Пустоцветы Меотиды - Лорд Джеффри - Страница 19

Вспомнив об этом, Блейд окончательно пришел в себя, вернув способность к здравому рассуждению. С чего он так завелся? Вот был первый вопрос, заданный им. В конце концов, подобные нравы существовали и на Земле, и дело шло к тому, что в ряде стран, наиболее свободомыслящих, скоро начнут регистрировать браки между мужчинами — или женщинами, если угодно. Блейд знал, что долгое время такие необычные сексуальные склонности рассматривались как болезнь, но в результате новейших исследований медиков, психологов и социологов это мнение изменилось.

Как было установлено, граница между полами не являлась жесткой. Природа вообще не терпит жесткой детерминации типа «да-нет»; лишь человек вносит в свои несовершенные творения бинарную логику вычислительной машины. Диод открыт или закрыт, устройство работает или нет, жизнь-смерть, болезньздоровье, черное-белое… Живую материю, однако, не удавалось втиснуть в прокрустово ложе таких соотношений; с живым, особенно — с человеком, наиболее сложной из существующих естественных систем, — дело обстояло не так просто.

Спектр человеческих конституций и психологических особенностей был невообразимо широк. В этом океане из миллиардов живых особей, тысяч рас, народов, племен, языков можно было найти что угодно: двуполых гермафродитов, сросшихся сиамских близнецов, телепатов и пирокинетиков, карликов и гигантов, белых, черных, желтых, красных и синих в крапинку… На фоне такого разнообразия мужеподобные женщины и женоподобные мужчины не являлись чем-то исключительным. В силу определенных психофизических особенностей их сексуальные устремления были направлены на лиц своего пола, и они без особых трудов находили партнеров. Более того, многие вполне нормальные люди, попав в необычные или безвыходные обстоятельства, следовали их примеру; Блейд вполне представлял, что творится в женских тюрьмах и в небольших воинских гарнизонах в отдаленных местностях.

Правда, в данном случае речь шла о целой стране. — С другой стороны, это была не Земля, другой мир, иная реальность, и подходить к ней с привычными мерками значило ошибиться. Однако и на Земле в древности существовали страны, где подобная практика не вызывала неприязни. Скажем, античная Греция… Блейд напряг память. Что говорили по такому поводу эллины? Любовь мальчиков — для философов, любовь женщин — для прочих смертных…

Да, именно так! И нечего приходить в ярость из-за этого! Уже ясно, что он не сможет взять домой из Меотиды ничего, кроме сомнительных нравов, прекрасно известных на Земле. Почему же он так взволнован, так возмущен?

Внезапно Блейд понял, в чем дело. Причина была чисто личной, все дело коренилось в нем самом, и никакие холодные рассуждения о широчайшем диапазоне человеческих склонностей, никакие исторические параллели не помогли бы ему совладать с чувством подспудного омерзения. Проблема заключалась в том, что он сам находился на границе этого диапазона; он был концентратом понятия мужественности, и его обостренное мужское эго не могло примириться с очевидным. Положим, еще лесбиянки… Бог с ними, в Меотиде, в конце концов, существовали девушки-рабыни, вполне нормальные во всех отношениях! Но то, что его самого, Ричарда Блейда, пытались склонить к содомскому греху, было невыносимо! Это требовало возмездия — немедленного и страшного, как Божий гнев, обрушившийся некогда на нечестивые Содом и Гоморру!

Скрипнув зубами, Блейд был вынужден признать, что до грозного Саваофа ему далеко, и никаких немедленных действий он предпринять не в состоянии. Нужно время, терпение, настойчивость, удачно сложившиеся обстоятельства… тысяча и один фактор, которых заранее не предусмотришь. Только тогда, силой или словом, он сумеет обратить Меотиду на путь истины, вычистив эту конюшню от навоза заветов, записанных в древних книгах Сата! Существовала, конечно, и проблема времени. Лейтон послал его сюда не на десятилетия; месяц-другой

— вот весь срок, отпущенный на такую титаническую работу.

Но было кое-что, что он мог совершить в самом ближайшем будущем. И Блейд поклялся, что выполнит это, невзирая на последствия.

