Отзвуки серебряного ветра. Мы – есть! Честь - Эльтеррус Иар - Страница 12

– Клянусь тебе, Лар даль Далливан, что я, Николай Александрович Шаронский, не посрамлю твоей памяти! – слова клятвы сорвались с губ сами по себе, никто не сказал ни слова, даже красные, хотя один из них довольно отчетливо фыркнул.

Губы дварх-полковника дернулись, он шагнул вперед и обнял Николая. Потом отступил на шаг и скрипнул зубами.

– Эх, Лар, Лар… – очень тихо сказал он. – Шебутное твое высочество… Говорил тебе, дураку молодому – уходи, пока не поздно, не лезь к центральным отсекам…

– Высочество? – удивленно переспросил Ненашев.

– Однажды в одном королевстве у короля родился сын, – скользнула по губам дварх-полковника грустная улыбка. – Вот только вырос он совсем не похожим на других принцев, и плевать хотел на власть. Ему нужна была только его гитара и слушатели, поскольку Создатель наградил Его королевское высочество божественным голосом. Принц с удовольствием отказался бы от власти, но по законам того королевства корона могла перейти к кому-нибудь только после смерти законного наследника. Король был уже стар, а кузен принца жаждал власти больше жизни. Думаю, всем понятно, что произошло дальше. Окруженному в старой башне принцу с оставшимися в живых двумя друзьями повезло, что в этот момент орден начал Поиск в его мире. Так Лар даль Далливан и стал аарн.

– Да… – протянул Николай и по-новому взглянул на меч. – А он ведь говорил, что в ордене есть бывшие принцы и бывшие рабы. Да только я тогда не понял, что он имел в виду…

– Вы сказали, что у вас коммунизм! – выступил из группы красных болезненно худой человек в круглых очках. – А у вам тут принцы всякие…

– Не коммунизм, – повернулся к нему дварх-полковник, – а некоторые его принципы. Например, каждому по потребностям, от каждого по способностям. Понятия денег, конечно, у нас не существует. Внутри ордена все бесплатно, а каждый из нас всегда отдает свои силы ради остальных.

Потом аарн посмотрел на ошеломленных его словами белых офицеров.

– И вы не удивляйтесь, господа, – понимающе улыбнулся он. – Наше общество настолько не похоже на другие, что понять его вы сможете только изнутри. К тому же подумайте, если человек получает блага только за деньги, то его начинает снедать корысть. Не каждого, конечно, но все-таки. А там, где есть корысть, рождаются подлость, жестокость и все остальное. Потому к нам попадают только люди, которые чище других, мы не можем позволить себе принимать желающих зла.

– Какие-то глупые интеллигентские измышления! – брезгливо бросил худой комиссар.

– Да? – приподнял брови дварх-полковник. – Тогда почему вы отказывались участвовать в расстрелах? Вас самого за это едва к стенке не поставили, но вы все равно не согласились.

– Да… – покраснел комиссар. – Не знаю… Неправильно это – стрелять в безоружных людей! Пусть они хоть сто раз враги, все равно неправильно! Не мог я, чувствовал, что перестану человеком быть, понимаете? Хоть оно и буржуйское чистоплюйство… А!

Он досадливо махнул рукой и покраснел еще сильнее. Дварх-полковник понимающе улыбнулся. Николай с удивлением переглянулся с Виктором Петровичем, вот уж не думал, что среди красных могут оказаться такие люди. Такому человеку, несмотря на то, что он красный, враг, не грех и руку пожать.

Штабс-капитан Ненашев внимательно присмотрелся к худому комиссару, чем-то тот был знаком, кого-то смутно напоминал. Стоп, да это же один из тех троих, кого он отпустил в прошлом декабре. Отпустил, если честно, по той самой причине, по которой сам красный не мог расстреливать. Да, это точно он, хотя узнать парня в форме ордена было затруднительно.

– Значит, добрались тогда до своих? – спросил он, подойдя ближе. – И как, интересно, вы через наши позиции перебрались?

Комиссар настороженно всмотрелся в его лицо и, кажется, тоже узнал.

– Штабс-капитан… – пробормотал он. – Свиделись снова, значит. А ты тогда так и не ответил, почему отпустил нас. Может, сейчас скажешь?

