Восемь смертных грехов цивилизованного человечества - Лоренц Конрад З. - Страница 12

Огромное множество молодых людей относится теперь враждебно к нынешнему общественному порядку и тем самым к своим родителям. Но, несмотря на такую установку, они считают само собой разумеющимся, что это общество и эти родители их содержат, и в этом сказывается их бездумная инфантильность.

Если, как я опасаюсь, рост инфантильности и юношеской преступности у цивилизованных людей действительно происходит от генетического разложения, то перед нами серьёзнейшая опасность. Наша высокая эмоциональная оценка хорошего и порядочного остаётся, с подавляющей вероятностью, единственным фактором отбора, сколько-нибудь действенно препятствующим ныне разложению социального поведения. Даже прожжённый делец из нашего многозначительного анекдота хотел жениться на порядочной девушке! Все, о чем шла речь в предшествующих главах — перенаселение, коммерческая конкуренция, разрушение естественной среды и отчуждение от её внушающей благоговение гармонии, вызываемая изнеженностью неспособность к сильным чувствам, — все это действует совместно, чтобы лишить современного человека всякого суждения о том, что хорошо и что плохо. И ко всему этому прибавляется ещё отпущение грехов асоциальным элементам, навязываемое нам пониманием генетических и психологических причин их поведения.

Мы должны научиться соединять проницательную гуманность по отношению к индивиду с учётом того, что нужно человеческому сообществу.

Отдельный человек, у которого выпали некоторые способы социального поведения и вместе с тем нарушена способность к сопровождающим их чувствам, вполне заслуживает нашего сострадания; это и в самом деле несчастный больной. Но само по себе выпадение — просто зло. Это не только отрицание и регресс творческого процесса, превратившего животное в человека, но нечто гораздо худшее, поистине жуткое. Неким загадочным путём нарушение морального поведения очень часто приводит не просто к отсутствию всего, что мы воспринимаем как хорошее и порядочное, но к активной враждебности против добра и порядочности. Именно это явление породило во многих религиях веру во врага и состязателя Господня. И если в наши дни посмотреть открытыми глазами на все происходящее в мире, то нечего возразить верующему, убеждённому, что Антихрист уже пришёл.

Без сомнения, разложение генетически закреплённых форм поведения угрожает нам Апокалипсисом, и при этом в особенно страшной форме. Но все же одолеть эту опасность, пожалуй, легче, чем другие, как, например, перенаселение или дьявольский круг коммерческого соревнования, которым можно противопоставить лишь самые радикальные меры, самое меньшее — переоценку путём воспитания всех почитаемых ныне мнимых ценностей. Чтобы остановить генетическое вырождение человечества, достаточно держаться старой мудрости, классически выраженной в рассказанной выше еврейской шутке. Достаточно при выборе супруги или супруга не забывать простого и очевидного требования: она должна быть порядочной — и не в меньшей степени он.

Прежде чем перейти к следующей главе, где говорится об опасностях разрыва с традицией, возникающих из слишком радикального бунта молодёжи, я хотел бы предупредить возможное недоразумение. Все что было сказано выше об опасных последствиях роста инфантильности, в особенности об исчезновении чувства ответственности и восприимчивости к ценностям, относится к быстро нарастающей юношеской преступности, но никоим образом не к распространившемуся на весь мир бунту современной молодёжи. Сколь бы энергично ни выступал я в дальнейшем против опасных заблуждений, в которые она впадает, столь же недвусмысленно я хотел бы здесь заявить, что она никоим образом не страдает недостатком социальной и моральной восприимчивости, и тем более слепотой к ценностям. Совсем напротив: у этих молодых людей необычайно верное ощущение, что не только неладно что-то в датском государстве, но и в гораздо больших государствах очень многое неладно.

Глава 7. Разрыв с традицией.

В развитии каждой человеческой культуры обнаруживаются замечательные аналогии с историей развития вида. Кумулирующая традиция лежащая в основе развития всей культуры, строится на функциях, новых по своему существу, не свойственных ни одному виду животных, и прежде всего на отвлечённом мышлении и словесном языке, доставивших человеку способность образовывать свободные символы и тем самым небывалую до того возможность распространять и передавать индивидуально приобретённое знание. Возникшее отсюда «наследование приобретённых свойств»[35], в свою очередь, привело к тому, что историческое развитие культуры происходит на много порядков[36] быстрее, чем филогенез любого существующего вида.

Процессы, с помощью которых культура приобретает новое знание, способствующее сохранению системы, а также процессы, позволяющие хранить это знание, отличны от тех, какие встречаются при изменении видов. Но метод выбора из многообразного данного материала того, что подлежит сохранению, в обоих случаях явно один и тот же: это отбор после основательного испытания. Конечно, отбор, определяющий структуры и функции некоторой культуры, менее строг, чем отбор при изменении вида, поскольку человек уклоняется от факторов отбора, устраняя их один за другим путём все большего овладения окружающей природой. Поэтому нередко в культурах встречается нечто, едва ли возможное у видов животных: так называемые явления роскоши, т. е. структуры , характер которых не может быть выведен ни из какой-либо функции, полезной для сохранения системы, ни из более ранних форм системы. Человек может позволить себе таскать с собой больше ненужного балласта, чем дикое животное.

Замечательно, однако, что один лишь отбор решает, что должно войти в сокровищницу знаний культуры в качестве её традиционных, «священных» обычаев и нравов. Похоже, что изобретения и открытия, происшедшие от догадки или рационального исследования, также приобретают со временем ритуальный и даже религиозный характер, если они достаточно долго передаются из поколения в поколение. Мне придётся ещё вернуться к этому в следующей главе. Если унаследованные нормы социальных отношений некоторой культуры изучаются в том виде, как они наблюдаются в данный момент, без привлечения сравнительно-исторического подхода, то невозможно отличить нормы, развившиеся из случайно возникших «суеверий», от тех, которые обязаны своим появлением подлинной проницательности или изобретению. Несколько утрированно можно сказать, что все сохраняемое культурной традицией в течение достаточно продолжительного времени принимает в конце концов характер «суеверия» или «доктрины».

На первый взгляд это может показаться «конструкционной ошибкой» механизма, доставляющего и накапливающего знания в человеческих культурах. При более внимательном рассмотрении, однако, обнаруживается, что величайшая консервативность в сохранении однажды испытанного принадлежит к числу жизненно необходимых свойств аппарата традиции, осуществляющего в развитии культуры ту же функцию, какую геном[37] выполняет в изменении видов. Сохранение не просто так же важно, но гораздо важнее нового приобретения, и нельзя упускать из виду, что без специально направленных на это исследований мы вообще не в состоянии понять, какие из обычаев в нравов, переданных нам нашей культурной традицией, представляют собой ненужные, устаревшие предрассудки и какие — неотъемлемое достояние культуры. Даже в случае норм поведения, дурное воздействие которых кажется очевидным — например, охоты за черепами у многих племён Борнео и Новой Гвинеи, — вовсе не ясно, какие реакции может вызвать их радикальное устранение в системе норм социального поведения, поддерживающей цельность такой культурной группы. Ведь подобная система норм служит, в некотором смысле, остовом любой культуры, и, не поняв всего многообразия её взаимодействий, в высшей степени опасно произвольно удалить из неё хотя бы один элемент.