Силовой вариант ч. 2(СИ) - Афанасьев (Маркьянов) Александр "Werewolf" - Страница 17

— Да что вы… Сергей Викторович…

— Думаешь… Вы все, с…и, думаете. Да не выйдет. Индюк думал — в суп попал! Щас это быстро — раз — два и к стенке.

Склянский с ужасом молчал — он только что понял, что вляпался во что-то более серьезное, чем контрабанда. До сих пор, он думал, что на той стороне была встреча с поставщиками товара. Их товара…

— Значит, на чем взять Джафара не знаешь? Денег он не возьмет. Никаких. Так?

— Ну… так.

— Не нукай, не запряг! Что ты нукаешь? Как баба! Офицер государственной безопасности, твою мать!

Телятников хлопнул ладонью по колену

— Ладно! Тогда будет по-плохому. Ты говорил про то, что с Атабаем в близких. Есть понимание. Было?

— Он… помогает кое в чем. Ну и я — ему.

— Ему деньги нужны?

— Да.

— У него людей сколько?

— Под сотню, наверное.

— Я не про это. Сколько он сможет быстро собрать?

— Человек двадцать сможет.

— Что за люди? Сорбозы?

— Да всякие. Бывшие сорбозы, крестьяне. Но ядро — все из Мармоля,[13] это я точно знаю.

— Пошли.

Они прошли в здание, в кабинет Склянского, где стояла и его кушетка и его стол со стулом и запасная рация. Полковник открыл своим ключом сейф и начал выгребать пачки денег.

— Но это же… за товар, тащ полковник.

— Ничего. Перебьются пока. Подгони машину, поедем…

Атабая, которого советская разведка не могла найти уже несколько месяцев — они нашли меньше, чем за час.

На старой, раздрызганной советской Ниве они доехали до базара и заперли машину. Деньги были сложены в мешке, который переодевшийся погрязнее полковник нес в руках — никто и подумать не мог, что там не дешевое шмотье или жратва на продажу, а больше полумиллиона афгани. Склянский шел первым, протискиваясь между афганцев и поминутно вытирая лицо платком. Полковник шел следом. Он запоздало продумал, что это может быть сигнал — но говорить об этом Склянскому, что-то спрашивать или выспрашивать — было большой ошибкой. В приграничье заговорить по-русски на переполненном базаре — не лучшая идея.

Склянский свернул к дукану, перед которым в пыли лежал ковер. Потоптанные ковры — в этой части света ценились гораздо больше новых…

Торговец — худенький, неопределенного возраста, с узким, крысьим личиком и разночинской бороденкой — поднялся им навстречу

— Салам алейкум

— Ва алейкум ас салам…

Склянский и этот торговец заговорили на языке, который немного опешивший полковник не сразу смог распознать. Это был не пушту, не дари, не урду. Наконец он понял — иврит! Торговец тоже был евреем, и они говорили на иврите! Иврит он не знал — и оставалось только настороженно слушать, но не разговор — а то, что за спиной, пытаясь услышать осторожные подкрадывающиеся шаги.

— Нужный человек занят — сказал Склянский

Полковник вытащил пачку банкнот, специально припасенную в кармане, протянул ее торговцу — дукандору. Светить то, что было в мешке — было форменным безумием.

Последовал новый этап переговоров на иврите, потом продавец оглушительно закричал — и появился бачонок. Бачонок как бачонок — худенький, смуглый, босоногий…

— Надо идти с ним. Он покажет дорогу.

— Рахмат…

Ведомые бачонком — они вышли с рынка. Заплутались по улочкам старого города — одинаковым, осоловевшим от жары, скрытым высокими заборами. Город был молодым, быстро растущим — большая часть домов была построена в последний год и кто тут жил — никто не знал. Во многих местах продолжали строить.

Советских — не покидало ощущение злобного взгляда в спину. Эту землю можно было завоевать — но нельзя было покорить…

Но они продолжали идти.

Бачонок шустро свернул в один проулок, образованный стройкой и уже построенным домом. Заколотил в ворота, новенькие, только поставленные, еще пахнущие свежей краской.

