Заколдованная Элла - Ливайн Гейл Карсон - Страница 7

– Не хочу никуда ехать, – буркнула я ей в плечо.

– Знаю, кроха, – отозвалась она. И держала меня в охапке долго-долго – я уже почти заснула.

Потом она вдруг пошевелилась:

– Пора пить бодрящее снадобье.

– Сегодня пропущу.

– Пропускать нельзя. Тем более сегодня. Не допущу, чтобы ты заболела, как раз когда тебе нужны все силы. – Из кармана передника появилась ложка. – Вперед. Три ложки.

Я собралась с духом. Снадобье было вкусное, орехово-сладкое, но густое и склизкое – будто лягушку ешь. Каждая из трех ложек вязко соскальзывала в горло. Чтобы избавиться от противного ощущения, потом приходилось несколько раз судорожно сглатывать.

Зато мне стало легче – чуть-чуть, но стало. Теперь я хотя бы могла поговорить. И снова пристроилась на колени Мэнди.

– Зачем мама вообще за него вышла:

Этот вопрос мучил меня уже давно – едва я подросла и стала понимать, что к чему.

– До свадьбы сэр Питер был очень обходителен с госпожой. Мне он сразу не понравился, но она меня и слушать не хотела. Семейство ее было против – он был беден, – а от этого госпожа только крепче влюбилась: добрая она была. – Рука Мэнди, утешительно гладившая меня по голове, остановилась на полпути. – Элла, кисонька, постарайся, чтобы он не узнал о твоем заклятии.

– Почему? Что он сделает?

– Очень уж он любит стоять на своем. Будет вертеть тобой, как хочет.

– Мама приказала мне не рассказывать о заклятии. Но я бы все равно не стала.

– Ну и правильно. – Рука снова принялась мерно гладить меня по голове.

Я закрыла глаза.

– Как там будет, а, Мэнди?

– В пансионе-то? Ну, наверняка найдется несколько отличных девчонок. Сядь-ка, лапочка. Неужели не хочешь посмотреть подарки?

Я совсем забыла про шкатулку. Но шкатулка была только одна.

– Подарки?…

– Подожди, по одному.

Мэнди вручила мне шкатулку:

– Это тебе. Носи с собой, куда бы тебя ни занесло. Всю жизнь.

В шкатулке была книга – волшебные сказки. Мне никогда не доводилось видеть таких прелестных картинок. Прямо живые. Я завороженно переворачивала страницы.

– Смотри на нее, вспоминай меня, и тебе полегчает.

– Не буду начинать читать до самого отъезда, чтобы растянуть удовольствие.

Мэнди рассмеялась:

– Не бойся, ее надолго хватит. Она будет расти вместе с тобой.

Потом она пошарила в кармане передника и достала оттуда сверток в папиросной бумаге:

– Это от госпожи. Она бы наверняка отдала его тебе.

Это было мамино ожерелье. Тонкие серебряные нити ниспадали мне почти до талии и сплетались в нежное кружево, унизанное крошечными жемчужинками.

– Вот повзрослеешь немного, солнце мое, и оно пойдет тебе не хуже, чем маме.

– Не буду его снимать.

– Ну, тогда лучше прячь под одежду от посторонних глаз. Да-да, оно дорогое. Гномьей работы.

Внизу зазвенел колокольчик.

– Папаша твой трезвонит.

Я обняла Мэнди и прижалась к ней.

Она выпуталась у меня из рук:

– Отпусти, ласточка.

И ушла, чмокнув меня в щеку.

Я забралась обратно в постель, и на сей раз сон взял верх.

Глава шестая

Наутро я проснулась и обнаружила, что судорожно стискиваю в кулаке мамино ожерелье. Часы на башне дворца короля Джеррольда как раз били шесть. Отлично. Я и собиралась встать пораньше – иначе мне не успеть попрощаться со всеми своими любимыми местечками.

Я надела платье, спрятала под него ожерелье и прокралась в кладовую, а там обнаружился целый поднос свежевыпеченных булочек. Булочки были горячие, и я подбросила две штуки в воздух и поймала в подол. Потом, не сводя глаз со своего завтрака, побежала к выходу из дома – и налетела прямо на отца.

Он стоял у порога и ждал, когда Натан подгонит коляску.

– Элеонора, сейчас мне некогда с тобой возиться. Беги сбей с ног кого-нибудь другого.

И передай Мэнди, что я привезу поверенного. Пусть приготовит нам обед.

