Раб Сармы - Лорд Джеффри - Страница 41

«Пфира» — прекрасное судно, крепкое, отличной постройки. В ее трюме достаточно запасных парусов и весел, такелажа, оружия и вообще всего, что может понадобиться в длительном плавании. Это довольно странно, и я могу объяснить подобную щедрость только недосмотром людей Оттоса, которые отбирали корабли для морских игр. Впрочем, Пелопс утверждает, что эти придворные больше думали о развлечениях, чем о своих обязанностях.

Когда мы отошли достаточно далеко от берегов Сармы, я решил проверить, нет ли на борту спиртного. Обнаружив несколько бочонков капни, местного горячительного, я перенес их в свою каюту. С этим зельем мне приходилось иметь дело — оно немного походит на ром, хотя и не такое крепкое. Пелопс рассказывал мне, что напиток готовят из красных ягод, произрастающих в болотах Сармы. Лучше держать спиртное подальше от экипажа. Была у меня, правда, мысль выдавать людям по кружке капни в день, но я решил не связываться с этим делом. Все-таки здесь не Британский военно-морской флот!

Мы шли вдоль сармийского побережья на юг, изредка заглядывая в маленькие поселения, чтобы узнать новости. После морских игр, когда Черный Оттос приказал долго жить и флаги разнесли сообщение об этом по всей стране, Сарма восстала против Тиранны. Тайрина Пфира выслала флот, с мудрой предусмотрительностью решив нанести первый удар — до того, как сын Оттоса (как, черт возьми, его зовут?) придет в себя и соберется с силами. Что ж, пусть удача не покинет мою тайрину…

Несколько дней я потерял совершенно без пользы, обследуя судно и пытаясь решить несколько внезапно свалившихся на меня проблем. Одна из них заключалась в том, что у меня было слишком много людей. «Пфира» рассчитана на экипаж в двести человек, а на борту — четыреста, и все они — бывшие рабы. Есть только один выход — захватить второе судно. Я позвал Айксома — он, хвала Беку, быстро выздоравливает — и Пелопса и объяснил им ситуацию. Айксом только улыбнулся и заявил, что все очень просто — надо взять на абордаж какого-нибудь торговца и перевести на него часть экипажа. Думаю, он прав. Пелопсу, однако, это не понравилось, и он пустился в длинные размышления о том, что пиратство — безнравственное занятие. Я заверил его, что мы не собираемся никого убивать, и велел ему заткнуться. Пелопс вспыхнул и положил руку на эфес меча. Малыш теперь стал совсем другим; настоящий мужчина, только уж слишком вспыльчив. Кроме того, он постоянно драит свой клинок, совершенно запустив все прочие дела, и ведет себя так заносчиво, словно судно принадлежит ему. Чувствую, рано или поздно придется приложить руки и сбить с него спесь.

Голова больше не болит. Может, действительно простая мигрень?

"Примечание Акнира, переводчика.

Этот отрывок вполне ясен, если не считать упоминаний о некоем Лейтоне, его компьютере и Британском флоте. Возможно, Лейтон являлся божеством, объектом поклонения Блейда, а «компьютер» — священным предметом? Что касается Британского флота, то из контекста ясно, что флот сей принадлежит Британии — стране, из которой, скорее всего, прибыл Блейд. Но подобного государства в нашем мире не было в древности и нет сейчас.

С одной стороны, это ставит под сомнение реальность самого Ричарда Блейда; с другой — он пишет о Пфире, Великой Государыне, являющейся исторической личностью! Именно в период ее правления сармийская армия разгромила Тиранну, и обе страны были объединены в огромную империю. Более того, судно Блейда названо именем Великой Тайрины!

Смесь достоверных фактов и вымысла… Что еще я могу сказать по этому поводу?"

Сегодня случилось еще одно событие — я словно прозрел. Удивительно, каким слепцом может быть человек! Как долго я не замечал очевидного!

Рений! Горы рения! Если я вернусь домой живым, лорд Лейтон будет вынужден всерьез взяться за телепортатор, дабы Англия опять заняла достойное место среди великих держав! Сармийским рением можно завалить всю Землю, и еще останется для Марса и Венеры. Другое дело, сумею ли я снова попасть сюда?