– А по той же причине, что вы расстреливать не могли, – ответил контрразведчик. – Не хотел перестать себя человеком чувствовать.

– Вот видите, – вмешался в их разговор дварх-полковник. – У вас есть кое-что общее. И именно благодаря этим общим качествам вы оба и оказались у нас. Вот от вашего полкового комиссара, да и от большинства других, любой из нас шарахнулся бы с отвращением. Они просто палачи. Вы ведь замечали, что им нравится издеваться над беззащитными людьми?

– Замечал, – буркнул в ответ комиссар, скрипнув зубами. – Я потому и пошел с вами, что понимаю – где-то у нас что-то не так, не туда мы пошли!

Он с болью посмотрел на аарн.

– Но как правильно? – мрачно спросил он. – Я надеялся, что вы знаете… А у вас принцы.

– Если захотите, можете просмотреть исторические записи о других попытках построить коммунизм. Из них вы легко поймете, что ваши вожди наступают на те же грабли, на которые наступали их предшественники. Совершают те же ошибки. И потому ничего у них не выйдет.

– Да, – резко кивнул комиссар. – Я очень хочу увидеть эти ваши записи и понять в чем ошибка.

– Если коротко, – внимательно посмотрел на него аарн, – то в жестокости. Не построить ничего хорошего на боли и крови. Невозможно. Законы равновесия – а это законы природы – все вернут обратно. К тому же, у вас, как и у всех других, за стремящимися добиться справедливости стоят жаждущие власти любой ценой. Можете посмотреть собранные нами в России записи и документы, они не для вас готовились, а для наших социоматиков и социоинженеров. Эти документы четко показывают, кто на самом деле стоит за вами, красными. Кто вами воспользовался.

– Даже так? – закусил губу комиссар. – Тогда получается, что гражданская война затеяна, чтобы убрать тех, кто им мешал?

– Вы это поняли? – изумленно спросил дварх-полковник. – Очень рад, что вы сами это поняли…

– Давно подозреваю что-то в этом духе, слишком много ненужной жестокости.

– Значит, господин подполковник был прав, когда говорил, что нас с красными попросту стравили, как две стаи обозленных псов? – спросил Ненашев.

– Полностью прав, – согласился аарн. – Тем, кто хочет получить абсолютную, непререкаемую власть, всегда мешают честные и свободомыслящие люди. Вот они и воспользовались нарастающим недовольством народа в вашей стране, господин штабс-капитан. Часть лучших людей пошла в красные, часть в белые, и две эти группы вцепились друг другу в глотки.

– С этим можно что-нибудь сделать? Это можно как-то исправить?

– К сожалению, нет, – покачал головой дварх-полковник. – Люди вашей страны должны сами опомниться, навязанное со стороны ничего, кроме ненависти к навязавшим, не даст. Такие попытки с нашей стороны уже бывали, и они приводили к столь страшным социальным катастрофам, что ваша гражданская война по сравнению с ними – детские игрушки. Вы тоже, если хотите, можете посмотреть исторические записи, поговорить с социологами и социоматиками.

– Меня зовут Никита, – протянул комиссар руку контрразведчику.

– Мы тезки, – криво усмехнулся Ненашев, пожимая протянутую руку. – Если вы не против, комиссар, буду рад присоединиться к вам в изучении записей, о которых говорил господин дварх-полковник. Очень хочу понять, кто во всем этом кошмаре виноват.

Красный довольно долго смотрел ему в глаза, затем молча кивнул.

– Кстати, – продолжил контрразведчик, – вы на удивление правильно говорите. Вы где-то учились?

– Самоучка, – рассмеялся комиссар. – А точнее, ссыльные у нас в городке жили, они грамоте и обучили. Правильно говорить тоже. А потом книги и еще раз книги.

Николай смотрел на них и размышлял. Страшноватая истина открывалась, получается, что способные сдержать кошмар вместо того дрались друг с другом. А где-то там, далеко, звери в человечьем обличье дирижировали кровавой вакханалией. Что ж, черт с ними, придет время, и они за все заплатят. Бог, в конце концов, не слеп. А Николай отвоевался, хватит, теперь он в этом странном ордене, и ему очень хочется понять все, что пока понять не в состоянии.