Я – первый - Зверев Сергей Иванович - Страница 23

Понимание опасности добавило в организм адреналина, и я вел бой предельно внимательно, иногда и забывая о том, где нахожусь. Мой противник был тяжелее меня килограммов на десять, и я давно уже возблагодарил бога, что чеченец не борется со с мной, а только боксирует. Иначе он бы меня просто поломал.

К тому же Бекхан не экономил силы, вкладывая в удары вес всего тела, и, по моему мнению, излишне крупные мышцы лишали его стремительности и подвижности. Он тяжело разворачивался и замахивался. Я предугадывал его намерения и уходил от его слишком заметных, во всяком случае для меня, ударов. Боксер смотрит всегда сопернику в глаза, а по ним всегда можно легко прочитать действия бойца. И к тому же чеченец был азартен, он не контролировал свои эмоции, что также весьма помогало мне в этой схватке. Один раз я удачно подсел под его бьющую руку, разогнулся и снизу впечатал кулак прямо ему в нос. Мое левое плечо содрогнулось от отдачи удара. Бекхан отскочил назад, и его лицо сразу же залило кровью. Он смачно отхаркнул кровавый сгусток прямо себе под ноги. Я остановился и опустил руки. Охранники громко, тревожно загалдели.

Чеченец резким выкриком остановил их болтовню и повернулся ко мне:

– Все нормально! Работаем дальше!

Я отрицательно помотал головой.

– При такой травме бой останавливают, – хрипло, выталкивая слова из сухого горла, проговорил я. Эта недолгая схватка уже утомила меня, тем более что я долго не тренировался. Когда бой ведется на пределе сил, именно так все и происходит. – У тебя все перчатки в крови. Нос слабый, надо укреплять его…

К чеченцу уже спешил охранник с бинтом в руках. Бекхан поднял руки в перчатках, посмотрел на них, затем с ненавистью глянул на меня и, сев на песок, запрокинул голову.

Охранник торопливо вытирал ему лицо, смачивая бинт в принесенной кем-то воде из речки. Остальные чеченцы сошлись за спиной Бекхана и о чем-то тихо переговаривались, поглядывая на меня.

Через минут двадцать кровь удалось остановить. Я уже снял перчатки и умылся в воде до пояса.

После короткого, но бурного спора со своими на чеченском языке мрачный Бекхан подошел ко мне.

– Действительно, на сегодня хватит, – проговорил он и осторожно дотронулся кожаной перчаткой до распухшего мокрого носа. – Мне еще на турнире выступать, надо избегать травм. Только осталась одна вещь, и ее необходимо сделать…

Я почувствовал, как крепкие руки тотчас же сжали мои плечи с двух сторон так, что я и не смог пошевелиться.

– Стой спокойно! – резко и повелительно прямо в ухо сказал мне голос с акцентом.

– Когда я приду домой, отец спросит у меня, почему у меня разбит нос, а у моего противника – нет. Так что… – проговорил Бекхан.

Глаза чеченца напряглись, а челюсти сжались.

Да, я видел этот удар. Видел, как он замахнулся. Видел, как его кулак приближается к моей голове. Но меня крепко держали за волосы, и я только крепко стиснул зубы, чтобы Бекхан не выбил мне челюсть.

Вот кулак заслонил солнце, и в голове гулко, разбрасывая во все стороны сверкающие искры, будто разорвался небольшой снаряд. Затем еще один. Я почувствовал, как плавно качнулась земля под ногами. Потом меня отпустили, и я провалился в мгновенно возникшую темноту.

Очнулся я от того, что Артур лил мне воду на затылок. Я стоял на коленях и упирался руками в песок. Я помотал головой, стряхивая воду с волос, и распрямил шею.

– Время! – издевательски выкрикнул кто-то. – Конец раунда…

Бекхан отступил на шаг, внимательно посмотрел на меня, затем зубами разорвал липучки на перчатках, стянул их с потных рук, бросил на песок и произнес:

– Завтра займемся делом по-настоящему, без дураков. Подготовлены вы хорошо, я не ожидал. Завтра будем работать серьезно. А сейчас немного бега, пресс и растяжка. Хотите, бегите со мной, хотите – нет.

Я сплюнул кровь с разбитой губы, тяжело с помощью Артура поднялся и побрел к воде.

