Сказка для злодеев - Гусев Валерий Борисович - Страница 24

— А лошади? — спросила бабушка. — Тебе их не жалко?

— Жалко, — признался Алешка. — Они стоя спят. Я пробовал. Но мне и тебя жалко — ты хоть и спишь лежа, но все время свои жубы теряешь.

— Да, детки мои, — сказала бабушка, — я очень многое потеряла, не общаясь с вами. Мне очень жаль… Но теперь будет все по-другому. Мы с вами…

— Ты сначала, Астя, рыжего Пашку выгони, — невежливо перебил ее Алешка.

— Пашку? Рыжего? — вдруг заинтересовался папа. — Это какой Пашка?

— Который обкакался, когда красавица Марфа у него водички попросила.

— Алексей! — мама сверкнула глазами и гневно стукнула чайной ложкой в стол. А ей, похоже, хотелось вкатить ему ложкой в лоб.

— А я виноват? — Алешка даже взвизгнул. От возмущения. — Это Астя его напугала.

— Так что за Пашка? — повторил свой вопрос папа.

— Он у меня конюх, — сказала бабушка. — Я уже давно его выгнать хотела. Но от него хоть какая-то польза есть.

— От меня никакой пользы, да, мам? — Алешка сделал свои голубые глаза печальными. — Но ты ведь не хочешь меня выгнать?

— Хочу, — со вздохом призналась мама, — но не могу.

— Фамилия твоего Пашки? — не вытерпел полковник милиции Оболенский.

— Степанов… Или Соколов… Пеньков, кажется.

— Жуков, — добавил Алешка. — Или Жучков. А может…

— Спасибо, — сказал папа, — пока хватит.

Он забрал свой мобильник и ушел в другую комнату.

— Пальцы пошел считать, — откомментировал Алешка и увернулся от маминого подзатыльника.

— Ты слишком с ним строга, — укорила ее бабушка. — Собирайся, Алексей, у тебя много дел на конюшнях.

— Да знаю. Вода, сено, навоз, конские яблоки.

* * *

А работы на конюшнях было много. Сейчас меня спросите — не вспомню, что мы там делали. Чистили, вывозили, доводили лошадей до небывалой красоты — им даже самим нравилось, хоть зеркало подноси. Особенно Принцесса красовалась — ее волнистая грива, которую Алешка старательно расчесал старинным деревянным гребнем, была похожа на прическу неспящей красавицы Марфы. Она (Принцесса) все время переступала своими стройными ногами, лукаво косилась на Алешку и время от времени тоненько ржала.

— Попрыгаем? — спросил ее Алешка в ухо.

Принцесса закивала головой, красиво мотая шелковистой гривой, и гулко застучала правой передней ногой в пол.

Дело в том, что бабушка не разрешала Алешке прыгать через всякие препятствия — считала, что для его возраста это опасно. А тут сказала, что, так и быть, выпустит его на Принцессе в полный конкур.

Все эти сокровища — ему на фиг. А вот проскакать во весь опор на изящной Принцессе, перепрыгнуть все барьеры и преграды и, бросив поводья, раскинуть руки во все стороны и разинуть в восторге рот во все стороны на финише — это счастье.

Да, папа правильно говорит: счастье не в том, чтобы повезло, а в том, чтобы добиться.

Алешка еще что-то нашептывал, встав на скамеечку, в острое ухо Принцессе, как влетела бабушка.

— Алексей! Через десять минут старт! А ты все еще в штанах!

— Я без штанов скакать не буду! — отрезал Алешка.

— При чем здесь это? Иди за мной, выберешь камзол и бриджи. Сапоги возьмешь мои, у нас с тобой размер одинаковый.

— Только жубы ражные, — проворчал Алешка.

Мы пошли в бабушкин офис. Она уже там на стене вывесила на плечиках разноцветные шелковые камзолы.

— Мальвиновый надену, — сказал Алешка.

— Малиновый так малиновый, — бабушка сняла ярко-красный камзол. — Держи.

— Мальвиновый, — повторил Алешка.

— А это какой? — Бабушка растерялась.

Лешка сердито вздохнул.

— Мальвиновый — значит, голубой. Сказки надо читать, бабуся.

Тут мне кое-что стало ясно. Леночка Стрельцова. Первая или вторая Алешкина любовь. Или третья. Эта Леночка на Вечере сказок изображала из себя Девочку с голубыми волосами. Алешка тут же в нее влюбился. Правда, не очень надолго. Когда она после выступления сняла свой голубой парик, он тут же охладел. Правда, что-то, видать, в его сердце осталось.

