Взгляни на небо - Дворкин Илья Львович - Страница 11

Вот этой последней фразы ему говорить не стоило. Володька разозлился.

— Видали мы вчера, как ты его жалел. В четыре пальца. Вот ты, оказывается, какой!

— Какой?

— А такой, — Володька пошевелил пальцами, — такой… извилистый человек.

— Ладно. Хватит, — вмешался Таир. — От дальнейшей жеребьевки мы тебя, Родька, отстраняем.

Таир взял две спички, отломал у одной кусочек, зажал в кулаке.

— Тяни, Володька, — сказал он.

Володька потащил и вынул коротенькую спичку. Он поглядел на Таира, смущенно пожал плечами.

— Все честно, — сказал Таир. — Значит, ты сегодня выходишь на арену.

— Везет же некоторым, — пробормотал Родька.

— Не надо было жульничать, — отрезал Таир. Вечером цирк был снова переполнен. Мальчишки сидели на том же месте, что и вчера, но почти не видели представления. Они ерзали от нетерпения, они ждали выхода клоуна с ишачком.

За полчаса до этого коронного номера Таир вскочил, пробрался к выходу и выскользнул из цирка.

Володька изо всех сил сжимал кулаки, его колотила нервная дрожь.

«Успеет или не успеет? Успеет или не успеет?» — беззвучно шептал он.

— Успеет! Должен успеть! — подбадривал его Родька. Вот окончился предпоследний номер, вот сейчас выйдет клоун…

«Не успеет!» — прошептал Володька, и в это время запыхавшийся Таир плюхнулся рядом.

— В порядке! — выдохнул он.

Володька вымученно улыбнулся и еще сильнее сжал кулаки, ногти впились в ладони.

— Боишься? — спросил Таир.

— А ты думал! Вот сколько народу — и все глядеть будут, — честно ответил Володька.

— Давай я выйду, если дрейфишь, — предложил Родька.

— Еще чего! Волнуюсь я, понял?

— Ты только не тяни! А то выскочит какой-нибудь чудик и все испортит, — прошептал Таир.

Вышел клоун, втащил за собой упирающегося ишачка, поправил ему залихватскую соломенную шляпу, вынул будильник, коробку конфет и прокричал слово в слово то же самое, что и вчера.

Ряду этак в десятом поднялся здоровенный парень, стал пробираться к манежу.

Володька испуганно вскочил, и ноги сами собой вынесли его на арену.

Он даже не предполагал, как это страшно — очутиться одному в освещенном круге. Лиц зрителей не видно, и кажется, там, в темноте, шевелится кто-то огромный, глазастый, а ты будто голый стоишь перед сотнями глаз.

— Вот смелый молодой человек! Вот отважный джигит! — закричал клоун. — Прошу садиться! Самый смирный из ослов ждет вас! Минута! Всего одна минута — и конфеты ваши.

Володька напряженно вглядывался в ряды зрителей. Где-то там сидели Таир и Родька, Ленка Бородулина, Мамед по прозвищу Очевидец и еще десятки знакомых людей. Но прожектора ослепляли, и Володька никого не увидел.

Клоун потянул его за рукав.

— Давай, давай, мальчик, не бойся, — прошептал он, а вслух закричал: — Смертельный номер! Джигитовка на осле. Маэстро!

Он протянул руки к оркестру, и там сухо и тревожно затрещал барабан.

Медленно, как в тягучем, вязком сне, Володька подошел к ишачку, неуклюже взгромоздился на него и почувствовал, что тот дрожит. Ослик тоже нервничал и боялся.

Как сквозь вату доносился голос клоуна:

— Тридцать секунд!.. Сорок!.. Ой, пропали мои конфеты! Пятьдесят! Ой, моя голова! Пятьдесят пять!

Ослик стоял неподвижно и мелко кивал головой. Клоун запнулся, с изумлением уставился на Володьку.

— Пятьдесят шесть! — завопил кто-то, и Володька узнал Родькин голос.

— Пятьдесят семь, — машинально продолжил клоун.

— Пятьдесят восемь! — надрывался Родька.

— Минута… — растерянно и негромко пробормотал клоун.

Но в цирке стояла такая тишина, что все услышали.

— Ну и дела, — прошептал клоун, и Володьке стало вдруг жаль его.

Но, видно, клоун был не только отличным артистом, но и настоящим мужчиной. Он взял себя в руки, и голос его прозвучал весело и звонко:

— Гр-р-рандиозно! Этот мальчик прирожденный дрессировщик! Уж если он мог укротить этого серого лопоухого хищника, ему никакие львы и крокодилы не страшны!!!

