С сердцем не в ладу - Буало-Нарсежак Пьер Том - Страница 29

— Шлюха! — пробормотал Лепра.

Дрожа от ярости, он как ни в чем не бывало занял свое место слева от нее. Она переходила от витрины к витрине, и от ее деланого спокойствия Лепра приходил в бешенство. Боже, как он сейчас понимал Фожера! Наверняка она с ним проделывала то же самое. Или пыталась, во всяком случае… Но Фожер был сделан из другого теста!

На террасе «Фуке» какой-то мужчина встал при их приближении и помахал Еве.

— А, Патрик… Как я рада тебя видеть!

Мужчина поклонился Лепра. Ева бросила небрежно:

— Жан Лепра, мой пианист. — Потом добавила со светской улыбкой: — Не ждите меня, Жан… Я вернусь поздно.

И она осталась с этим Патриком, который, казалось, был весьма тронут и взволнован. Лепра захотелось наброситься на него, он представил себе, как обратятся на них взгляды всех присутствующих. Закурил. Сколько раз он вот так закуривал, чтобы скрыть растерянность, робость! Он пошел дальше один, забрел в бар, потом в другой. Спустилась ночь, время дерзких мыслей и диких сновидений. Лепра вновь прошел мимо «Фуке». Евы там не было. Патрик увел ее… Куда? Лепра остановил такси, подъехал к своей машине и, пересев в нее, начал объезжать один за другим рестораны и ночные бары… Все безуспешно. Он даже не мог спросить у посыльных, не заходила ли Ева. У него и так был вид обманутого мужа. Очень точное определение. Он вспомнил последний вечер, несчастного пьяного Фожера. «Ну что ж, старина, мы квиты. Правда, я ее ищу… Я еще не сдался… Она держит меня не любовью, нет. Презрением…» Он говорил сам с собой, на полной скорости минуя перекрестки… Пусть он разобьется, но положит конец этому фарсу! Он то погружался в ночной мрак, то вырывался из него, проносясь по улицам, залитым резким светом праздничных залов. Зазывно звучали трубы, цимбалы. Он мчался по опустевшему городу все дальше и дальше, насилуя коробку скоростей. Останавливался. Выпивал. Последний раз он возвратился к машине, уже пошатываясь. «Куда теперь? По отелям?» Он усмехнулся и взглянул на себя в зеркальце: «Глаз не оторвать! Просто красавец!» Он вытащил носовой платок, вытер лицо, потное от усталости. Нащупал ключ от квартиры. «Чудно, я буду ждать ее у нас дома. У нас! Вот умора».

Он устремился назад. Скорость заглушила боль. На часах было два. Она уже наверняка вернулась. Он нажал на тормоза, заехал на тротуар и пулей вылетел из машины. Поднимался, перескакивая через ступеньки. Так быстрее, чем на лифте. Повернул ключ, толкнул дверь. Нет, еще не вернулась. Он зажег свет, медленно прошелся по пустой квартире. И что дальше? Чего он ждет? Разве она не так же свободна, как он? «Но, черт возьми, Ева, не приснилось же мне это! Ты сама сказала, что ты моя жена. Я слышу твой голос: „Я твоя жена!“» Он задыхался, умирал от отчаяния. Зажег в спальне верхний свет, посмотрел на разобранную постель. На ней валялся ее халат. Тут же у кровати стояли домашние туфли, и Лепра уставился на них, словно они могли сами пойти куда-то.

С мягким шумом на площадке остановился лифт. Лепра как зачарованный вышел в прихожую. Еще шаг. В скважине поворачивался ключ. Открылась дверь, и в проеме показался силуэт Евы.

— Ева…

Он говорил и двигался как сомнамбула.

— Ну, — сказала Ева, — что с тобой?

Она не успела поднять руку. Он со всего размаху влепил ей пощечину, она потеряла равновесие и отлетела к стене.

— Кто этот Патрик? Кто?!

Она оттолкнула его, вбежала в спальню и захлопнула за собой дверь. Лепра схватился за ручку и стал колотить в дверь.

— Открой! Открой!

Внезапно силы его иссякли. Он уткнулся лицом в створку двери, ощупывая вслепую возникшее на его пути препятствие.

— Открой, — простонал он. — Я прошу прощения, Ева… Я скотина… Бывают минуты, когда я сам не свой… Вы все сами меня провоцировали… Малыш Лепра… Думали, я не в счет… Открой, мне надо с тобой поговорить.

Он был уверен, что она стоит, прислонившись к двери с той стороны, и не пропускает ни единого его вздоха и стенания.