* * *

На следующий день он был, как всегда, спокоен, ровен и невозмутим. Прошли утренние занятия, миновал обед; затем Блейд совершил конную прогулку по живописным окрестностям, плотно поужинал и посетил юного принца, заодно наведя коекакие справки у амазонок, что несли охрану в покоях Тархиона. Как он и предполагал, Гралия сегодня должна была патрулировать внешнюю открытую галерею, тянувшуюся вдоль всего фасада апартаментов принца. Туда, кстати, выходило и окно его комнаты, которое он предусмотрительно оставил открытым.

Блейд прилег на постель не раздеваясь, лишь сбросив сандалии; он положил себе проснуться через три часа. Его внутренний хронометр сработал точно, и когда он снова раскрыл глаза, уже наступила глухая ночь. Он запалил тонкую свечу, поставил се на столик рядом с ложем, потом бесшумно выпрыгнул в окно и направился вдоль галереи. Было довольно темно; в слабом свете нарождающейся луны разведчик едва мог различить тянувшуюся по правую руку стену огромного здания с широкими окнами, а слева — массивные цилиндрические колонны, будто выраставшие из невысокого мраморного парапета. За ними лежал притихший сад, и там, под деревьями, царил уже абсолютный мрак. Блейд, босой, с гривой черных волос, разметавшихся по плечам, неторопливо шествовал к дальнему концу галереи, где мерцали огоньки двух факелов.

Хотя он не имел намерения прятаться, его движения напоминали повадку вышедшего на охоту тигра. Он и в самом деле собирался поохотиться — со всем профессиональным искусством, которое принесен долгие годы работы в МИ6. Дичь следовало обмануть, изловить и принести в свое логово; всю эту программу он собирался выполнить от начала до конца.

До конца длинной галереи, где стоял пост охраны, четыре амазонки в полном вооружении, оставался десяток ярдов. Шлемы девушек были составлены в ряд на парапете, и Блейд уже видел каштановый блеск волос Гралии — свет факела падал как раз на ее головку. Немного подождав, он кашлянул и выступил из темноты.

— Блейд?

Все охранницы принца знали его хорошо. Мечи не покинули ножен, только взметнулись белые плащи, когда девушки повернули лица к высокой фигуре, возникшей на грани света и тьмы.

— Что ты здесь делаешь? — Гралия чуть заметно улыбнулась ему. — Вышел прогуляться по ночному парку?

Разведчик отрицательно покачал головой.

— Нет, что-то со старым Лартаком. Похоже, ему нужна помощь.

— Помощь? Что с ним? Он заболел?

— Не знаю. Меня разбудил его раб. Сказал, что хозяин просит привести какую-нибудь девушку из охраны. Ну, я встал и отправился искать знакомых… тебя или моих учениц. Не вызывать же стражу из покоев самого принца…

С деланным недоумением Блейд развел руками. Он мог придумать еще десяток причин, чтобы увести Гравию от подруг, но ссылка на Лартака выглядела самой надежной — в случае неприятностей старик мог бы прикрыть его.

Девушка колебалась. В определенном смысле, пост у галереи, как и добрая половина других постов, являлся чисто символическим, так что она могла спокойно прогуляться до башенки мудреца. Ночные дежурства были скучными и томительными, ибо в ближайшие сто лет рабы в Меотиде не собирались бунтовать, а разбойных банд, как и одиночных гангстеров, тут просто не водилось. Северные племена трепетали при одном виде пограничных столбов на склонах Хребта Варваров, и в меотских хрониках давно не отмечалось случаев насильственного свержения монарха.

Наконец любопытство пересилило, и Гралия кивнула головой.

— Ладно! Пойдем узнаем, что нужно мудрейшему. Возможно, проткнуть дротиком мышь, которая грызет его книги? Но с этим ты и, сам справился бы,

— она окинула взглядом могучую фигуру Блейда.

— Может быть, Лартаку надоело любоваться на угрюмые физиономии своих рабов, и он хочет поглядеть на симпатичное женское личико? — предположил разведчик. Они с девушкой уже шли по галерее.

— Прямо сейчас? Ночью?