Ветеран Цезаря - Остроменцкая Надежда Феликсовна - Страница 5

Прячась в тени смоковниц, я направился к калитке. Дом наш стоял на обрыве над морем, сад окружала высокая стена. Влезть на неё было делом не шуточным, а спуститься на ту сторону ещё труднее — обрыв здесь был очень крут. Я всё же попытался бы это сделать, чтобы избежать лишнего свидетеля, если бы вёсла не хранились в сторожке. Собравшись с духом, я постучал в оконце и велел сторожу вынести вёсла, а чтобы он не вздумал докладывать о моей поздней прогулке, небрежно сказал:

— Если будут меня спрашивать, отвечай, что скоро вернусь.

Я сбежал по ступенькам к маленькой пристани, где одиноко покачивалась на причале моя лодочка. Открывая своим ключом цепь, удерживавшую её у родного берега, я обливал слезами причальную тумбу и готов был целовать её на прощание, как друга. В этом уединённом месте я и днём не стеснялся плакать, а уж ночью — тем более! Да и как не плакать, если из-за какого-то презренного негодяя вынужден покинуть могилу отца, мать, дом, где родился. Может быть, несколько дней она даже не заметит моего отсутствия — теперь ей нужен только этот сын раба.

Я оттолкнулся от берега и с силой стал грести к острову, запирающему вход в гавань. Там всегда была стража, охраняющая город от пиратов. Но на этот раз, видимо, островок был пуст.

Я оглянулся. Берег светился родными огоньками. Ещё не поздно возвратиться. Но мысль о Диксипе возбудила мою решимость. И я снова налёг на вёсла. Меня закачало в открытом море. Я твёрдо решил доплыть до Диррахия или до Аполлонии — может быть, там удастся мне устроиться матросом на какое-нибудь судно. А если я раньше встречу пиратов, тем лучше: примкну к ним и буду мстить ненавистному Диксипу.

Была тихая и тёплая ночь, канун ид квинтилий[13]. Через всё море протянулась лунная дорожка. Вокруг не было видно ни одного паруса. Я грёб почти до рассвета и так устал, что за один час сна готов был отдать жизнь. Я привязал кормило, втащил вёсла и, прикорнув на дне лодки, решил подремать несколько минут…

Лодка слегка покачивалась, почти не двигаясь среди тихих вод, и во сне мне чудилось, что я мал и беспомощен, но над моей колыбелью бодрствует мать и ничего плохого не может со мною случиться…

Не знаю, долго ли я спал, но вдруг меня тряхнуло и я почувствовал, что лодку несёт куда-то вбок. Я приподнялся и сел, протирая глаза.

Солнце ещё не взошло. Предутренний ветер рябил серую гладь моря и слабо шевелил пурпурный парус стоявшего неподалёку корабля. Лодку несло к этому судну… нет, не несло — её подтягивали к борту корабля багром, прикреплённым к канату. Два человека перебирали руками канат; остальные, перевесившись через борт, следили за лодкой. Когда я сел и уставился на них, они захохотали:

— Вот так мертвец!

— Товар для Делосского рынка!..[14]

Я слыхал, что на острове Делос пираты продают в рабство по десять тысяч человек за один день. Встреча с ними уж не казалась мне такой желанной, как раньше. А мой мешочек с деньгами?.. Внезапно я перестал верить в его помощь: что могло помешать пиратам деньгами завладеть, а меня продать? Двойной барыш! Но нельзя им показывать, что я испугался: тогда всё пропало.

Эти мысли промчались у меня в голове, пока лодку подтягивали к пиратскому кораблю. Вот она закачалась у борта. Мне бросили верёвочную лестницу. Сверху на меня глядели ухмыляющиеся физиономии разбойников. Хорошего ждать нечего… Держись, Луций!

— Влезай сюда, живо! — скомандовал смуглый толстяк с сизым носом. — Что ты тут один среди моря болтаешься?

Обступившие меня рожи казались все одинаково страшными, и я старался не смотреть ни на кого, кроме Сизого Носа.

— А я вас искал, — как мог храбрее ответил я ему.

— На-ас? — поднял он брови. — Как это «нас»? Разве ты нас знаешь?

— Конечно, знаю. Вы пираты. Я вас и искал.