«Мальвиновый» камзол оказался немного великоват. Когда Алешка его напялил, то даже сапог не стало видно.

— Фиг с ним, — сказал Алешка. — Астя, дай мне веревочку, я его под мышками подвяжу.

Тут, к счастью, пришла мама. И привела с собой папу.

— Ночная рубашка, — сказал папа, приподнял над затылком свою милицейскую фуражку и поскреб макушку. — Правда, размеров на пять побольше.

Мама не стала скрести макушку, а взяла нитку с иголкой и быстро все поправила. Оглядела Алешку:

— Класс. И цвет хорошо выбрал, под голубые глаза.

— Под голубые волосы, — сказал я, а Лешка погрозил мне кулаком.

— Держи, — сказала бабушка, протягивая ему жокейскую шапочку с козырьком. Алешка вежливо отвел ее руку:

— Я в папиной фуражке буду скакать.

— Заблудишься, — сказал папа. Но фуражку Алешке дал.

И Лешка тут же ее нахлобучил. Господи! То сапог не было видно, а теперь его самого не видно по пояс. Гриб какой-то, со шляпкой, но без ножки.

— Пора, — сказала бабушка. — Алексей, стартуй спокойно. Пусть все уйдут вперед. Принцесса любит догонять, ты понял?

Алешка приподнял фуражку и ответил бабе Асте безмятежным взглядом.

Мы вышли наружу. Тут все было очень празднично. Всякая реклама, всякие флаги, всякая музыка, но больше всего — всякой публики. Я даже не знал, что может быть столько разного народа в одном месте сразу.

Все вокруг было заставлено машинами — всякими, но больше всего было длинных разноцветных лошадиных фургонов разных лошадиных фирм. Они были разрисованы лошадиными мордами, молниями, стрелами, а на одном фургоне была нарисована львиная голова с огромной гривой и было над ней написано: «Делягин». Скромно так, со вкусом.

И тут он сам приехал, на белой длинной машине. Такой вместительной, что самого Делягина в ней не было видно. А когда он вышел из дверцы, которую распахнул перед ним шофер в белом костюме и в золотой фуражке, я совсем в нем разочаровался.

Совершенно он не был похож на льва по имени Делягин. Маленький, вроде Алешки, но очень важный. Вроде дворняжки, которую из жалости или каприза приютили богатые люди. А он обнаглел, решил, что он самый главный, и начал таскать со стола лакомые куски со всех тарелок.

Но вот что мне не понравилось два раза. Первый раз, когда к его машине подбежал обормот Пашка и завертелся как подхалимная собачонка. А второй раз, когда Делягин проводил жадным взглядом нашу Принцессу, грациозно шагавшую к старту.

Принцессу бабушка вела к старту под уздцы, Алешка сидел в седле, все время поправляя фуражку. Точно кузнечик на собаке. Только в фуражке. Вы не видели кузнечика в фуражке? Нет? А я видел. Это немного смешно, но очень трогательно. Он был в «мальвиновом» камзоле и в бабушкиных зимних сапогах.

Лошадей на старте была целая туча. Да все такие красивые! И нетерпеливые. Они так и рвались к победе. А все жокеи повернули свои головы в Алешкину сторону. Кто-то удивился, кто-то усмехнулся, один спросил:

— Анастасия Павловна, а вы разве не скачете?

— Стара уже скакать, Вова. Вот моя смена.

«Смена» опять вернула фуражку повыше подбородка.

— Не упадет? — вопрос был серьезный.

— А ты за ним пригляди, — попросила бабушка, — если догонишь.

Скачки эти были очень важные. Потому что среди гостей было полно покупателей. И они выберут себе лошадей и заплатят за них большие деньги. Но бабушка сразу сказала, что Принцессу она не продаст.

Тут позвонил какой-то колокол, и лошади по команде жокеев сгрудились возле полосатой стартовой планки.

— Внимание! — громко прозвучал голос распределителя на вышке. — Приготовились! Марш!

Снова ударил колокол. Планка поднялась, и кони рванули. На старте осталось только облачко пыли, поднятое копытами. И оно медленно осело, будто никогда не было здесь никаких лошадей. А они унеслись вдаль.

Кругом стояла тишина, только затихал вдали дробный стук многих копыт.