»Ребенки» пленных не берут - Гвор Михаил - Страница 57

— Легче. Когда режут баранов, девчонки, бывает, плачут. Редко, но бывает.

— То есть, с шуточками перехватила пару глоток ножом, а потом искренне порыдала над трупом невинно убиенного барана?

— Где-то так. Граница проходит не по линии зверь-человек, а по линии свой-чужой. За своих они готовы на всё. Внучка собиралась в одиночку держать Восточный Казнок. Думаешь, не понимала, что без шансов? Отлично понимала, но хотела выиграть лишний час. А потом рванула в Зиндон. С той же целью. Разве что шансов было намного больше.

— В смысле — намного больше? Одна против восьмерых?

— Ей трижды не повезло. Заметили на снежном склоне. Заклинил автомат. А в трофейном не оказалось патронов. Даже после этого шансы были… Не очень много, но… Ты считаешь, что люди, ввосьмером охотящиеся на четырнадцатилетнюю девочку, достойны пощады? Коно решил иначе.

— Я ж не об этих. А о тех, кто сдавался!

— Скажи, Андрей, а что бы вы с ними сделали?

— Ну… — глубокие морщины избороздили загорелый лоб. Пилькевич соображал долго. Виктор не дождался:

— Без «ну». Тюрем нет. И не ожидается. Работать эти граждане не будут. Месяц-два, и расползутся по мелким бандам по всей стране. Оружие в заначках есть, можешь не сомневаться. Потом ты вылавливал бы эти группки по одной и расстреливал. Теряя людей. Так?

— Возможно. Даже весьма вероятно…

— «Ребенки» посчитали так же. И приняли превентивные меры. Жизнь врага для них не стоит ломаного гроша. В головах нет ни одного предрассудка из вбитых в нас тысячелетним воспитанием. Ни гуманизма, ни ценности абстрактной человеческой жизни, ни прав человека, ни презумпции невиновности. Есть враг. Врага надо убить. Есть друг. Друга надо спасти. Все! Всех остальных — не трогать, пока не станет ясно, друг это или враг. Не «доказано», а «ясно»! Каждый сам и прокурор, и адвокат, и судья. И палач. Разбирательство проходит в доли секунды, а приговор приводится в исполнение немедленно и обжалованию не подлежит. Но поверь, он бывает и положительным. Патрули сначала стреляют, потом разговаривают. Но ни один из бежавших в Пасруд дехкан не убит. Понимаешь, ни один! «Ребенки» не агрессивны, они целесообразны. Они люди, но совсем другие люди. Мы, те, кто их такими вырастили, их понимаем. Не до конца, но понимаем. Тебе на это дико смотреть. Но они такие, какие есть…

— И вы собираетесь их выпустить в большой мир? Каждый, кто наступил «ребенку» на ногу — враг! Потребовавший денег за еду — тоже! А про патруль, решивший проверить документы, даже говорить не буду! Да они вырежут половину Душанбе в первый же день!

— Многих зарезали «языки» Ирбиса? Это те же «ребенки». И на Анзобе их было достаточно много. Молчишь? Андрей, пойми, они люди. Не дикари, не звери, не садисты. Они знают, что такое Правила. Понимают их необходимость. Умеют по ним жить. Да, умеют убивать. И ни малейших терзаний по этому поводу не испытывают. Не убивать тоже умеют. И хорошо понимают, что такое необходимость и дисциплина. А без гуманизма и прав человека — проживут как-нибудь.

— Ну, без этого мы и сами обойдемся. В двенадцатом ни то, ни другое никого не спасло…

— В восемьдесят втором я действовал так же, как они. Поэтому мы с тобой живы. До сих пор живы. Сейчас «ребенки» спасли Лагерь. Еще они спасли Матчу и сберегли немало жизней твоих бойцов. Надо хорошо подумать, Андрей. Может быть, именно они — Люди?

Виктор снова встал с камня. Тут же поднялся и пес.

— Пойдем, до темноты еще успеем спуститься в Лагерь. Тем более, твоя телохранительница все твои шмотки утащила. А внучка — мои. Взамен Фарида мешок оставила. А ведь я знал! Чувствовал, что когда-нибудь придется тащить на горбу Бодхани Ахмадова…

27 августа 2024 года

Таджикистан, Фанские горы, слияние Имата и Пасруда

Стремительный горный поток бежал вниз, в Фандарью, и дальше в Зеравшан, чтобы вместе влиться в Амударью и продолжить свой бег к Аральскому морю. Левая сторона потока была прозрачной и ярко-синей, а правая — мутной и желтой.

