Аттила - Лорд Джеффри - Страница 13

— Я никого резать не собираюсь, мне другое заказано, — строго сказал Блейд. — Оружие, однако, должно быть в порядке. За работу!

К обеду палатка была прибрана, прорехи заштопаны, клинки наточены. Получив и съев двойную порцию мяса, Блейд велел Джефу выдать всем по паре серебряных финареотских быков и отправил рыжего морехода, Шрама и Бороду повеселиться в город. Он и сам был бы не прочь пройтись с ними, но решил, что беседа с Ухом отлагательств не терпит.

Усадив подчиненного на топчан, Блейд начал прохаживаться от стены к стене, разглядывая квадратную физиономию кантийца. Тот выглядел хмурым; видно, предчувствовал неприятный разговор. Крепко сбитый, темноволосый и черноглазый, с типичным для жителя Канта орлиным, носом, он напоминал страннику римлянина, одного из тех легионеров, которые шли за Марием, Суллой, Цезарем, Помпеем и Крассом в горы Иберии и Персиды, в африканские пустыни, в дремучие леса Галлии и Британии. Пожалуй, решил Блейд, в этой аналогии больше смысла, чем кажется на первый взгляд; Великий Кант был Римом этого мира, империей, владевшей берегами Шер-да, Моря Заката, и стремившейся распространить свою власть до пределов восточного океана. Но все ли кантийцы желали этого? Всем ли им меч и война были дороже мотыги и мира? Такие вещи лучше выяснять не у властителей и не у людей толпы, которую они ведут за собой; полезнее поговорить с отщепенцем, с преступником, с диссидентом. Ухо, скорее всего, не являлся диссидентом, но уж преступником был точно.

— Слушай, парень, — закончив свое кружение, Блейд уселся на топчан напротив кантийца, — не нравится мне твое прозвище. Как тебя раньше звали? Когда оба уха были целыми?

Кантиец помрачнел.

— Я уже не вспоминаю о тех временах, десятник. Да и тебе какое дело?

— Хочу звать тебя по имени, как человека, не как скотину.

— А сам-то?

— Что — сам?

— Знаешь, что означает твоя кличка?

Теперь помрачнел Блейд.

— Не я себе ее придумал, и с шутником еще посчитаюсь! Не погляжу, что он децин!

Ухо хмыкнул.

— Сейчас, однако, речь не обо мне, — продолжал странник. — Должен же я тебя как-то называть.

— Так и зови; Ухо.

— Нет. Как было раньше?

— Макрон… Макрон Сирб…

— Из Всадников? Был офицером?

— Из Всадников!.. — голова кантийца качнулась. — Был офицером… сакором… Знаешь, что это такое?

Блейд кивнул. В свое время Марл Рилат прочитал ему целую лекцию насчет организации кантийского войска. Низовым подразделением являлся десяток под командой ссржанта-децина; пять десятков образовывали взвод-зиклу, которым командовал зиклан, младший офицер; воинская часть из трехсот бойцов называлась сакрой, и чин сакора соответствовал, следовательно, званию капитана. В текаду, полк или легион, входили четыре сакры, и это формирование являлась основной боевой единицей, из которого набирались корпуса-рангары, включавшие от шести до двенадцати тысяч человек. Каждым корпусом командовал генерал, подчинявшийся непосредственно своему спарпету-полководцу. Такое построение войсковых частей было принято везде -и в пехоте, и в кавалерии, и в особых рангарах Стражей Порядка, Крепкоруких и Огненосцев. Кантийские военачальники старались подогнать под этот образец даже вспомогательные отряды, набиравшиеся из числа варваров и союзников.

— Значит, ты был сакором и Всадником, — задумчиво повторил Блейд. -Наследственным?

— Да, десятник. Мой род сражается за империю триста лет, — в глазах Уха сверкнуло нечто похожее на гордость.

— Империи кто-то угрожает? Варвары? Другие страны?

— Нет. На западе захвачено все. Страны на южных берегах Шер-да недавно приведены к покорности и стали либо вассалами, либо союзниками — как и Финареот. На севере, за хребтом Риг Найл, мы разгромили кочевниковситалла и племенные союзы кланибойнов.

— Зачем же тогда воевать? — спросил Блейд. — Насколько я понимаю, Неван, Силангут и тем более Бартам не посягают на границы империи?

Ухо с удивлением взглянул на него.