— Я не хотел ударить тебя, Ева. Я искал тебя всю ночь. Ты была с этим человеком… Ты не можешь понять… у меня, в конце концов, тоже есть самолюбие… Ты слушаешь меня? Я люблю тебя… Я неправильно себя вел с тобой… но мы можем начать все сначала…

Он прислонился к двери всем телом, ему казалось, что он слышит ее дыхание, он вжался в дерево ртом, так что лак прилип к его губам.

— Ева… забудем… все… Будем считать, что мы ненадолго расстались… Не получит Борель никакого письма, вот увидишь… Доверься мне…

Ему надо было спешить, если он хотел удержать ее до конца. Он врастал в дверь грудью, животом, не в силах прошибить ее.

— Позволь мне жить по своему усмотрению. Поверь, я добьюсь успеха… ты мне поможешь… Ева! Ты же не перестанешь любить меня из-за…

На глазах у него навернулись слезы.

— Я не злодей. Я сожалею… обо всем.

Он сполз на колени, потом лег на пол, увидел полоску света под дверью, и ничьей тени не было видно. Никого. Пусто. Он так и остался неподвижно лежать на полу.

Глава 11

На рассвете он ушел, точно воришка. Вернулся домой и метался по комнате, пока усталость не свалила его. Но он не желал ложиться спать, пока не найдет решения. И вообще, было ли оно? Даже Фожер — а уж он-то был посильнее его — искал его напрасно. Он не излечился от Евы. Она все усложняла своей манией обо всем судить и решать, что хорошо, а что плохо. Лепра встал, взглянул на календарь. Четверг. Еще четыре дня, если права Ева. Ну что ж, тем хуже. Она сказала бы: «Жан — никчемный человек». В конце концов, может быть, лучше жить свободным, даже если ты выглядишь никчемным в глазах… Никчемный? Ради бога! Впрочем, не такой уж и никчемный! Он наиграл мелодию, чтобы еще раз убедиться в этом, успокоиться. Потрясающая получилась песенка! И не последняя.

Лепра вынул из кладовки чемодан. Вещей у него было не больше, чем у солдата. Уложить багаж — пара пустяков. Внезапно он заторопился, чтобы быстрее покончить с этим и не думать, не поддаваться мрачным мыслям, сомнениям. Будильник, щетку… Черкнуть два слова Блешу, предупредить его, что заболел… Он одним махом набросал письмо и подписался. Вот и все. Концерта не будет. Страница перевернута. Вот что значит разрыв. Так же легко, как стряхнуть с себя хлебные крошки. В последний раз оглядел комнату. Никаких сожалений? Никаких.

Он схватил чемодан и спустился вниз. В последний раз он ехал в этой маленькой машине. Жаль. В банке он снял со счета все деньги, сложил банкноты. С такой скромной суммой особенно не развернешься, но ведь и раньше в конце месяца он еле сводил концы с концами. Теперь на вокзал. Поезд на Брюссель отходит через сорок пять минут. Он поставил машину, позвонил в гараж, сказал, что машина припаркована во дворе Северного вокзала. Он чуть было не набрал номер Евы, но понял, что все будет потеряно, если снова пуститься в дискуссии. Он выбрал скромный букет и послал ей — так будет лучше. Не стоит подчеркивать момент отъезда. Теперь последнее: он взял билет в один конец и почувствовал себя таким же человеком, как и все остальные. Увидел солнце, пассажиров. Его пронизали флюиды, наполнявшие атмосферу отъезда. Он дрожал всем телом. Места для Евы в нем уже не оставалось. Любовь медленно уходила из него, словно болезнь. Ощущение было настолько новым и необычным, что он даже остановился, прямо посредине холла, и поставил чемодан на пол. Если бы у него хватило духу, он бы ощупал себя. Как человек, упав, поднимается и с удивлением констатирует, что остался цел и невредим… «Ева, — прошептал он ее имя, затем еще раз: — Ева…» Оно уже ничего не пробуждало в нем. Ева. С тем же успехом он мог бы сказать «Жанна» или «Фернанда»… Толпа обтекала его, разделяясь на два потока. Люди обращали на него внимание, видя, как он беззвучно шевелит губами: он рассмеялся, потом смешался с другими пассажирами, направлявшимися к контролю.

Какое счастье — беспечно идти по вагону, выбирая себе купе, попутчиков! Опустить окно, вдохнуть запах металла, пара, дыма. Там, наверху, стрелка легко перепрыгивает с одного деления на другое. Скоро поезд тронется. Вот и все, поехали. Мир пленников остался позади. Свежий ветер дул ему прямо в лицо. Прощай, Ева!