Человек находит друга - Лоренц Конрад З. - Страница 28

Эта животная нирвана — лучшее средство от умственного переутомления, целительный бальзам для душевного состояния современного, торопящегося, вечно чем-то озабоченного человека с истерзанными нервами. Мне не всегда удаётся обрести такую бездумную безмятежность дочеловеческого рая, но успех бывает вероятнее в обществе четвероногого спутника, все ещё полноправного обитателя этого рая. Таковы несомненные и глубокие причины, почему мне нужна собака, которая верно следовала бы за мной, но при этом сохраняла бы дикую внешность, чтобы не портить пейзажа напоминанием о цивилизации.

Вчера уже на заре было так жарко, что о работе — умственной работе — нечего было и думать. День, словно нарочно предназначенный для того, чтобы провести его на Дунае! Я вышел из дому, вооружённый сачком и стеклянной банкой, потому что всегда приношу из таких экскурсий живой корм для моих рыбок. И, как всегда, моё снаряжение послужило для Сюзи сигналом, что я — в «собачьем настроении» и предстоит счастливый день. Она убеждена, что эти прогулки я совершаю ради неё и, быть может, она не так уж далеко от истины. Сюзи знает, что я не просто позволяю ей сопровождать себя, но и очень дорожу её обществом. И все же до ворот она идёт у самой ноги: а вдруг я про неё забуду? Однако на улице она гордо задирает пушистый хвост и лёгкой рысцой бежит впереди меня — её танцующая эластичная пробежка объявляет все собакам, что Сюзи никого из них не боится, даже когда с ней нет Волка II. С на редкость уродливым псом бакалейщика — надеюсь, бакалейщик этой книги не прочтёт — она обычно завязывает короткий флирт. К величайшему неудовольствию Волка II, Сюзи питает некоторую слабость к этому пятнистому уродцу, она морщит нос и скалит на него блестящие зубы, а потом бежит дальше, по обыкновению рыча на своих многочисленных врагов за их заборами.

Улица ещё в глубокой тени, и утоптанная земля холодит босые ноги, но за железнодорожным мостом, на тропе, спускающейся к реке, ступни тонут в тёплой ласковой пыли, которая маленькими облачками взмётывается из-под лап бегущей впереди собаки и повисает в неподвижном воздухе.

Весело звенят кузнечики и цикады, а на дереве у воды поют иногда и славка-черноголовка. Слава богу, они ещё поют!

Значит, лето ещё только-только началось! Наш путь лежит через свежескошенный луг, и Сюзи сворачивает с тропки, потому что тут всегда можно со вкусом «помышковать». Её рысца сменяется своеобразной подпрыгивающей походкой на негнущихся лапах. Голову она держит высоко, весь её вид выдаёт радостное возбуждение, и хвост опущен и вытянут над самой землёй. В эту минуту она больше всего напоминает голубого песца выше средней упитанности. Внезапно словно высвобождается пружина, и Сюзи описывает в воздухе дугу высотой в метр и длинной в два. Когда она приземляется, вытянув вперёд и сведя вместе передние лапы, то молниеносно кусает что-то в низкой траве. Громко фыркая, она ввинчивает нос в землю, а потом поднимает голову и вопросительно смотрит на меня, помахивая хвостом, — мышь ускользнула. Сюзи, несомненно, полна стыда, потому что её великолепный прыжок на мышь оказался безрезультатным, но зато как она гордится, когда успевает схватить добычу! На этот раз она продолжает выслеживать свою дичь, однако четыре новых прыжка опять оказываются бесплодными. Полёвки поразительно быстры и подвижны. Но вот маленькая чау-чау пролетает по воздуху, как резиновый мяч, и, когда её лапы касаются земли, раздаётся пронзительный отчаянный писк.

Сюзи кусает, затем быстро резким движением подбрасывает то, что кусала, и маленькое серое тельце описывает в воздухе дугу. Сюзи — тоже, но более широкую. Оттянув губы, она несколько раз щёлкает зубами, а потом берет одними резцами что-то, что пищит и бьётся в траве. Затем Сюзи оборачивается ко мне и предъявляет для моего обозрения большую, жирную, сильно помятую мышь, которую держит в челюстях. Я осыпаю её похвалами и провозглашаю, что она — могучий и грозный зверь, к которому все должны относится с величайшим трепетом. Мне жако полёвку, но ведь с ней я не был лично знаком, а Сюзи — мой ближайший друг, и мне положено радоваться её успехам. Тем не менее у меня становится легче на душе, когда она съедает полёвку, что оправдывает её поступок, поскольку охота ради еды — законное право животного. Сначала она слегка жуёт мышь, превращая её в плотный бесформенный комочек, потом вбирает глубже в пасть и проглатывает. Больше мышковать ей пока не хочется, и она показывает мне, что мы можем идти дальше.