На большом камне, вдававшемся в бурную воду горной реки, ссутулившись, сидела маленькая девочка. Сухие глаза мало кого могли обмануть. Достаточно было увидеть бесконечное отчаянье в позе ребенка. Или «ребенка». Сильные люди плачут глубоко внутри, не давая свободы слезам…

Аверин старался не шуметь, хотя иллюзий не питал: Санька его заметила, пусть и не показала вида. Как сидела, уткнувшись отсутствующим взглядом в реку, так и продолжала сидеть. Ни звука, ни движения. Изваяние. Камень на камне. Мрамор на граните.

Огневолк присел рядом. Найти Саньку было несложно. Она всегда любила это место. Действительно, здесь хорошо, разве что далековато, почти двадцать километров от Лагеря. Впрочем, что такое для «ребенка» два десятка километров?

Найти не сложно. А вот что говорить? Точнее, с чего начать?..

— Не надо, дядя Женя, — вдруг сказала девочка, так же глядя на два несмешивающихся потока. — Не надо ничего говорить. И сочувствовать не надо. Я живу. Не прыгаю в Пасруд. Ем. Пью. Тренируюсь. Живу. Мне не нужен другой пёс.

— Ты живешь, — откликнулся Аверин. — Ешь. Ты ешь. А он — нет.

— Кто?

— Пусик. Не ест. Никого не слушает. Не идет на контакт. Даже со мной.

Санька подняла голову и посмотрела на кинолога. Заинтересованности во взгляде не было. Ни малейшей.

«Не выйдет, — подумал Огневолк, — потерявшему Друга безразлично всё. Года через три… Может через два. И то не факт… Слишком давняя связь. И слишком молода девочка. Но попытаться надо было».

— И? — спросила Санька.

— Попробуй убедить его не умирать, — сумел выдавить главное Аверин, — у тебя может получиться, вы на одной волне. Извини, что прошу о таком, но…

— Я попробую, — ответила девочка. — Попробую. Ему еще хуже, чем мне.

Таджикистан, Фанские горы, Лагерь

Пес неподвижно лежал у самого среза воды, уронив на лапы большую лохматую голову. Неподвижное тело, запавшие бока, остекленелый взгляд, уткнувшийся в бегущую струю, бесконечно уносящуюся вдаль… Казалось, жизнь уже покинула большое, красивое тело. Но зверь был жив. Пока еще жив…

Второй пес возник рядом бесшумно, как приведение. Подошел к лежащему, негромко рыкнул. Тот поднял голову, посмотрел на товарища. Взгляды встретились. Пришедший мотнул головой в сторону девочки, медленно бредущей от ворот к столовой.

Лежащий встал и понуро пошел навстречу ребенку. Надо — значит надо! Как бы тебе ни было плохо, но если ты можешь помочь… Или хотя бы попытаться…

Ленг взглядом проводил Пусика и потрусил по делам. Сам он помочь Саньке не мог. Может, выйдет у того, кто так же несчастен…

28 августа 2024 года

Таджикистан, окрестности Айни, чайхана

— Аллейкум ассалам, уважаемые!

— Ваалейкум ассалам, Мустафа!

— Что интересного происходит в мире, Абдулла? Или ты, Вагиз, поделишься свежими новостями?

— Ты всегда так торопишься, Мустафа, как будто боишься опоздать родиться на свет, — ответил Вагиз. — Сядь, выпей чаю, посмотри на мир спокойно и с достоинством, присущим старости, а не спеши, словно пылкий юнец.

— Это хороший совет, — произнес старик, устраиваясь на дастархане, — Но всё же, уважаемые, есть ли новости?

— Есть, Мустафа, есть! — усмехнулся Вагиз, — как может не быть новостей, если мир сошел с ума и катится в сторону Джанахама быстрее, чем мы успеваем наполнять пиалы?!

— Поделись с нами открывшейся тебе мудростью, досточтенный, — произнес Абдулла. — Что привело тебя к таким выводам?