Так прошло около двух недель. Счет дням я не вел, зачем, все равно это время можно смело считать упущенным в своей жизни, и начинать новый отрезок можно было после того, как мы вырвемся отсюда. «Или после того, как нас убьют», – поймав себя на этой мысли, я усмехнулся. Все в этом мире относительно.

Хотя, поразмыслив, я вынужден был признать, что мое самочувствие явно улучшилось от этих занятий. Мне было всего двадцать девять лет, и организм легко оживил забытую мышечную память. Даже, по-моему, я слегка прибавил в весе. Кормили нас два раза в день, но очень сытно. Если бы не наше положение пленников, с которыми могут сделать все, что угодно, в зависимости от настроения хозяина, то можно было считать, что мы находимся на спортивных сборах. Ни алкоголя, ни женщин, полное отсутствие табака (Бекхан запретил охранникам угощать меня сигаретами, и моя ненависть к нему неизмеримо выросла, приняв ослепляющие, чудовищные размеры), регулярные тренировки и ничем не прерываемый сон позволили быстро войти в хорошую физическую форму.

Ахмат выкопал колодец и теперь бетонировал его.

Каждый вечер мы, склонив головы к друг другу, жарким шепотом обсуждали планы побега. Но каждый раз, увлекаясь, мы замолкали, взглянув на Ахмата.

Единственным шансом уйти для нас были занятия с Бекханом. На них можно было что-то придумать, ведь из подвала не убежишь. Артур уже с десяток раз обследовал его и пришел к выводу, что дверь не выломаешь, да и нечем. Но вот Ахмат… как его оставишь здесь со спокойной совестью? И мы снова усиленно ломали головы, постепенно приходя к выводу, что втроем нам отсюда не выбраться. Ахмат, который сначала с большой горячностью обсуждал все мыслимые и немыслимые варианты побега, мрачнел на глазах. Конечно, он понимал ситуацию. Мы избегали смотреть ему в глаза.

Вернувшись после очередной вечерней тренировки «домой», мы застали его сидящим без движения на топчане. Он безучастно смотрел в одну точку.

– Эй, Ахмат, как ты сегодня?

Он молчал. Мы с Артуром переглянулись. Естественно, что настроение было подавленное у всех, хотя мы старались держаться бодро и в глубине души надеялись на удачу. Если один из нас падал духом, то остальные обязательно пытались подбодрить его и вдохнуть уверенность.

– Ахмат, ты чего? Да скажи, в чем дело? – произнес Артур, усаживаясь с ним рядом.

Чеченец повернул голову и безжизненным голосом проговорил:

– Когда я закончу колодец, меня продадут…

– Кому? – одновременно выдохнули мы.

– Я не знаю. Сегодня я слышал разговор. Кто-то пришел к Джамалдину и просил продать меня.

– А что Джамалдин?

– Он сначала отнекивался, а потом ему тот человек сказал, что его брата убили в УБОПе, и я ему нужен, чтобы отомстить. Джамалдин подумал и сказал, что я сейчас у него работаю, вот закончу колодец, и он меня отдаст даром.

Эта новость не была самой лучшей за этот день. Мы молча улеглись на свои постели. Никто ничего не говорил. Что ждало Ахмата, когда он попадет к этому человеку, понимали все. Хоть мы и намотались сегодня, сна не было до утра.

На утренней тренировке, кроме привычных охранников, присутствовал еще один человек. Ему было около сорока лет, и у него было плотное телосложение бывшего спортсмена. Сразу стало заметно, что Бекхан уважает его и слушается. Кто это и для чего он здесь, мы, конечно, не спрашивали.

После разминки этот чеченец в черной дорогой майке, на которой по-английски было написано: «Ичкерия», тщательно закрепил на руках Бекхана маленькие боевые накладки (обычно мы боксировали в перчатках, а боролись без них) и сказал, обращаясь к нам:

– Теперь давайте пробуйте в этом. В таких же Бекхан будет выступать. И смотрите, осторожнее, свиньи, не дай Аллах, покалечите мне парня, я вас живьем на костре поджарю!

Бекхан улыбнулся и что-то начал говорить ему, но тот резко оборвал молодого чеченца и показал рукой перед собой, определяя место схватки.

– Давайте начинайте! – приказал он и кивнул на Артура.

«Тренер, что ли…» – с тревогой подумал я.