Я и побежала – ведь он мне приказал. Мало того что заклятие было опасное, оно вечно ставило меня в дурацкое положение – к тому же, по-моему, это из-за него я была такая неуклюжая. Вот сейчас, например, мне приказали сбить кого-нибудь с ног.

Навстречу шла Берта с тазом мокрого белья. Я послушно налетела на нее, она уронила таз и с размаху села на плиты пола. Мои платья, чулки и панталоны вывалились на пол. Я помогла Берте собрать белье, но теперь ей нужно было все перестирать заново.

– Знаете, сударыня, мне и один-то раз не очень просто собрать вам вещи в дорогу, а тут еще по два раза все переделывать! – отругала меня Берта.

Мне пришлось извиняться, а потом – передавать Мэнди папины слова, а потом – сесть за стол и позавтракать как следует, потому что Мэнди так велела, – и только тогда я наконец отправилась в королевский зверинец под самыми стенами дворца.

Больше всего я любила смотреть на диковинных зверей и говорящих птиц. Все диковинные звери, кроме гидры (она обитала в болоте) и малютки-дракона, – единорог, табунчик кентавров и семейка грифонов – жили на намытом островке, окруженном ответвлением дворцового рва.

Дракона держали в железной клетке. Он был очень красивый – свирепый, но маленький и поэтому не страшный – и, похоже, особенно любил извергать пламя и злобно сверкать рубиновыми глазами.

Я купила у разносчика кусочек желтого сыра и поджарила на драконьем огне – это была та еще задачка: надо было держать сыр не слишком далеко, а то не зажарится, но и не слишком близко, а то дракончик его сцапает.

Интересно, куда король Джеррольд денет дракончика, когда тот подрастет. А еще интересно, вернусь ли я домой и узнаю ли, что с ним сталось.

За клеткой дракончика, на берегу рва, стоял кентавр и смотрел на меня. Едят ли кентавры сыр? Я осторожно подошла ко рву – только бы не спугнуть прекрасное создание.

– На, – сказал сзади чей-то голос.

Я обернулась. Это был принц Чармант, и он протягивал мне яблоко.

– Спасибо.

Держа руку с яблоком перед собой, я двинулась ко рву. Кентавр раздул ноздри и шагнул мне навстречу. Я бросила яблоко. К нему тут же подскакали два других кентавра, но мой поймал угощение и с громким хрустом принялся за еду.

– А я всегда жду, что они поблагодарят меня или скажут: «Чего таращишься?», – призналась я.

– Они не очень умные, говорить не умеют. Посмотри, глаза у них совсем пустые, – со знанием дела объяснил принц.

Это я и сама знала, но он, наверное, считал, будто это такая обязанность царственной особы – все объяснять подданным.

– Даже если бы они умели говорить, все равно, судя по глазам, сказать им было бы нечего, – заметила я.

Последовало удивленное молчание.

– Остроумно! Ты остроумная. Совсем как госпожа Элеонора. – Лицо у принца потемнело. – Прости. Зря я тебе напомнил.

– Я часто о ней думаю, – ответила я. Не часто, а все время.

Мы двинулись вдоль рва.

– А ты хочешь яблочко? – Принц вручил мне еще одно яблоко.

Мне захотелось снова посмешить его. Я постучала в землю правым башмаком, словно копытом, мотнула головой, словно гривой тряхнула. Вытаращив глаза, я тупо уставилась на Чара и с громким хрустом надкусила яблоко.

Да, он засмеялся. А потом сделал официальное заявление:

– Ты мне нравишься. Даже очень.

И вытащил из сумки третье яблоко – себе.

Мне он тоже нравился. Он не был ни заносчивым, ни скованным, не то что верховный советник Томас.

Нам кланялись все встречные киррийцы и даже иностранцы – эльфы и гномы. Я не знала, как полагается ответить, а Чар каждый раз поднимал согнутую в локте руку – это был королевский салют. Видно было, что у него это вошло в привычку, – как вошло в привычку все объяснять. Мне, наверное, достаточно низко склонять голову. Ну их, реверансы, того и гляди, шлепнешься.

Мы поравнялись с клетками, где жили попугаи, – еще одно мое любимое местечко. Попугаи болтали на всех языках на свете – и на заморских человеческих, и на наречиях других рас – гномьем, эльфийском, огрском и абдеджи (великанском). Я обожала передразнивать птиц, хотя смысла их слов не понимала.