— Мы вовсе не пираты, а морская стража. — Сизый Нос хитро подмигнул своим компаньонам. — Я эдил[15] Нептуна. Слыхал, деревенщина, о такой должности?

— Нет, — отвечал я, не отрывая глаз от его лица (мне казалось, что стоит только оглянуться на других — и я погиб). — О такой должности, клянусь, и сам Нептун не знает. Вряд ли ему понравится, что его именем шутят. Не забывай, что ты в море, а море — его царство. Не годится гостю высмеивать хозяина, да ещё бога!

Сизый Нос, оглянувшись на своих, кивнул в мою сторону:

— Здорово у него язык привешен! Ну ладно. Нептун на меня не будет в обиде. Говори, зачем нас разыскивал? — повернулся он ко мне. — Уж не Сулла ли послал тебя с поручением?

— Нет, я Суллы не видел. Я — сам по себе. Ищу у вас убежища.

Сизый Нос хлопнул себя по ляжкам. Среди пиратов послышался смешок.

— Я хочу отдать вам все свои деньги и стать вашим компаньоном, — поторопился я предупредить возражения.

— А сколько у тебя денег?

— Полторы тысячи ассов. Они спрятаны в лодке, — добавил я, испугавшись, что разбойники сразу на меня накинутся и начнут обыскивать.

Сизый Нос критически меня оглядел:

— Вряд ли из такого нежного отрока получится приличный пират.

Из толпы вышел отвратительно грязный, пахнущий бараньим салом старик и положил руку мне на плечо:

— Берите деньги, а мальчишку давайте мне. Он просит убежища? Поместим его на корабельной кухне. Великолепное убежище: и спрятан будет и учиться станет; обучу его котлы чистить, обед готовить, посуду мыть… И вы, кстати, перестанете ворчать на грязь.

Как?! Вместо пиратских подвигов чистить котлы на кухне, где распоряжается этот жирный грязный моллюск?..

— Нет! — взмолился я. — Лучше возьмите меня матросом.

Сизый Нос отмахнулся от меня, как от мухи, и одобрительно хлопнул по спине старикашку:

— Отлично придумано, Аникат.

Пираты, конечно, поддержали своего предводителя:

— Матросов и без него много!

— Пусть повар берёт мальчишку!

Кто-то деловито спросил:

— Обыскать лодку?

Едва сдерживая слёзы, я крикнул:

— Вот они, деньги! — И, сорвав с шеи мешочек, протянул его Сизому Носу. — Берите. Только не отдавайте меня в рабы вашему повару.

— Почему в рабы? — примирительно сказал Сизый Нос. — Ты будешь равноправным членом нашего товарищества, как и Аникат. Будешь при деле на кухне. Не даром же тебе есть наш хлеб. Слышал: матросов у нас много. Писцов и библиотекарей нам не надо… А ты заявил, что хочешь с нами остаться… Сколько тебе лет?

— Четырнадцать.

— Видишь: время игр прошло. Пора приниматься за работу.

Так вместо товарищества по поимке грифона я вошёл в компанию пиратов.

Одно — знать о чём-нибудь понаслышке, а другое — видеть собственными глазами. Прожив с пиратами год, я понял, что они совсем не те, какими рисовало их моё воображение. Раньше они представлялись мне отчаянными храбрецами, ежеминутно готовыми сложить свои головы ради славы. Теперь я убедился, что опасности в их жизни не больше, чем в жизни откупщика или купца, отправившегося за море ради наживы. Их старания избежать сражения внушали мне презрение. Даже от бури спешили они укрыться в защищённой гавани, которых было у них множество, особенно в Карии и Киликии[16]. А уж что касается военных кораблей, то, завидев какой-нибудь, мы сразу поворачивали нос в сторону. Впрочем, встречи эти были редки, потому что римский флот был слабее пиратского, — так по крайней мере утверждал глава нашей шайки Булл (он же — Сизый Нос).

Зато, преследуя беззащитное купеческое судно, отщепенцы, с которыми связала меня судьба и собственная глупость, готовы были совершить чудеса храбрости. А больше всего они любили, укрыв свой корабль среди скал, рыскать по побережью в поисках детей и женщин. Они ловили путников на дорогах, нападали на одиноких пастухов и угоняли их стада, а людей продавали перекупщикам на ближайшем рынке рабов.