Жемчуг Кархайма - Лорд Джеффри - Страница 23

На мостик быстро проскользнула Черная Сестра — в шлеме, кожаном доспехе и высоких сапогах. За ней тенью следовал Ратаг с небольшим морским фонарем; легкие порывы бриза колебали пламя свечи.

— Пора? — лицо девушки, смутно белевшее в полумраке, обратилось к Блейду.

— Да. Месяц подымается.

— Буди людей, — бросила Айола помощнику, и тот, мягко ступая, скатился по трапу. — Слышишь? — смуглая рука легла на локоть разведчика.

— Плеск весел… Паллон возвращается.

Айола, послюнив палец, пытала ветер.

— Твои плавучие бомбы почти у берега, — голос ее звучал уверенно. — Сейчас начнется.

Блейд кивнул, посматривая на серебристый ятаган месяца; его острый нижний край должен был вот-вот оторваться от горизонта. «Час „икс“ наступает, — не вольно мелькнула мысль, — мечи обнажены и фитили уже дымятся…» Значит, брандеры рядом с фортами. Тут он полностью доверял суждению Айолы: эта девушка знала о море и кораблях больше всех чиновников британского адмиралтейства. И уж наверняка больше его самого!

Внезапно близкий плеск поды перекрыл грохот выстрела. Потом ударил пушечный залп с юга, и сразу же ему ответил накатившийся с севера грохот. Затявкали мушкеты, протяжные звуки боцманских дудок и отдаленные крики разорвали тишину, и разведчик понял: ховестары пошли в атаку. На палубу «Жаворонка» высыпали люди, скрипнули снасти, заполоскались, ловя ветер, паруса, огромный корабль плавно двинулся к ночному берегу.

— Паллон! — негромко позвал Блейд, подымая тусклый фонарь. — Ты здесь?

— Здесь, клянусь рыбьей требухой! — тон у канонира был довольным. — Все в порядке, фитили подожжены и паруса полны ветра. Наш маленький подарок грохнет на самом углу, или можешь отрезать мне оба уха!

Галион, слегка покачиваясь, шел к проливу; Блейд инстинктивно чувствовал, как где-то во тьме, за его спиной движутся громады остальных ховестарских кораблей. Они шли почти в полной тишине, гонимые легким восточным ветром; смутные призраки, озаренные слабым сиянием луны и звезд, неощутимые фантомы, скользящие по обсидиановой поверхности ночного моря.

— Паллон, к пушкам! — Блейд коснулся напряженного плеча Айолы и шепнул ей на ухо: — Удачи, моя радость… Пусть демоны Акрода будут милостивы к тебе!

— Иди, — она кивнула в сторону люка, что вел на пушечную палубу. — Удачи, Черный. Пусть Святой Круг обережет тебя от ран. Пусть…

Двойной оглушительный грохот оборвал ее слова, и Блейд ринулся к трапу. На бегу он видел, как слева по курсу, у самых скал, взметнулось ослепительное пламя, как рухнула в море стена, как огненный фонтан закружил в воздухе обломки снастей и темные крохотные человеческие фигурки. Он не успел повернуться к северному форту, чтобы оценить результаты второго взрыва, как грохот раздался опять — на сей раз уже на берегу. То рвались бочки с порохом в подвалах крепости, а значит, ее можно было списать со счета. Громовые раскаты еще метались в береговых утесах, когда послышался торжествующий рев — видимо, ховестарские сотни были уже под стеной.

Секунду Блейд прислушивался к их воплям, потом скользнул вниз, на пушечную палубу. Там тускло светили фонари, подвешенные к низкому потолку, и полуобнаженные мускулистые фигуры склонялись к блестящим стволам; сам Паллон наводил большое носовое орудие. Он обернулся, и Блейд увидел, как в хищной усмешке сверкнули зубы канонира.

— Прах и пепел! — взревел он. — Прах и пепел — и ничего больше! Недурная работа, а?

— Теперь меч закончит то, что начал порох, — отозвался Блейд, словно обмениваясь с приятелем паролем. — А что на севере, дружище?

— Парни Аталира тоже расстарались… Там все в огне!

Приникнув щекой к теплому металлу ствола, Блейд заглянул в отверстие порта. Да, северная цитадель пылала! Непонятно, что могло гореть в этом каменном крысятнике — разве что балки перекрытий да солдатские койки? Он видел, что второй форт пострадал меньше — часть западной стены треснула и осела, но разлом был не так велик.

— Бьем с правого борта, — его голос гулко раскатился над палубой. — Наводи в пролом! Целься! Огонь!

