город?

Подозрительно. Даже опасно. Алешка чувствовал, что назревают события.

И самое подозрительное – у дяди Гиви появились какие-то дела с водителем фургона «Хлеб». Они частенько оказывались вместе, о чем-то говорили, и, как правило, при этом рядом с ними никого не было.

С одной стороны, это можно объяснить просто: водитель (кажется, Гена его имя) доставлял в часть продукты по заказу Гиви. А с другой – эта машина вполне могла быть использована для вывоза оружия. Что стоит спрятать его в кузове и заставить коробками с макаронами. Которые так любит старшина Баранкин.

И, кажется, не случайно фургончик «Хлеб» все чаще появляется в расположении полка и останавливается все время в разных местах.

И, кажется, не случайно сегодня водитель оставил свой фургон в части, а сам ушел в город. А Горшков вдруг ни с того ни с сего назначил в ночное дежурство на кухню тетю Мотю и… самого себя. Небывалый случай.

Алешку очень беспокоила предстоящая ночь. Если уж бандиты задумали провести этой ночью разведку, значит, очень скоро они перейдут к серьезным действиям. И помешать им мог только мой брат.

Глава VII

В ЛУННОМ СВЕТЕ

Наступила глубокая ночь. Алешка изо всех силенок старался заснуть. Это было очень трудно. длинный день, полный Трудов, забот и впечатлений, властно требовал спокойной ночи. В казарме сумрачно, тепло, отовсюду доносится соблазнительное сонное сопение, а то и мощный храп, похожий на рев забуксовавшего танка.

Алешка ущипнул себя за ухо и сказал сам себе: «Считаю до ста и встаю. Таков приказ».

Это он правильно рассудил. Самый большой начальник у каждого человека это он сам. Когда самому себе прикажешь отступать не станешь.

На счете «десять» послышались чьи-то легкие шаги и чья-то мягкая ладонь ласково спустилась на его голову. На счете «пятнадцать» он услышал чей-то знакомый добрый голос: голос.

– Спи, Ленька, спи. Завтра рано вставать, спи…

–А ты где? – спросил Алешка, не открывая глаз.

–В Европе, – прошептала мама. – Здесь здорово, похоже на сон. Но я за тебя беспокоюсь…

– Подумаешь, какие нежности, – пробормотал Алешка, но ему было приятно. – Я о тебе еще больше беспокоюсь.

– А я все думаю, как ты там? Такой маленький, одинокий, среди взрослых грубых солдат. Они все с оружием.

– А ты – среди всяких вежливых европейцев… А они без оружия… Без оружия! Оружие!

Алешка распахнул глаза. Чуть не проспал оружие!

Он вскочил, бесшумно оделся, но обуваться не стал, сунул кроссовки под мышку и на цыпочках стал пробираться меж рядами кроватей.

Вся казарма дружно спала. Кто-то сопел, кто-то чмокал во сне губами, как маленький, кто-то храпел, как застрявший в канаве танк, а кто-то в дальнем углу вдруг громко и возмущенно произнес, не просыпаясь:

– Нет такого города – Кулебаки!

На что из другого угла казармы донесся (тоже во сне) обиженный ответ:

– Есть! Маленький, но есть!

Алешка даже присел от неожиданности и прошептал, успокаивая:

– Есть, есть! Далеко – за горами, за лесами, но есть! Где-то в Европе. Возле Парижа. Спи, Семечкин, завтра рано вставать, спи.

В дежурку дверь была распахнута. Там горел свет. Возле сейфа с личным оружием, как и положено, стоял дневальный со штыком на поясе. Дежурный офицер крепко спал, уронив голову на стол, рядом с телефоном.

Дневальный взглянул на Алешку и спросил шепотом, оберегая сон командира:

– Ты куда?

Алешка сделал вид, что застеснялся:

– Куда, куда… Туда.

– Обуйся. Шпингалет, застудишься.

Алешка послушно присел на табурет, надел кроссовки. И пошел в коридор. Спустился на первый этаж.

В умывальнике и в туалете тоже было светло. И тихо. Только мерно капала вода из худого крана и гудела под потолком лампа дневного света.

Алешка поежился – было прохладно. Окно туалета распахнуто во всю ширь по приказу старшины Баранкина, который неустанно боролся за свежий воздух во всех помещениях.

Алешка выглянул наружу. Ночь была светлая. Луна, круглая, яркая и огромная, висела на самом верху неба и заливала все вокруг голубым светом.

Алешка забрался на подоконник, лег на него животом, развернулся и сполз на землю. Присел на корточки, огляделся.

Все было спокойно. На земле лежали черные тени от зданий и деревьев. Тускло светились контрольные лампочки на КПП и возле складов и ангаров. Все кругом спало. Ни за что не подумаешь, что в этой мирной тишине и спокойствии замышляется черное преступное дело.

Алешка зевнул и встал – в первую очередь нужно нейтрализовать Горшкова и тетю Мотю, которые сейчас заканчивают на кухне все нормальные работы. И готовятся к другой – подлой.

Стараясь держаться в тени, чтобы не попасться на глаза патрулям и часовым, Алешка окольным путем подобрался к собачьей будке, где как и вся природа вокруг, безмятежно дрых охранник Сачок. Да еще и солидно при этом похрапывал.

– Тихо! – шепнул ему Лешка. – Молча!

Сачок его послушался, но с такой радостью замолотил хвостом по стенкам будки, будто кто-то стучал палкой по пустой дубовой кадке.