Тропка приводит нас к реке, где я раздеваюсь и прячу одежду вместе с сачком и банкой. Отсюда наш путь лежит по старому бечевнику — в прежние времена тут шли лошадиные упряжки, тащившие баржи, но теперь бечевник совсем зарос, и узенькая тропка вьётся среди зарослей высокого кустарник, в гуще которого, увы, прячется крапива и колючая ежевика, так что приходится обеими руками оберегать тело от ожогов и царапин. В этой травянистой чащобе стоит невыносимая духота, и Сюзи с пыхтением бредёт за мной, апатично не замечая охотничьих соблазнов, таящихся по сторонам. Мне понятна её вялость, потому что я сам обливаюсь потом, и я с сочувствием поглядывают на её густую шерсть. Наконец мы добираемся до места, где я наметил переплыть Дуная. Вода в реке стоит низко, и сначала мы идём по длинной галечной косе. Я осторожно ступаю по камешкам, а Сюзи убегает вперёд, забирается в воду и ложится, так что над поверхностью виднеется только её голова — странный маленький треугольник на фоне речных просторов.

Когда я вхожу в воду, Сюзи подбирается к самой моей сине, тихонько повизгивая, — ей ещё не доводилось переплывать Дунай, и его ширина преисполняет её дурными предчувствиями. Я стараюсь успокоить её и делаю несколько шагов вперёд. Мне вода пока доходит только до колен, но Сюзи уже приходится плыть, и её начинает быстро сносить течением. Поэтому я тоже пускаюсь вплавь, хотя мне тут мелковато, но теперь я двигаюсь наравне с ней, и, больше не тревожась, она трудолюбиво работает лапами рядом со мной.

Собака, которая плывёт рядом с хозяином, проявляет немалый ум. Многие собаки никак не могут сообразить, что плывущий человек не сохраняет вертикальной позы, в которой они привыкли его видеть, и в результате, стараясь держаться поближе, к его голове, они жестоко царапают ему лапами спину.

А вот Сюзи сразу поняла, что в воде человек принимает горизонтальное положение, и она внимательно следит за тем, чтобы не подплыть ко мне сзади слишком близко. Ширина реки и быстрота течения её нервируют, и она держится совсем рядом со мной. Потом её тревога настолько возрастает, что она высокого поднимается из воды и оглядывается на берег, который мы только что покинули. Я опасаюсь, что она может повернуть назад, но Сюзи занимает прежнюю позицию и продолжает плыть бок о бок со мной. Вскоре возникает новая трудность: возбуждение и желание как можно скорее пересечь огромную реку в ней так сильны, что она начинает меня обгонять. Я изо всех сил стараюсь не отстать, но это мне не удаётся, и Сюзи вновь уплывает вперёд — только для того, чтобы тут же оглянуться и поспешить назад ко мне. А повернувшись мордой к родному берегу, она в любой момент может поплыть туда, бросив меня, так как для встревоженного животного дом обладает особой притягательной силой. Да и вообще собакам, когда они плывут, трудно менять направление, а потому я испытываю значительное облегчение, уговорив её снова повернуть в нужную сторону, и прилагаю все усилия, чтобы не отстать от неё и сразу же пресечь её попытку плыть назад. То, что мои слова, похвалы и поощрения ей понятны и воздействуют на неё, лишний раз доказывает мне, насколько её интеллект превосходит средний собачий уровень.

Мы приближаемся к песчаному откосу, гораздо более крутому, чем на том берегу. Сюзи обогнала меня на несколько метров, и, когда она делает первые шаги по суше, я замечаю, что она заметно покачивается. Эта лёгкая, длящаяся несколько секунд потеря равновесия, которую я сам испытывал после долгого пребывания в воде, знакома многим пловцам. Однако подходящего физиологического объяснения для неё я не нахожу. Мне довольно часто приходилось наблюдать эту реакцию у собак, но ни разу она не была столь ярко выражена, как у Сюзи в тот день. Во всяком случае, с утомлением она никак не связана — это Сюзи немедленно мне доказывает, бурно радуясь, что мы одолели реку. Она в восторге описывает вокруг меня быстрые восьмёрки, а затем притаскивает мне палку, и мы затеваем игру — я бросаю палку, а она приносит её назад. Когда ей надоедает это развлечение, она опрометью кидается к трясогузке, которая сидит на берегу метрах в пятидесяти от нас. Нет, Сюзи не настолько наивна, чтобы надеяться поймать эту птичку, но она прекрасно знает, что трясогузки имеют обыкновение, пролетев десяток метров, снова садиться, а потому с ними приятно поиграть в охоту.