К сожалению, его светлость еще не решил проблему транспортировки минеральных богатств из других измерений, хотя держать пари по этому поводу я бы не рискнул… Вряд ли стоит касаться этой темы на страницах моего дневника, я совсем не хочу, чтобы будущие поколения сармийцев сочли меня заурядным грабителем, который примеривается к их сокровищам. Впрочем, Пелопс клянется, что никто — абсолютно никто! — не сможет понять мой сармийский. Сам он попробовал, долго мучился над одной страницей и в конце концов так зашелся от смеха, что я был вынужден вытолкать его из каюты.

Но вернемся к рению, этому драгоценному серебристому металлу. Связанная с ним история началась с Шефрона. Этот бывший ассенизатор сармакидского цирка по-прежнему неразговорчив и мрачен, но надо отдать должное — он прекрасный барабанщик, знает, как обращаться с людьми, и умеет выжать из гребцов пот не прибегая к плетке. Это очень важно, так как на судне все по очереди садятся на весла — кроме меня, Пелопса и Айксома.

Пелопс, который считает себя великим целителем, пытался лечить язвы на коленях Шефрона какой-то мазью, которую он нашел на борту. Это не помогло, но Пелопс выяснил, что Шефрон постоянно таскает с собой несколько кусочков метитовой руды.

— Они — мой талисман, — объяснил барабанщик, — и напоминают мне о днях, которые я провел в шахте. Когда мне плохо, я достаю эти камешки, гляжу на них и думаю, что все могло обернуться гораздо хуже.

Я сначала не обратил внимания на россказни Пелопса, но ему показалось, что руда как-то связана с незаживающими язвами Шефрона. Барабанщик, однако, не захотел расстаться со своей минералогической коллекцией, и тогда Пелопс притащил его ко мне.

— Я хочу выбросить эти камешки за борт, сьон, но этот дурень не отдает их, — заявил наш лекарь. — Он носит их давно, еще с тех пор, как попал в шахту, и я уверен, что именно они не дают зарубцеваться язвам. Меня он не слушает — может, ты прикажешь ему?

Мне не хотелось глядеть на угрюмую физиономию Шефрона, ни, тем более, на его язвы, и я решил покончить с этим делом побыстрее. Шефрон мог бы стать приятным парнем, если б научился улыбаться, но он, похоже, забыл, как это делается.

— Дай-ка мне посмотреть твои сувениры, — велел я.

Он недовольно заворчал, но повиновался. Я поднес к глазам невзрачный камешек и стал рассматривать его.

Странный минерал! Образец был небольшим, величиной с мизинец. Мягкий, довольно тяжелый, свинцово-серого цвета с синеватым оттенком. Я сжал камень в ладони, почти не думая о нем, и перевел взгляд на стоявшего рядом Шефрона. В голове у меня мелькали некие цифры — что-то о химическом составе человеческого тела и о том, насколько ничтожна ценность этого сырья. Кажется, мне припомнилась статья в популярном американском журнале… Я даже смог бы привести точные цифры — стоимость составляющих нашу плоть химических элементов, которая с 1936 года повысилась в три с половиной раза, с 98 центов до 3 долларов 50 центов в настоящее время. Углерод, кислород, кальций, азот, фосфор, даже немного золота и серебра — и всего этого меньше чем на четыре доллара! Я смотрел на тощего Шефрона и думал, что в этой шкале за него не взять и шиллинга.

Главное все-таки заключалось в том, что эти воспоминания натолкнули меня на мысли о минералах, и я опять стал внимательно разглядывать амулет барабанщика. Что-то зашевелилось у меня в голове, какие-то смутные ассоциации, но ничего конкретного я припомнить не смог.

Я бросил камень в койку и сказал Шефрону, что разберусь с ним попозже, когда как следует изучу этот минерал. Барабанщик сделался еще угрюмее, однако поклонился и ушел. Затем мне пришлось выслушивать очередную нотацию Пелопса.

— Если ты будешь держать камень при себе, сьон, то заболеешь и покроешься язвами. Я в этом уверен! Погляди, он мягкий, словно олово, и от него летит ядовитая пыль. Надо бы выкинуть его. Я долго думал…