— Странные вопросы ты задаешь, десятник! Может, ты явился из темного царства Кораны и ничего не знаешь о мирских делах? Или в твоих горах, в Кассне, никогда не слышали о Великом Канте? Но ты же наемник, и ты немолод… Где же ты сражался, в каких странах? О Канте известно повсюду…

— Я сражался против Канта, — сказал Блейд, немного подумав. — В Либонне, в тех самых странах на южном побережье Шер-да, о которых ты упоминал. Только не подумай, что я держу зло на кантийцев… Это было работой, Макрон. Южане платили мне, и я рубил и колол солдат Канта. Теперь платит Кант, и я готов рубить и колоть во славу императора… Не так ли? -он подмигнул Уху, но тот, словно не слыша собеседника, уставился в пол.

— Знаешь что, десятник, — буркнул наконец кантиец, — не называй меня Макроном. Я был лишен имени, рода и уха за бунт… за неповиновение приказу. Так что сакора Макрона Сирба больше не существует, и не стоит вспоминать о нем.

Блейд пожал плечами.

— Ладно, если ты так хочешь. Могу называть тебя Маком — это доброе каснитское имя… — он ухмыльнулся. — Сойдет?

— Сойдет.

— Ну, так скажи мне, Мак, за что же сражается империя? Зачем идти в поход, на восток и громить чужие земли, когда и своих достаточно? Кому это выгодно?

— Никто не помышляет о выгоде, десятник. Волей Великого Неба и владык из рода Фраллов мы должны покорить весь мир. Таково наше предназначение, понимаешь? Все, от западных пределов Шер-да до восточного океана, должно принадлежать Канту. Так считает Великий и Непобедимый, так думают его полководцы, офицеры и солдаты.

— А ты? Ты сам как полагаешь?

Щека у Мака дернулась.

— Так же, разумеется. Пусть я больше не сакор Макрон Сирб, но я остался кантийцем! Хотя со мной поступили не совсем справедливо… — его рука невольно потянулась к обрубку уха.

— Опасное это дело — завоевывать весь мир, — заметил странник. -Мир велик… Либо обескровишь свой народ в непрерывных войнах, либо наткнешься на того, кто посильнее…

— Не Бартам ли ты имеешь в виду? — прищурился кантиец.

— Может, и Бартам…

— Конечно, мы не много знаем о тех землях, — бывший Макрон Сирб покачал головой, — но вряд ли Бартам устоит перед нашими армиями. Видишь ли, мы воюем много лет и знаем толк в своем ремесле. Если ты сражался с Кантом на юге, десятник, то поймешь, о чем я говорю.

Блейд заметил, что новокрещеный Мак тщательно избегает называть его Ичем Блодамом. Подобный такт был достоин самой высокой оценки; вероятно, Макрон Сирб, лишенный рода и чести за какой-то проступок, научился хотя бы одному — не унижать других.

— Я хочу тебя расспросить еще кое о чем, — произнес он, резко меняя тему разговора. — Этот Рилат, децин, был щедр со мной, но поставил одно условие…

— Какое, десятник?

— Я должен тут кого-то вздуть. Только пока не знаю, кого и почему. Разве у децина не хватает власти, чтобы задать трепку непокорному?

Мак задумался, поглаживая бритый подбородок.

— Наверно, он имел в виду Шкуру… этот хаст всем портит кровь… А что до власти, то у децина ее не так уж и много. Гасильщики — особая рангара, не кантийская и не варварская, тут собраны мерзавцы из сорока племен, и пока они делают свою работу, их никто не трогает… У гасильщиков нет своих вождей, как, скажем, у альбагов или ситалла, но и кантийские офицеры здесь не столько командуют, сколько, присматривают. Стараются, чтобы солдаты не поубивали друг друга. А этот Шкура…

— Кто он такой? — прервал странник Мака.

— Десятник, как и ты… Набрал в свой отряд хастов поздоровее и заправляет чуть ли не всем лагерем. И прихлебателей у него хватает… этот Пинок, например. Будь уверен. Шкуре уже доложили, как ты нагнал страху на поваров. И про черпак тоже.

— Разве он сам не видел? Утром или во время обеда?

— Не думаю. Он больше ошивается в городе, денег у него хватает… многие наши платят, чтобы отвязаться.

— Хм-м… Значит, вечером он может пожаловать со своей бандой?

Мак-Ухо потер свои мозоли на нижней челюсти и устремил в потолок задумчивый взгляд.