Рявкнули пушки. До северного берега было не больше ста пятидесяти ярдов, и снаряды легли кучно; Блейд видел, как полетела каменная крошка, а несколько ядер исчезли в щели, из которой тут же выхлестнул язык оранжевого пламени. С каждой секундой «Жаворонок» приближался к цели, потом сверху раздался топот, скрип снастей, и корабль повернул, втягиваясь в горло пролива.

— Перезаряжай! — канониры работали в бешеном темпе. — Наводи! Огонь!

Снова грохот и всплески пламени. На верху оседающей стены метались фигурки в блестящих шлемах — не то пытались сбежать, не то готовились к отражению атаки Бесполезно! Галион дал третий залп, и над обреченным фортом взвилось дымное облако взрыва — на этот раз ядра угодили в пороховой погреб. Внезапно Блейд понял, что стреляют уже и остальные корабли — «Коршун», который шел в двухстах футах за кормой «Жаворонка», и ковергова «Чайка». Десятки снарядов буравили воздух, дробили камень, дерево, металл и человеческие тела.

Айола отвернула влево — видимо, фарватер был извилист. На южном берегу было темно, и лишь глухие отголоски боя доносились до слуха замерших у орудий людей. Южный форт молчал; ни криков, ни выстрелов, ни огонька на стенах — да и сами стены не удавалось различить в кромешной тьме. Видимо, все, кто остался жив, отражали атаку с суши, и Блейд содрогнулся, представив на миг резню, что шла сейчас во дворе цитадели.

— Батарея левого борта… Огонь!

Ядра ушли в ночной мрак, но пламя выстрелов успело высветить серые утесы и тройной ряд перекошенных амбразур над ними. Из некоторых, уставясь в небо, торчали стволы орудий — грозных пушек Кархайма, сброшенных со станин, беспомощных и бесполезных; другие были темны. «Жаворонок» снова повернул, лавируя; ни один снаряд не коснулся его бортов, не прорвал паруса. Тянувшаяся за ним эскадра довершала разрушение, каждые пять минут посылая на север и на юг рои каменных и чугунных шаров. Форт на правом берегу словно корчился в агонии; там что-то взрывалось после каждого залпа, горело и грохотало, вздымая к равнодушным звездам клубы дыма и людские души. Левая цитадель погружалась в молчание смерти.

Под низким потолком пушечной палубы плавал кислый пороховой запах; свежий ветер, проникая в порты, постепенно выдувал его, уносил прочь вместе с крепкими ароматами пота, дубленой кожи, нагретого металла. Блейд похлопал Паллона по мощному плечу:

— Молодец, приятель! Ты отлично стрелял!

— Как всегда… хозяин!

Разведчик приподнял бровь. Вот, значит, как… Хозяин! Здесь, на просторах Океана Среди Земель, этот титул весил куда больше адмиральского, ибо удачливый предводитель турма являлся для своих людей чем-то вроде Господа Бога, живым олицетворением милостей Святого Круга. Ховестары не были религиозны; и солнечный диск, и морские демоны почитались с умеренным энтузиазмом и не вызывали ни страха, ни, тем более, экзальтации. По сути дела, они испытывали настоящее преклонение лишь перед одним — удачливостью. Плоды удачи были реальны, ощутимы и сладки, а их весомость оценивалась простой формулой: побольше добычи, поменьше ран. Сейчас оба эти компонента находились в самом оптимальном соотношении, а потому Блейд Черный, который привел турм «Жаворонка» к победе, стал хозяином. Хозяином! И даже сама Айола не смогла бы изменить здесь ничего.

Он поднялся на палубу, с наслаждением вдыхая прохладный ночной воздух. Пролив стал шире, смутные очертания прибрежных утесов темнели с севера и с юга на расстоянии полумили. Месяц неторопливо полз к зениту, высвечивая серебристую дорожку на воде, расстилавшуюся перед судном словно узкий и бесконечно длинный ковер. «Жаворонок» трудолюбиво бежал вперед, разрезая лунный ковер на две части, унося своего хозяина на запад, к жемчужным промыслам Кархайма, к тайне.

С мостика его окликнула Айола. В неярком пламени фонарей лицо девушки казалось бледным и напряженным — видно, силы ее были на исходе. С запоздалым раскаянием Блейд понял, чего стоило ей провести корабль меж скал по незнакомому фарватеру, среди опасностей, реальных или мнимых, которыми грозили неведомые воды. Возможно, этот подвиг равнялся всем его усилиям, всем хитроумным планам, распахнувшим перед пиратской флотилией ворота Кархайма. Да, он их открыл; но в них надо было еще войти, не сломав себе шею.