Из ворот — выглянул усатый нафар с автоматом, с ним заговорили сначала бачонок, потом Склянский. Оба на пушту. Телятников вспомнил, что по разведданным у Атабая — в банде одни пуштуны…

— Атабай нас примет… — сказал Склянский.

Телятников — шагнул вслед за Склянским во двор — и почувствовал, что справа кто-то есть. Повернуться не успел, приклад автомата уже опускался. Последней мыслью было, что вот так все и бывает…

Очнулся он от того, что кто-то плеснул ему на голову холодной воды из кувшина. Обожгло рану, там где приклад автомата вошел в соприкосновение с головой, Телятников от этого очнулся, завозился…

Кто-то толкнул его, не пнул, а именно толкнул

— Бас дый![14]

Его подняли, но не на ноги, просто чтобы он мог сидеть. Кто-то похлопал его по щекам.

Телятников открыл глаза. Сознание постепенно возвращалось. Перед ним — сидел невысокий, рябой, бородатый человек с черными, жесткими как речные голыши глазами.

— Цок ди?[15]

— Шурави… — сказал Телятников

И тут же — хоть голова и болела зверски — почувствовало мгновенную вспышку страха со стороны афганца…

Боитесь, с…и…

Телятников опустил глаза на коврик, где лежал вывернутый мешок и деньги, которые он принес.

— Зачем ты силой отобрал деньги, которые я нес тебе? — спросил он

— Зачем ты пришел, шурави? — спросил афганский главарь.

От него пахло чем-то кислым… запах человека, который не моется и не стирает одежду черт знает сколько времени. Глаза — как у настороженной, щупающей носом воздух мышки, высунувшейся из норки. И вот с этими — мы воюем?

— Чтобы найти друзей.

— Шурави нам не друзья.

— Твои слова — опережают твои мысли…

— Шурави не ищут здесь друзей. Они бомбят. Зачем ты пришел… — упрямо повторил командир боевиков.

— Если я не найду здесь друзей, я хочу найти здесь работников. Мне нужны люди, которые сделают для меня работу за плату.

Телятников незаметно повел глазами. Склянского не было. Похоже, что ублюдок имел какие-то по крайней мере выходы на Атабая — но никаких контактов с ним не имел. Зато — писал хорошие отчеты в Центр, мать его. Этот жид на базаре держал нос по ветру, а Склянский — все сплетни переписывал в дела агентурной разработки. Липачество, вот как это называется. Все КГБ построено на липе, липуют все, разведчики, контрразведчики. Сами выдумывают источники, заводят ДАР,[16] личное и рабочее дело агента, сами пишут сообщения, дают задания агенту, получают поощрения. Свихнуться можно. Это все не слишком то опасно — до тех пор, пока ты не идешь на контакт на основании такой вот липищи, и не попадаешь на явочную квартиру моджахедов.

— Если я не найду здесь друзей, я найду работников — повторил Телятников

— Какая работа, шурави? Ты в своем уме? Никто из нас не будет работать на неверного!

— Асадулла будет недоволен — назвал Телятников человека с той стороны границы, бывшего офицера пакистанской таможни, сейчас — ответственного за прохождение контрабанды на эту сторону границы.

— Мне нет дела до Асадуллы

Телятников — поднял руку, показал на свои часы — новые, японские, массивные. Такие здесь еще не продавались.

— Говори погромче. Асадулла будет лучше слышать.

Афганец побелел от страха. Он знал, кто такой Асадулла. Здесь он вряд ли достанет — а вот родственников в лагере беженцев зарежут.

— Что тебе надо шурави? — сказал он

— Выполнить работу. Если сделаешь ее хорошо — у меня найдется и другая такая же. И ты будешь под защитой. Другие шурави тебя не тронут.

Афганец почесал в бороде

— Кого надо убить? — с обезоруживающей прямотой сказал он

— Ты знаешь шурави по имени Джафар?

Афганец покачал головой

— Нет

— Не знаешь?

— Я не хочу убивать Джафара, русский.

— Почему?

— Потому что он узбек. Он не просто шурави. Если другие узбеки узнают, что я убил Джафара — они будут мстить.