Зрители добродушно посмеивались. Володька слез с ослика. Клоун подошел и протянул коробку конфет. Но Володька, неожиданно для зрителей, да и для себя тоже, попятился и спрятал руки за спину.

— Бери, бери, разбойник, — тихо проговорил клоун, — ишь чудо-юдо! Заболел, наверное, мой серый.

Клоун шутливо замахнулся на Володьку.

Очевидно, издали его раскрашенное лицо казалось веселым, но Володька видел, что глаза клоуна были печальны и озабочены. Он почти насильно сунул коробку Володьке и поволок ослика за кулисы.

Представление окончилось.

Таир и Родька шумно веселились, какие-то незнакомые люди поздравляли Володьку, хлопали его по плечам, но он молча и сосредоточенно пробирался к выходу.

— Ты чего? — спросил тревожно Таир.

— Ничего. Конфеты надо отдать. Это нечестно. Клоун думает, что осел заболел. Он тревожится. Сейчас пойду и отдам.

— Сдурел! — возмутился Родька.

— Сам сдурел, — огрызнулся Володька.

Они уже вышли из шатра шапито, когда услыхали пронзительные вопли. Двое мальчишек, сцепившись, катались на земле.

Один из них был в знакомом джинсовом костюме с фальшивыми латками, а второй… Вторым был тот самый щекастый пижон, над которым мальчишки подшутили на пляже.

Он оседлал обладателя роскошного костюма, тряс его и вопил:

— Отдай, отдай! Вор! Ворюга! Это мой! Мой костюм!

И по щекам его текли слезы, а лицо было перекошено от злости.

— Псих сумасшедший! — отбивался оседланный мальчишка. — Слезь с меня немедленно! Я тебе дам за «ворюгу»! Ненормальный!

Раздвинув толпу, появился милиционер, легко приподнял мальчишек за шиворот, встряхнул и поставил на ноги.

— Хулиганите? — деловито спросил он. — Вы что это тут за цирк после цирка устроили?

Черноволосый мальчишка попытался объяснить:

— Вот этот сумасшедший, первый раз его вижу, набросился сзади ни за что ни про что!

— Ах, ни за что! Ни про что! — взревел щекастый. — Это чей костюм? — Он ткнул пальцем в грудь противника.

— Как чей? Мой!

— Нет, мой! Ты его украл! На пляже украл, пока я плавал!

Черноволосый так рванулся к обидчику, что милиционер с трудом удержал его.

— Слыхали?! Я же говорил — ненормальный он!

— Ладно, — сказал милиционер, — разберемся. Пошли.

И повел мальчишек в милицию. Володька и Таир растерянно переглянулись, поискали глазами Родьку. Но Родька исчез.

— Да-а! — протянул Таир. — Не нравится мне все это. Очень не нравится. Надо срочно найти Родьку, пусть объяснит.

— Ладно, никуда Родька не денется, — завтра в школе поговорим. Тут какая-то ошибка или…

— Вот именно — или, — мрачно проворчал Таир.

— Нет, Таирка, быть такого не может. Я знаю, о чем ты думаешь. Не верю. Пойдем скорее, клоуна повидаем! А с Родькой потом.

Таир и Володька шагнули в сторону от ярко освещенного входа в цирк и сразу окунулись в непроглядную темень. Только тускло светились слабые лампочки над крылечками домиков-вагончиков. Мальчики осторожно подошли к одному из них и увидели клоуна. Он стоял рядом с осликом, гладил его, целовал теплую замшевую морду и горестно бормотал:

— Ну, что же ты, Сережа, Серенький мой! Заболел? Что же с тобой случилось, милый? Эх, такой номер пропал! Столько мы с тобой работали, и все прахом. Заболел ты, бедняга!

— Да не заболел он, не беспокойтесь, — проговорил Володька и шагнул из темноты в желтый круг света.

— А, это ты, джигит? — вяло удивился клоун. — Вкусные конфеты?

— Не знаю, не пробовал, — ответил Володька. — Я их обратно принес.

— Нет уж! Заработал честно — ешь! Просто Серый заболел!

— Никакой это не Серый! И заработал я нечестно. Этого осла Чако зовут! — закричал Володька.

— И-а! И-а! — трубно подтвердил Чако.

И тут же из темноты, будто эхо, раздалось:

— И-а! И-а! И-а!

И появился Таир. За ним бодро трусил артист Сережа, Серенький, двойник ишачка-трудяги Чако.

Ослики стали рядом, Володька снял с Чако соломенную шляпу, а клоун зажмурился и яростно затряс головой.